Миди 2 лвл

[emuna12345]

Название: Эндшпиль
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: Endgame by Natasha, запрос отправлен
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/220652
Размер: миди, 4437 слов в оригинале
Источник: Blake’s 7
Пейринг/Персонажи: Керр Эйвон, ОМП, Родж Блейк, Дэва
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Встреченный в лесу на Гауде Прайм незнакомец предложил Эйвону партию в шахматы.
Скачать

– Это точно?
– Запрос сформулирован некорректно. Уточни формулировку.
Эйвон перевел дыхание, вспомнив, что не может себе позволить разломать въедливый компьютер на куски. Ему необходим Орак. Сейчас как никогда ранее.
– Вероятность, Орак. Какова вероятность этого события?
– Если под «этим событием» ты подразумеваешь мое предсказание, произведенное на основании имеющихся данных, то вероятность того, что Федерация обнаружит базу Блейка, возьмет ее штурмом, а сам Блейк будет арестован или погибнет в процессе, равна 99,7 процента.
– Значит, точно, – пробормотал Эйвон.
– В том маловероятном случае, если тебе удастся обнаружить Блейка раньше федеральных сил, последовательность событий может измениться. На данный момент невозможно предсказать, сколько именно стандартных хронологических единиц Федерация потратит на поиски, подставив в уравнение неопределенную временную переменную и твою потенциальную встречу с Блейком, я могу выстроить потенциальное распределение будущих событий, которые способны в конечном итоге привести к двум возможным вариантам. Первый вариант…
– Заткнись, Орак!
Эйвон протянул руку, чтобы вынуть из паза ключ, но остановился, не завершив движения. Он знал, что Орак должен оставаться включенным, чтобы передавать сигнал о помощи.
– Продолжай транслировать сигнал, – вздохнул Эйвон, ощущая, как его охватывает чувство странной опустошенности. Он поставил прозрачный ящик на траву и сел рядом, прислонившись к дереву.
Эйвон знал, конечно, что он не единственный, кто пытается обнаружить след Блейка в бесконечном разнообразии вселенной. Федерация не оставляла надежды разыскать легенду Сопротивления – если верить Ораку, в последние месяцы они удвоили усилия. Довольствоваться тем, что выжил и остался на свободе, и затаиться на позабытой всеми планете? Нет, кто угодно, только не Блейк с его шилом в одном месте! Этот идиот не мог довольствоваться малым и опять начал действовать: собирать ресурсы, создавать армию, все во имя невыполнимой мечты – уничтожить Федерацию! И Федерация заметила его усилия – так огромное животное, внезапно просыпается от комариного зуда. Они обнаружили, что он жив, что он может вернуться, и решили устранить эту угрозу раз и навсегда.
Похоже, что как раз в тот момент, когда Эйвон телепортировался на поверхность Гауды Прайм, события получили новое развитие. Орак не мог сказать с точностью, что именно произошло: донес кто-то из местных или в группу ухитрился внедриться шпион», кто-нибудь из людей Блейка решил перебежать на другую сторону или сработала давно расставленная ловушка. В любом случае, Федерация получила недостающую информацию. Они шли по свежему следу, и Орак пересчитал шансы не в пользу Блейка.
По кронам деревьев пробежал порыв холодного ветра и стих. Невнятные шумы леса повторялись в медленной монотонной последовательности: шелест, треск, щебет, гул. Все эти звуки только усугубляли тишину внутри него и осознание одиночества. Эйвон усмехнулся, вспомнив, как все, что он считал за данность, рухнуло всего за несколько часов. «Скорпион» разрушен, Таррант скорее всего, погиб, остальная команда затерялась где-то в лесу, а Блейк… Блейк скоро будет мертв. Или хуже, чем мертв.
Эйвон помнил, что нет никакой необходимости вести себя иррационально, чтобы доказать… неважно, что именно. Нелогичное поведение снижает продуктивность. Пустая трата драгоценной энергии, которую лучше употребить на размышления, анализ ситуации и действия, способные решить проблему. Если, конечно, логика показывает, что проблема в принципе решаема. Он уже сделал все, что было в его силах: проинструктировал Орака имитировать официальный маяк. Местные поселения должны быть расположены в пределах трансляции, так что рано или поздно кто-нибудь поймает его зов о помощи и придет посмотреть, кто тут голосит на всю планету. Неважно, друг или враг – лучшего шанса раздобыть флайер и отыскать базу Блейка у Эйвона не будет. Теперь остается только ждать и прочесывать местность, в поисках остальных членов команды. Неплохо так же отыскать укрытие на ночь, подумал он, заметив, что наступили сумерки, а новый порыв ветра оказался холоднее предыдущего. Эйвон поднялся и продолжил идти.
