Макси

[emuna12345]

Название: Дивный новый мир
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: макси, 32703 слова
Источник: Blakes7
Пейринг/Персонажи: Блейк, Слиир, ОЖП, ОМП
Категория: джен, гет
Жанр: драма, социальная фантастика
Рейтинг: R
Краткое содержание: на далекую научно-исследовательскую станцию присылают загадочную посылку от комиссара Слиир.
Примечание: Это приквел к прошлогоднему макси на ФБ "Время собирать". fk-2o13.diary.ru/p191769471.htm
Скачать: rtf, docx, epub

Назойливый сигнал интеркома вырвал Эдну из сна. Давно было пора сменить стандартный звонок на что-нибудь более мелодичное, но все не доходили руки. Она устало протерла глаза и оторвала голову от подушки.
– Что там у вас такое? – на часах светились цифры: три часа ночи.
– Мы получили сигнал с шаттла, мэм. Они запросили срочную медицинскую помощь, прибудут через двадцать минут.
– У нас здесь что, галактический госпиталь?
– Для вас сообщение от комиссара Слиир, мэм.
– Выведите на мою консоль.
– Невозможно. Приказано передать лично. Запись у капитана.
– Сейчас буду.
Женщина раздраженно стукнула по панели, отключая коммуникатор. Что за детские игры в разведчиков и шпионов? Почему Слиир не может просто выйти на связь? Впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден: у записи не спросишь, что происходит с финансированием проекта.
Из шаттла осторожно выгружали криокапсулу, на приборной панели светился красный индикатор – состояние клинической смерти. Пилот убедился, что ценный груз покинул его корабль без дополнительных повреждений, и подошел к встречающим.
– Доктор Эдна Галит?
Странно, незнакомый – обычно к ним прилетал один и тот же утомленный службой экипаж на одном и том же шаттле, знававшем лучшие времена. Но плечи этого пилота украшали белые валики отдела особых операций, а лицо – выражение чрезвычайной важности, свойственное молодым выпускникам летной академии и особистам. Она утвердительно кивнула и протянула руку, пилот вложил в раскрытую ладонь кристалл с записью и развернулся в сторону трапа.
– Погодите! А как же наши поставки? Мы ждем реактивы уже три месяца!
– Мы не занимаемся снабжением, мэм, – с едва уловимым оттенком презрения ответил молодой человек.
Эдна проглотила готовое сорваться с губ уточнение, чем именно занимается особый отдел, и чем, по ее мнению, им стоит заняться. Достаточно пары неосторожных слов, и займутся они ее проектом. С обычным летальным для проекта исходом. Придется ждать, пока комиссар Слиир соблаговолит обратить внимание на сто двадцать пятый по счету запрос и прислать оборудование. Если посчитает нужным. Последний год их финансируют по остаточному принципу, деньги уходят на программу адаптации, чудовищное детище Слиир. С чего бы ей тратить ресурсы на прямо противоположную по смыслу концепцию?
Шаттл прочертил огненную полосу в темном ночном небе и исчез. Дежурный штурмовик сообщил:
– Капсулу доставили в медблок.
– Хорошо. Пусть подключат к стационарному источнику питания и не трогают до утра, – она подкинула вверх кристалл, поймала и сжала его в кулаке.
Если пациента заморозили вовремя, то он подождет, пока она выяснит, чего на этот раз желает комиссар. А замороженному покойнику доктор в любом случае уже ни к чему.
Увы, послание не прояснило ситуацию. Ни имени загадочной бандероли, ни медицинской истории. Вылечить и посадить в одиночку до дальнейших указаний, строгая секретность и все такое прочее. Но даже многолетний опыт чтения между строк не помог разобраться, чего же комиссар хочет на самом деле: чтобы пациент выздоровел или скончался на операционном столе. Складывалось ощущение, что Слиир и сама окончательно не решила. Единственное, что пришло Эдне в голову – этот человек оперативник, который слишком много знает, чтобы жить, но незаменим в своей области, так что и умереть ему не могут позволить.
Эдна вздохнула: лезть во внутреннюю политику особого отдела чревато, но не угодить Слиир еще опасней. Она выключила компьютер и натянула одеяло на голову – если завтра предстоит операция, нужно выспаться. Последние восемь лет хирургические вмешательства она производила исключительно на крысах, причем крысы в процессе подыхали. Слиир выбрала самого надежного доктора, но далеко не самого умелого.