Он был уверен, что минуту назад видел над крышей хижины струйку желтоватого дыма, и как можно осторожнее приблизился, держа пистолет наготове. Однако, судя по просевшим стенам, там давно уже никто не жил. Внутри все тоже было разорено: разломанный остов кровати, проржавевшая печь и дырявый дымоход. Каменные плиты вокруг очага почернели, а на окнах плясали под порывами ночного ветра прогнившие тряпки, словно беспомощные духи прошлого. Снаружи, в лесу, все еще смеркалось, но внутри затемненной хижины уже воцарилась ночь. Темнота пахла плесенью, и Эйвон почувствовал, что задыхается.
Внезапный шелест ткани заставил Эйвона вздрогнуть. Он развернулся и направил оружие в сторону, откуда донесся звук. Из-за балки шагнула вперед темная фигура, едва различимая в полумраке.
– Не двигайся! – холодно произнес Эйвон. – Кто ты такой?
– Я безоружен, – спокойно ответил человек, и медленно поднял руки, показывая, что в них ничего нет, – ведь на самом деле вас интересовало именно это.
Не дождавшись ответа, незнакомец добавил:
– Думаю, вы согласитесь, что вопрос: «Кто ты такой?» по сути не имеет смысла, – заметил незнакомец. – Я мог бы назвать вам свое имя и даже предъявить документы, но у вас нет никакой возможности проверить, говорю ли я правду. Даже имея дело с людьми, которых вы хорошо знаете, или думаете, что знаете, нельзя быть уверенным, что они не предадут. В любую минуту они могут изменить свои убеждения и напасть на вас… То, что мы принимаем за подлинную сущность, человека зачастую всего лишь иллюзия. Неспособные приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам цепляются за эту иллюзию и зачастую дорого за это расплачиваются.
Теперь Эйвон смог разглядеть незнакомца: он был худой и высокий, в свободном одеянии из нескольких слоев ткани, закрытом сверху широким плащом. Но лицо человека оставалось в тени, и было невозможно понять, какого цвета его одежда.
– Неплохо сформулировано, – ответил Эйвон, – но я вижу некоторое противоречие. Вы только что прочитали лекцию о вреде доверия, и ждете, что я приму на веру ваши уверения в собственной безвредности?
Незнакомец мягко рассмеялся.
– Ну что вы, так далеко я не загадываю. Я всего лишь сказал, что безоружен. И вы можете сами убедиться, что я не представляю для вас физической угрозы.
Странный человек сделал еще один шаг вперед, оказавшись совсем рядом. Теперь их разделял только низкий деревянный стол, покрытый пылью и какими-то обломками. Не отводя в сторону оружия, Эйвон подошел вплотную и тщательно обыскал незнакомца. Тот оказался настолько тощим, что Эйвон даже засомневался, есть ли под этими слоями одежды плоть, но оружия он там не обнаружил.
По мере того, как его зрение приспосабливалось к полумраку хижины, Эйвон все яснее и яснее видел своего собеседника. Короткие волосы, тронутые сединой, и длинное моложавое лицо, глубоко запавший взгляд, тонкие губы, не урод и не красавец. Совершенно незапоминающиеся черты, если бы не его глаза. Было в них что-то пугающее. Не в форме разреза, или бровях, веках или любой другой части глаза… нет, сами глаза казались неправильными. Стеклянистыми, странно-пустыми, неопределенного цвета. Создавалось впечатление, что они не соответствуют возрасту, словно нечто невообразимо древнее завладело относительно молодым телом и проявляет себя, выглядывая наружу через глаза.
Человек улыбнулся, но взгляд остался безразлично-стеклянным.
– Я правильно понимаю, что вы собираетесь остаться здесь на ночь?
Какое-то мгновение Эйвон был слишком заворожен этим взглядом, чтобы ответить. С одной стороны, он чувствовал, что не решается посмотреть незнакомцу прямо в глаза, с другой, они притягивали его словно магической силой: стоило отвернуться, и он сразу же испытывал непреодолимый соблазн бросить еще один быстрый взгляд.
Пока он продолжал свои наблюдения, незнакомец наклонился и что-то достал из мешка, стоявшего рядом. (Эйвон почему-то не заметил этот мешок раньше). Как оказалось, светильник. Человек включил его и поставил на стол, так, чтобы луч света упал на поверхность. Затем снова опустил руку в мешок и вытащил оттуда старый деревянный ящичек. Открыл его, и Эйвон увидел внутри черные и белые фигуры, тоже из дерева.
– Шахматы? – нахмурился Эйвон.
– Почему бы и нет? – пояснил незнакомец. – Мы оба не настолько глупы, чтобы уснуть в присутствии постороннего человека. Разумеется, мы можем притвориться, что заснули и провести ночь в тревожной бдительности… Но не лучше ли сыграть? Куда более приятный способ провести время.
Он протянул две пешки, предлагая Эйвону выбрать.
– Рад, что вы со мной согласны, – заметил незнакомец, все еще улыбаясь, – доверчивые люди редко проживают долгую жизнь. Белые или черные?