***
Лицо человека, подсоединенного к реанимационному аппарату казалось смутно знакомым, но Эдна не могла вспомнить, где и когда она его видела. Хотя она вряд ли смогла бы забыть уродливый шрам, пересекавший левое веко… Дикость – косметическая хирургия оставалась достижением развитых планет, отдаленные колонии тратили бюджет на более важные для выживания области медицины, или бедность – федеральная медицинская страховка не оплачивала подобные услуги. Судя по грязным тряпкам, некогда бывшим одеждой, скорее второе, а по характеру ранений – первое. В цивилизованных мирах не используют кинетическое оружие. Агент под прикрытием? В любом случае – счастливчик.
Три пули в живот с близкого расстояния – и ухитрился не умереть на месте окончательно и бесповоротно! Впрочем, без криокапсулы даже такого везения хватило бы ненадолго. Болевой шок, кровопотеря, остановка сердца и смерть мозга. Благодаря своевременной заморозке она могла вмешаться на третьем этапе. Оставалось загадкой, сколько времени прошло с момента клинической смерти… если больше пяти минут, то после операции пациента можно будет сажать в землю, а не в камеру – он останется растением. Если меньше – имеет неплохие шансы выкарабкаться.
Пять часов на ногах! Не хирургия, а мелкая штопка! С непривычки ломило пальцы, в горле пересохло, а в глаза словно насыпали песка. Хотя современные инструменты мало напоминали старинные операционные приспособления, Эдна чувствовала себя так, как будто и впрямь провела последние часы, вооружившись ниткой и иголкой, а не лазерным скальпелем. Она отошла на шаг, посмотрела на зеленовато-бледное осунувшееся лицо своего пациента и, подавшись внезапному порыву, приказала сестре:
– Косметический набор.
Лазерная насадка шлифовала нежную кожу века, осторожно срезая омертвевшую ткань, шрам становился все тоньше, превращаясь из грубого рубца в белую полосу, потом в едва заметную нитку. Через полчаса только легкое отличие в цвете кожи напоминало о том, что на этом месте был шрам. Эдна так и не поняла, зачем она это сделала – глаз не был поврежден, рубец никак не влиял на зрение, да и само лицо что со шрамом, что без, не отличалось редкой красотой, которую хочется сохранить чисто из любви к прекрасному. Скорее наоборот – грубые черты, плоские скулы, набрякшие веки, длинный подбородок… и все же, где она видела это лицо? Эдна сняла перчатку и осторожно притронулась к следу от шрама – кожа в этом месте была горячей от лазерной шлифовки, но гладкой на ощупь. Надо подождать, пока он откроет глаза. Тогда она наверняка вспомнит.
***
В столовой было пусто – время ланча уже прошло, а до ужина оставалось еще три часа. Эдна налила себе чашку кофе, вернее, того суррогата, что на внеземных станциях выдают за драгоценный напиток. Натуральный кофе был запрещен к вывозу с Земли, и даже на черном рынке продавали только сухие зерна, сохраняя монополию. С тем же успехом можно было проглотить таблетку синтетического кофеина, но она любила греть руки о теплую керамическую чашку и смотреть в окно. Картина за окном никогда не менялась – все те же стереообои с играющими на зеленой лужайке детьми, и эта стабильность, точно так же, как и привычный терпкий, чуть кисловатый вкус псевдокофе, позволяла поддерживать обманчивое ощущение постоянства.
Можно было не сомневаться, что несмотря на дюжину пустующих столиков, профессор Альгендо поспешит составить ей компанию.
– Я слышал, операция прошла успешно?
– Он не умер у меня на столе, – пожала плечами Эдна, – но пока я не проведу полное обследование, рано загадывать.
– Кто он такой?
– Откуда мне знать? Спросите Слиир, – это уже походило на сознательное оскорбление: несмотря на важную позицию Альгендо, начальником как проекта, так и всей базы, оставалась Эдна, и связь с внешним миром (не считая, разумеется, тайных докладов Альгендо службе безопасности) шла через нее. Но любопытство заставило коллегу проигнорировать намек.
– У нас не так часто случаются подобные… кгм, гости. Поставку оборудования задерживают уже на три месяца, а комиссар Слиир не тот человек, чтобы забыть об оказанной услуге. В наших интересах оправдать ее ожидания, доктор. В чем бы они ни заключались.
– Не хочу вас разочаровывать, профессор, но в случае с комиссаром Слиир никогда не знаешь, что в твоих интересах: оправдать ее ожидания, или же наоборот. Лучше скажите мне, когда будет готов ваш отчет? Я понимаю, что по протоколу у вас полная свобода действий, но первая стадия длится уже полгода.
– Я не могу перейти ко второй стадии раньше, чем все объекты пройдут первую. Некоторые из них испытывают трудности. Хотелось бы верить, что причина затруднений в воздействии среды, а не в генотипе. Но боюсь, что даже самый идеальный эксперимент подразумевает некоторый процент брака.
– Если бы вы поделились своей методологией, я смогла бы ответить на этот вопрос.
– Вы сами согласились, что в целях непредвзятости две стадии исследования не должны пересекаться. Древние задавались вопросом, что первично: воспитание или природа, но не могли разделить два этих воздействия. Мы – можем, и в этом заключается сама суть всего проекта.
– Но я не могу двигаться вперед потому что вы задерживаете данные! Дайте мне хотя бы примерные результаты тестирования, профессор, и я начну проверять генные карты.
– Боюсь, что вам придется подождать еще несколько недель. Зато ничто не будет отвлекать вас от пациента. Разве это не приятно, снова почувствовать себя врачом? Сколько лет вы не практиковали, доктор?
– Столько же, сколько вы не преподавали, профессор!
***
Отставив в сторону внезапно остывший кофе, Эдна отправилась в медблок. Размеренное гудение медицинского оборудования успокаивало нервы, а бессознательный пациент сохранял столь необходимое ей в данный момент молчание. После беседы с Альгендо Эдне всегда хотелось принять душ, словно уважаемый коллега распространял вокруг себя облако едкой слизи. К сожалению, у нее не было выбора: первоклассные специалисты по возрастной педагогике и психологии воздействия работали в центральных мирах, их никакими благами нельзя было заманить в убыточный проект на краю галактики. Не говоря уже о том, что весь список благ укладывался в несколько строчек федерального реестра. У Клерина Альгендо имелось профильное образование, несколько научных статей в заштатных журналах и племянница в администрации президента. Этого хватило, чтобы занять нынешнюю должность несмотря на бета-классификацию.
Со службой безопасности он сотрудничал скорее по велению души, если таковая имелась в глубине обширного тела. Они могли заплатить ему, наградить, но даже госбезопасность не в состоянии превратить бету в альфу, а в научном мире строго следили за соблюдением неписаных правил. Продвижение Альгендо говорило скорее о положении его племянницы, чем о его собственных научных достижениях, но и ее влияния не хватило, чтобы достать ему место получше. Теперь же, со сменой президента, о дальнейшей карьере можно было и вовсе забыть, даже если проект пойдет в производство.
Эдна сидела в кресле, поджав ноги, и раздраженно стучала ногтем по экрану планшета. Статья была почти готова, пятая с начала года, но что толку, если ее нельзя опубликовать? Там, в большом мире проходили конференции, испытывались новые разработки, раздавались гранты. Здесь время застыло, мухой в янтаре. Но на это исследование нельзя было найти частного спонсора, а федеральное финансирование подразумевало высшую степень секретности. Она знала, на что соглашается, но не думала, что будет настолько тяжело выдерживать изоляцию. Президент Севелан лично одобрила проект, по крайней мере именно так Эдне сказали в департаменте, выделяя средства. Средства закончились вместе с президентом. Присматривать за научными проектами покойной Севелан назначили комиссара Слиир, а у той были свои приоритеты. Программа умиротворения приносила плоды здесь и сейчас, комиссар не собиралась тратить деньги на проекты, рассчитанные на несколько поколений.
Внезапный писк монитора вернул ее в реальность. Человек на больничной койке резко сел и тут же упал обратно, заставив датчики взвыть тревожными сигналами. Эдна отложила планшет и подошла к пациенту: он способен на осознанные движения, многообещающее начало.
– Не так быстро, – она поймала затуманенный взгляд черных глаз, и имя само собой всплыло на поверхность, – Блейк.