***

Эйвон указал на белую пешку. Не самый очевидный для него выбор, но в шахматах важно выиграть, а не удовлетворить свои цветовые пристрастия. Он не собирался уступать преимущество первого хода только потому, что недолюбливает белый цвет.
Они обыскали хижину и обнаружила два относительно уцелевших стула. Перед тем как начать игру, незнакомец снова залез в мешок и извлек оттуда миску, фляжку и курительную трубку. Он наполнил миску водой из фляжки и присоединил к курительной трубке длинный гибкий шланг. Эйвон распознал наргиле, курительное устройство, которое обычно использовали амагоны. Амагоном незнакомец не был, слишком светлокожий и светловолосый, но очевидно, что он немало путешествовал и познакомился с разными обычаями. Дженна рассказывала, что ей доводилось пару раз курить наргиле, и если использовать хорошо очищенный табак, ощущения скорее приятные. Не наркотическое опьянение, а способ расслабиться и успокоить нервы. И все же, когда незнакомец предложил ему затянуться, Эйвон отказался. Тот лишь хмыкнул, присосался к наконечнику и выдохнул облако желтого дыма. Точно такого же, как тот, что изначально привлек внимание Эйвона к хижине.
Шахматные фигуры выглядели старинными, словно прошли через множество рук, хотя дерево осталось сухим и казалось неподвластным воздействию времени. Эйвон не был профессиональным шахматистом: он знал основные дебюты и комбинации, но играя, по большей части полагался на свои способности к вычислению и логическое мышление. Ему нравились шахматы: сугубо интеллектуальная игра не подразумевала эмоциональной вовлеченности.
Незнакомец, между тем, оказался искусным игроком. Очень быстро Эйвон обнаружил, что тратит все больше и больше времени на обдумывание следующего хода, в то время как его соперник играет с легкостью, передвигает фигуры, почти не задумываясь. Хорошо, что они ничего не поставили на кон, подумал Эйвон, с отвращением предвидя проигрыш. Все в поведении незнакомца заставляло его нервничать: обычно это было его коньком, нервировать равно противников и союзников ледяным спокойствием, создавая давящую атмосферу интеллектуального превосходства. Но странный человек превзошел его и в этом искусстве: проигрывая партию на доске, Эйвон чувствовал, что одновременно с этим уступает и в умении держать лицо.
Кроме того, по ходу игры, Эйвон постепенно начал замечать, что дым все же оказывает наркотическое воздействие. На него. Вопреки тому, что говорила Дженна, желтоватый смог повлиял на него так же, как порой действовали коктейли Вилы: немного кружилась голова, становилось все труднее соблюдать привычную внутреннюю сдержанность. Он подумал, не стоит ли попросить незнакомца оставить трубку, но гордость пересилила. Если Дженна могла курить наргиле без головокружения, если амагоны могут, и если очевидно, что на его противника дым не действует, то с чего бы это Эйвону разваливаться на части? Он ведь даже не вдыхает дым напрямую. Да и окна разбиты, входная дверь висит полуоткрытая на вывернутых петлях. Концентрация вещества не может быть настолько высокой, чтобы вызвать у него опьянение. Это просто воображение. Или усталость.
Наступил момент, когда Эйвон внезапно со всей ясностью осознал, что проиграет. Изучая доску, охватывая взглядом все фигуры и их возможные передвижения, он вдруг понял, что вне зависимости от его будущих решений, от того, какие ходы он предпримет, исход игры уже решен. Незнакомец умело поставил его в положение, из которого не существует выхода.
Эйвон знал, что следует остановить игру и поздравить противника. Но вместо этого, почему-то, с отчаянной решимостью, вопреки здравому смыслу, продолжал играть заведомо проигрышную партию. Что бы там ни курил незнакомец, на Эйвона эта субстанция оказала странный эффект, вынудив избрать совершенно нелогичную линию поведения, чуждую рациональному уму. В нормальном состоянии, зная, что обречен на поражение, он бы ни за что не стал защищать белого короля до самого конца. Он ведь предвидел все ходы, знал, куда пойдет сам и чем ответит противник. Сначала размен коней. Потом ему придется взять черную ладью и дорого заплатить за это, но другого способа избежать мата у него не останется. Затем он принесет в жертву уцелевшего слона, а напоследок – ферзя.
Шах и мат. Как и следовало ожидать. Он протянул руку и осторожным движением опустил на доску белого короля, признавая поражение.
Незнакомец не стал злорадствовать. Вообще никак не отреагировал. Молча выпустил из ноздрей и рта еще несколько струек дыма. Но Эйвон больше не обращал на это внимания. Он продолжал смотреть на поверженного белого короля, окруженного многочисленными черными фигурами, не понимая, почему его вдруг захватила волна боли. Он не мог объяснить эту болезненную эмоцию… или же, не хотел объяснения.
– Вы знаете, что такое эндшпиль? – поинтересовался незнакомец.
Эйвон не потрудился ответить.
– Когда речь идет о шахматах, эндшпиль обозначает финальную стадию игры, когда исход партии уже известен, и вне зависимости от того, какие ходы сделает игрок, он обречен на поражение. Возможно, вы никогда не встречали термин, но очевидно распознали момент, когда наша партия достигла этого состояния. Я знаю, что вы все поняли, было видно по манере игры. В одно мгновение вы осознали, что уже проиграли, но не сдались. Почему?
Эйвон по-прежнему сохранял молчание. Его рука снова упала на доску, и совершенно бессмысленным, иррациональным жестом он прикрыл белого короля ладонью, так, словно все еще мог защитить его.
Он словно бы видит, как хорошо знакомый ему человек неподвижно лежит на земле, лицо – застывшая маска, рубашка – в крови. Кровь стекла по сторонам, расплывшись вокруг тела уродливой темной лужей. А вокруг – затянутые в черное фигуры с ружьями наизготовку, и на какое-то мгновение они тоже кажутся застывшими статуями. Пока один из них не выступает вперед. Пинает лежащего на земле. Тело сдвигается от удара, потом падает обратно. Больше ничего не происходит, но рука, сжимающая винтовку, вытягивается вперед, штурмовик в черной форме чуть наклоняется, так, что почти касается стволом лба своей жертвы. Выстрел.
Но вместо звука выстрела Эйвон слышит свой собственный сдавленный вдох, выныривая из кошмарной иллюзии. Струйка пота стекает по его лицу. Рука все еще сжимает белую шахматную фигуру. Он отрывает взгляд от доски и смотрит незнакомцу в глаза. Пугающие, пустые глаза.