Даже странно, что она узнала его только сейчас. Несколько лет назад это лицо мелькало на всех государственных визорканалах чаще, чем поп-певцы и прочие молодежные кумиры. Рассказывали даже, будто одна из певичек возмутилась, что лучшее эфирное время достается государственному преступнику. Потом министерство информации спохватилось и запретило даже упоминать это имя. Мысли лихорадочно скакали: почему он здесь? При чем тут Слиир? Зачем секретность, если этот человек возглавляет список разыскиваемых? Во что она вляпалась?!
– Эйвон, – глухой голос с трудом вырывался из пересохшего горла.
– Что? – она чуть не выронила сканнер от неожиданности.
– Где он?
Имя тоже казалось знакомым. Эйвон… Керр Эйвон, номер два в том же самом списке. Но разве он не погиб год назад вместе с их кораблем? Об этом целый месяц кричали по всем каналам. Конец легенды, «Освободитель» разрушен, мятежники уничтожены. По такому поводу про запрет временно забыли. У Блейка травматическая потеря памяти, или покойник не настолько покоен, как утверждают власти?
– Его здесь нет, – мягко ответила она, проводя сканнером над спутанными кудрями. Диаграмма на мониторе укладывалась в нормальные параметры, кислородное голодание не успело затронуть мозг.
– Где он? – Блейк повторил вопрос, более настойчиво.
– Не знаю, – Эдна усмехнулась, – нормальные люди в подобных ситуациях в первую очередь спрашивают: «Где я?»
– Госпиталь? – с каждым словом голос звучал все яснее. Эдна заметила, как он осторожно приподнял руку, словно проверяя степень свободы движений.
– Не совсем. Научно-исследовательская база КХ-12.
– Федерация.
– Самый ее край.
– Я ждал его, – в голосе звучала почти детская обида и недоумение, – все приготовил, даже когда объявили… все равно ждал. Почему? Почему? – если бы пересохшее горло позволило, он бы кричал.
– Я не знаю. Ни вопроса, ни ответа, – Эдна стала в изголовье и положила руки ему на плечи, удерживая от еще одной попытки подняться.
Датчик отреагировал на взлетевшее вверх сердцебиение и увеличил дозу лекарства. Мышцы расслабились под ее пальцами, глаза закрылись. Он снова провалился в сон. Эдна проверила показания, покачала головой – операция прошла успешно, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Следы ранений, изношенность сердечной мышцы… Революционная деятельность не способствует здоровому образу жизни. Пока что – постельный режим, там будет видно. А она воспользуется паузой и выяснит, что же в конце концов происходит.
Начать Эдна решила с официальных каналов. Если знаешь, куда смотреть, то цензура не помеха. Она вернулась к себе в кабинет и запросила новостную ленту за последние трое суток. Долго искать не пришлось. Нужное ей событие возглавляло все выпуски. Перестрелка на Гауде Прайм. Мятежники перебили друг друга из-за вознаграждения. Блестящая операция комиссара Слиир. Родж Блейк и Керр Эйвон мертвы, тела кремированы во избежание возможного противоестественного использования останков террористическими группировками. Проведено расследование предыдущих ошибочных заявлений о гибели преступников, уже названы виновные в фальсификации. Федеральный представитель прибыл на Гауду Прайм, прошение о вступлении в Федерацию удовлетворено, Гауда Прайм открыта для бизнеса и туризма согласно федеральному законодательству.
Слиир повысили до главы департамента внешних отношений, заметная должность для рядового комиссара, можно даже сказать, блестящее продвижение, но Блейк в зале суда стал бы ее пропуском в Верховный Совет, не говоря уже о том, что вознаграждение за живого террориста, если верить базе данных, на два миллиона выше, чем за мертвого. Три миллиона кредитов… достаточно сообщить куда следует, чтобы решить проблему с финансированием и подвести Слиир под трибунал. Почему же комиссар пошла на такой риск? И почему она так уверена, что Эдна не посмеет отступить от назначенной ей в этой игре роли?
Слиир отказалась от интервью с центральным каналом, ограничившись пресс-релизом. Еще одна странность: самое время зарабатывать очки. Эдна закрыла новостной сайт и снова проверила показатели – он будет без сознания еще несколько часов, если не добавлять снотворного, медикаментозный сон перейдет в обычный. Ей надо подумать, стоит ли ввязываться. Время еще есть. Всегда можно сказать, что критический послеоперационный период затянулся, и она молчала, пока не убедилась, что пациент выживет. Или не выживет. Обеспечить второй исход на данном этапе было проще, чем первый. Эдна сморщилась: практикующий или нет, но она все же врач, а не… не кто?