***

– Для вас ведь это была не просто шахматная партия? – уточнил незнакомец. – Похоже, что в вашей жизни так же наступил эндшпиль. Вы ввязались в войну, в которой не можете победить. Пытаетесь спасти человека, которого обречены потерять.
Эйвон слишком сильно наглотался опьяняющего дыма, чтобы хоть что-то ответить. Где-то в самой глубине сознания он понимал, что его отравили. Вместо табака в курильнице было какое-то наркотическое вещество, к которому у незнакомца, очевидно, иммунитет. Но было уже слишком поздно что-либо предпринимать, и в нынешнем состоянии Эйвону было наплевать, в какие игры с ним играет этот человек. Он все еще не мог прийти в себя после вызванной наркотиком галлюцинации. Ужасная картина стояла у него перед глазами, он все никак не мог осознать увиденное. Не хотел признать, что это означает для него лично.
– Простите мне мое любопытство, – продолжал незнакомец, – но вы производите впечатление прагматика и человека с высоким уровнем интеллекта. И в то же время позволили себе ввязаться в совершенно отчаянную и бессмысленную игру. Вы хоть сами понимаете, чего ищете?
– Не что. Кого. Одного человека, – пьяным голосом пробормотал Эйвон, – он не может умереть.
– Вот как. А я-то думал, что это умение присуще нам всем, – с сухой иронией в голосе заметил незнакомец. – Почему-то я не сомневаюсь, что вам довелось повидать немало смертей, так почему же гибель именно этого человека особенно вас беспокоит? Уверен, что в вашем возрасте и с вашим жизненным опытом вы давно уже смирились с неизбежностью смерти. Рано или поздно всем нам суждено умереть. Должно быть, именно поэтому нет незаменимых людей.
– Есть. Всего один, – мягко прошептал Эйвон.

***

– Мат, – сказал Дэва, – Блейк, я опять выиграл. С тобой играть – никакого удовольствия. Ты думаешь о чем угодно, только не об игре.
– Боюсь, что так и есть, – усмехнулся Блейк.
– Ты не сможешь как следует играть, пока не научишься полностью погружаться в то, что происходит на доске!
– В этом и проблема. Мне очень жаль, Дэва, но никак не получается. Я не испытываю особой привязанности к кусочкам пластика на магнитной доске.
– Попробуй использовать воображение. Например, ты можешь представить себе вместо пешек своих людей с этой базы…
Блейк улыбнулся, зная, что Дэва его дразнит.
– Вряд ли у меня получится.
Друзья замолчали, погрузившись в размышления. У метафоры, которую предложил Дэва, было и другое значение.
– Что скажешь? – поинтересовался Дэва, – сколько еще рекрутов, прежде чем можно будет выдвигаться?
– Дело не только в количестве, – задумчиво ответил Блейк.
Дэве он бы ни за что не признался, но был один рекрут, которого Блейк ждал с особенным нетерпением. Если он все-таки соизволит явиться, Блейк почувствует себя готовым двигаться дальше. Дэве он всегда говорил, что не существует незаменимых. Что ж… он лгал.
Он рассеянно сжал в руке пешку, вспоминая о своем последнем рекруте, этой девушке, Арлен. На обратном пути к базе произошло нечто странное. Блейк решил, что стоит рассказать об этом Дэве.
Это случилось, когда девушка упала на землю, он наблюдал, как она зажимает рану, видел, как кровь пачкает ее пальцы, а гримаса боли искажает лицо. В этот момент его первым порывом было забыть обо всех испытаниях и проверках и помочь человеку, испытывающему боль. Но он изображал охотника за головами, бессердечного и холодного. Он направил на девушку оружие и приказал ей встать. А потом отвернулся, чтобы взгляд не выдал его подлинных чувств.
В этот момент ему показалось, что на окраине леса кто-то был: высокий худой человек, в странном наряде, закутанный в широкий плащ. Лицо пришельца скрывал капюшон.
– «Человек из чащи»? Серьезно? – в голосе Дэвы звучал испуг, – ты в самом деле думаешь, что видел его?
– Кого его?
– А, это местная легенда. Здешние уроженцы верят, что он существует. «человек из чащи». Рассказывают, что иногда он выходит навстречу одиноким путникам. Поэтому и не советуют путешествовать по нашим лесам в одиночку. Встретить его считается дурным предзнаменованием. Но если с ним заговорить, будет еще хуже. Понимаешь, он предлагает сделки. Опасные сделки.

***

– Я понимаю, – заверил Эйвона незнакомец, – и если вы так стремитесь защитить этого своего друга, я, возможно, смогу помочь… за определенную плату, разумеется.

***

– Вот только соглашаться на эти сделки нельзя, – с убежденностью в голосе сказал Дэва, – ни в коем случае!

***

– Я знаю, кто вы такой… Эйвон. И знаю, что вы разыскиваете Блейка. И я знаю так же, – продолжил незнакомец в ответ на реакцию Эйвона, – что вы хотели бы выхватить пистолет и пригрозить, что отстрелите мне пару конечностей, если я немедленно не скажу, где скрывается Блейк. Но у вас ничего не получится, потому что наркотик повлиял на вашу моторику. Вы даже не в состоянии вытащить оружие из кобуры.
Правая рука Эйвона бессильно упала вдоль стула, в то время как левой он все еще прикрывал белого короля. Он заставил себя поднять голову и посмотреть в пустые глаза незнакомца. Наркотик повлиял на тело и разум, но не на эмоции. Его чувства были обострены, как никогда.
– Что вам известно? – спросил он, с трудом контролируя движения языка и губ, – что вы можете сделать? И где Блейк?
– Я не могу ответить на ваши вопросы. Не напрямую. Не мой метод. Но я умею перетасовывать ход событий. В какой-то степени. Некоторые ходы на доске можно изменить. Изменения эти будут небольшими. Нельзя ожидать слишком многого. Не все можно исправить. То, что предназначено, произойдет в любом случае. В конце концов, это эндшпиль.
Эйвон с трудом воспринимал речь незнакомца: слова казались расплывчатыми и лишенными смысла. Но его мозг был слишком затуманен, наркотиком, чтобы сомневаться.
– Я должен предупредить его… успеть раньше, чем Федерация.
– Если вы согласны на сделку.
– Но… мой корабль разбился. У меня нет ничего ценного.
– О, я не принимаю оплату кредитами или драгоценностями. То, что я прошу взамен за свои услуги, есть даже у самого нищего бедняка, хотя в наши дни мало кто верит в ее существование. Ее считают иллюзией, – незнакомец выпустил еще больше желтого дыма из наргиле, – потому что не могут разглядеть.