***
Профессор Альгендо с удовлетворением окинул взглядом маленькую классную комнату. Десять подростков, пять юношей, пять девушек, сидели за консолями, с лихорадочной быстротой вводя данные. Они не успевали. Ничего удивительного – они и не могли успеть, об этом он позаботился. Над второй рабочей станцией загорелся зеленый огонек, за две минуты до срока. Странно. Двойка плохо разбиралась в технических дисциплинах. Ее таланты лежали в иных областях. Следующим, за минуту до срока, закончил пятый номер. Остальные опаздывали. Прозвучал сигнал, консоли отключились, Альгендо объявил:
– Двойка и Пятый – ко мне в кабинет. Остальным отработка по стандартной схеме вместо свободного времени. Мне стыдно за вас! Элементарные задания, и вы опять не справились, – он сокрушенно покачал головой и, развернувшись на каблуках, вышел в коридор.
Парень и девушка ждали его в небольшой приемной, примыкавшей к кабинету, стояли по стойке смирно у стены, не глядя друг на друга. Он кивнул Пятому, не преминув заметить, что юноша нервно сглотнул, прежде, чем пройти в дверь. Профессор развернул распечатку и усмехнулся.
– Поздравляю, Пятый! В тебе, как оказалось, скрывался редкий педагогический талант. Всего три дополнительных занятия, и Двойка научилась решать задачи быстрее всех в классе! Невероятный прогресс! Но обычные домашние задания не позволят ей проявить свои таланты в полной мере. Думаю, ей пора пройти тест на четвертый уровень сложности. Прямо сейчас. Надеюсь, она готова. Разочарование окажется весьма болезненным.
– Сэр, прошу вас, не надо. Дайте мне позаниматься с ней хотя бы неделю!
– Зачем? Она ведь уже выполнила задание.
На щеках парня проступили красные пятна.
– Это я.
– Что ты?
– Я решил последнюю задачу и переслал на ее консоль. Она не успевала, сэр.
– Вот как? – на лице Альгендо отобразилось глубочайшее удивление, – разве ты не знаешь, что подобная «помощь» запрещена правилами? Программа рассчитана на раскрытие ваших способностей, каждого из вас, а не отдельных избранных личностей! Твоя благотворительность только приносит вред, теперь мы никогда не узнаем, на что действительно способна Двойка, ты принял решение за нее, лишил ее возможности проявить себя.
– Но она не могла этого сделать, не сейчас! Она старается, но ей нужно время!
– Ты хочешь сказать, что программа не соответствует вашим возможностям? – вкрадчиво поинтересовался профессор.
– Нет, сэр, конечно же нет. Я просто хотел помочь!
– И нарушил правила. Двойка просила тебя о помощи?
– Нет, нет, – он отчаянно замотал головой, – но я знал, что она не справится. Я сам отправил ей задачу, а потом стер протокол, чтобы никто не заметил. Она не просила!
– Однако воспользовалась твоей помощью. Что тоже нарушение правил. Но учитывая, что ты не проявил злого умысла, а ошибся из благих побуждений, я согласен на компромисс. Вы оба заслужили наказание, но я предлагаю тебе выбрать. Либо вы оба проведете по два часа в сенсорной камере, либо наказана будет только Двойка, как спровоцировавшая ситуацию, четыре часа.
– Но она не виновата! Это все я! Я заслужил четыре часа, а не она!
– Мне виднее, кто что заслужил. У тебя одна минута на раздумье, после чего вы оба получите по четыре часа. Ну?
Парень тяжело дышал, грудь подымалась и опускалась, на цифровом табло за спиной Альгендо мигали секунды. В последнее мгновение он глухо произнес:
– По два часа каждому, сэр.
– Правильный выбор. Скажи Двойке, пусть заходит, и отправляйся отбывать наказание.
В глазах девушки стояли слезы, она отчаянно старалась не моргать, чтобы удержать их, но на щеках уже блестели предательские дорожки. Альгендо посмотрел на нее с отеческим укором.
– Как же так, девочка? Мы прилагаем все усилия, чтобы помочь тебе, чтобы ты могла стать лучше, преодолеть свои слабости, а ты что делаешь? Почему ты не решила задачу сама?