***

– Просто местное суеверие, – продолжал Дэва, – говорят, что если начать с ним беседу, то рано или поздно он выяснит, чего ты хочешь больше всего на свете. А потом предложит тебе это. В обмен на душу.

***

– Мою… ЧТО? – нахмурился Эйвон.
Разумеется, он знал это слово. Его использовали в разговорной речи, но никто не задумывался об изначальном значении этого определения, и о том, какое понятие за ним скрывается.
Он припомнил, что встречал что-то в старых документах, в архиве Центрального купола. Во времена своего студенчества, когда взламывал защитные системы и получал доступ к запрещенной информации просто так, для удовольствия. Душа. Этот термин употреблялся как в религиозных текстах, так и в художественной литературе. Абстрактное понятие, своего рода квинтэссенция того, что представляет собой человек, предположительно бессмертная часть человеческого существа, его внутренний моральный компас, лучшее, что в нем есть. И тому подобный бред времен старого Календаря.
Эйвон вспомнил так же, что ему доводилось слышать и про мифическую фигуру, традиционно занимавшуюся подобными сделками. В памяти всплыли полузабытые стихотворные строчки некого Мильтона, красноречиво воспевшего это существо. Амагоны называли его Шайтан, а на родной планете Гана ходили рассказы про Диаволо и его Бабу, страшную старуху.
Эйвон широко ухмыльнулся в лицо пустоглазой фигуре, отделенной от него шахматной доской.
– Ах, это… Я думал, она давно уже ваша.

***

– Нет. Пока еще нет, – ответил незнакомец, – хотя вы, без всяких сомнений, совершили ряд поступков вызвавших мой интерес. Навели меня на мысль, что вас может заинтересовать сделка. Но ваша душа все еще удерживается… сильной верой, глубочайшей клятвой верности, которую вы отказываетесь признавать на сознательном уровне. Ее сохраняет непоколебимое доверие, которое вы все еще испытываете к одной определенной личности. Дело в том, что в вашей жизни нет никакой определенности. Вы ни во что не верите. Никому не доверяете. За одним единственным исключением.
Эйвона поразили эти слова. Ядовитая дрянь, которой он надышался, позволила ему быть честным с самим собой, пожалуй, честнее, чем когда бы то ни было ранее. Он снова подумал о Блейке. Об этом невозможном идеалисте, о его совершенно иррациональном стремлении спасти всю галактику, о его безумной вере в то, что любой эндшпиль надо играть до конца, и что всегда остается шанс на победу. О его идиотской уверенности, что в каждом человеке есть что-то хорошее, и настойчивой, самоубийственной привычке доверять. О Блейке и его безграничной, непоколебимой вере в то, что все закончится благополучно.
– Понятно, – кивнул он, – то есть, вы заберете последние остатки моей… как вы это назвали… веры и доверия, а взамен подтасуете события таким образом, чтобы я нашел Блейка раньше Федерации?
– В этом заключается сделка.
– И вы гарантируете, что я сумею что-то изменить? Что Федерация до него не доберется? Они не убьют его и не арестуют?
– Федерация не убьет его и не арестует. Обещаю.
– И я должен поверить вам на слово? – ухмыльнулся Эйвон.
– Я никогда не лгу, – со всей серьезностью ответил незнакомец, – просто люди не всегда понимают мою правду.
Эйвон бросил взгляд на свою левую ладонь, все еще прикрывавшую фигуру белого короля. Его душа… взамен на шанс спасти Блейка. Неким извращенным образом эта идея ему даже понравилась. Он улыбнулся.
– Ну что ж… подозреваю, что никто не заметит разницы.

***

Открыв глаза, Эйвон первым делом заметил, что под его рукой ничего нет. Он оторвал голову от низенького стола, за котором заснул, согнувшись в три погибели. Шахматной доски на нем не оказалось. Белый король исчез. Вместе с остальными фигурами.