Слезы словно только и дожидались его слов, чтобы хлынуть потоком. Сквозь всхлипы можно было разобрать оправдания.
– У меня не получалось, я старалась, слишком сложно, я…
– Ты боялась, что тебя накажут.
– Да, да.
– Но ты ведь знаешь, что только ухудшила свое положение. Наказания – естественная часть образовательного процесса. Вас наказывают не для того, чтобы причинить боль, а для чего?
– Чтобы мы исправились, сэр.
– Совершенно верно. Чтобы вы стремились стать лучше, достигнуть большего. В то время как ложь – преступление. Пятый наивно думал, что помогает тебе, но на самом деле причинил больше вреда, чем пользы. Ты даже не пыталась превзойти себя, приложить усилия! Позволила другому все за себя сделать, – профессор помолчал некоторое время, позволяя девочке выплакаться, подождал, пока рыдания немного утихли, и продолжил, – думаю, что четыре часа в сенсорной камере научат тебя в дальнейшем полагаться только на свои силы.
Двойка замерла в ужасе, на середине всхлипа, Альгендо подошел ближе и положил руку ей на плечо.
– С другой стороны, Пятый виноват в этом печальном инциденте не меньше, а то и больше, чем ты. Он знал, что не должен решать за тебя задачи, даже если его об этом просят. Если бы он соблюдал правила, ты бы просто не решила задачу и отправилась на отработку, а не в сенсорную камеру… Думаю, что будет справедливо предложить тебе выбор, – девочка вздрогнула под его рукой, – либо он отправится в камеру на четыре часа, поскольку его нарушение более серьезно, либо вы разделите вину, и каждый получит по два часа.
Двойка молчала, и он поторопил ее, до боли сжав плечо.
– Давай быстрее, у меня нет времени возиться с тобой остаток дня. Ну?
– Четыре, – еле слышно произнесла она, – четыре ему.
***
Блейк проснулся от холода. По какой-то загадочной причине в лечебных учреждениях, неважно, тюремный это госпиталь или сверкающая стеклом и хромом новенькая больница в альфа-секторе, всегда было холодно. А его еще и знобило. Палата оказалась пуста – ни медиков, ни охраны. Он медленно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, проверяя, как датчики отреагируют на движение, и пытаясь определить, где спрятаны камеры. Никакой реакции. Поднял правую руку, свободную от проводов – по-прежнему тишина. Дотянулся до медицинской консоли, развернул ее к себе, ожидая, что сейчас ворвется охрана, но или за ним не наблюдали вовсе, или не заметили осторожного движения.
По экрану бежали строчки: давление, пульс, какие-то непонятные сокращения и постоянно меняющиеся цифры. Судя по показаниям, он был подключен сразу к дюжине датчиков. Теперь все зависело от того, как составлена программа. Если они транслируют данные в реальном времени на внешний монитор, то сигнал тревоги сработает сразу же, как только он прикоснется к панели управления. Если же они запрограммированы реагировать только на критические изменения показаний, у него есть шанс обесточить систему прежде, чем кто-нибудь заметит неладное.
Эйвон смог бы взломать программу, заставить ее посылать поддельные данные на центральный пульт или закольцевать запись, но если та женщина с длинными пальцами хирурга не солгала, то Эйвона здесь нет. И ему тоже нельзя тут оставаться. Блейк медленно, очень медленно сел на кровати, стараясь дышать, как обычно. Живот тут же пронзила боль, резкая, словно… словно его разрывали на части. Датчики моргнули, но он сумел восстановить дыхание. Из этого положения уже было легко дотянуться до провода.
Ничего не изменилось, консоль осталась под током. Разумеется, это ведь медицинское оборудование, где-то здесь спрятан автономный генератор, а он не в том состоянии, чтобы устроить обыск. Придется рискнуть и влезть в компьютер. Отключать датчики по одному через консоль. Сидеть было тяжело, боль из режущей превратилась в глухую, строчки прыгали и расплывались перед глазами, но все же он справился, не подняв тревогу. Вернее, не подняв ее здесь, у него не было никакой возможности узнать, что происходит в других помещениях, ясно было только одно – нельзя терять ни минуты.
Блейк не хотел сейчас думать ни о прошлом, ни о будущем. Да и не смог бы, даже пожелав. Все силы уходили на то, чтобы сохранить сознание, каждое движение, каждый вздох давался с таким трудом, что ни на что другое его не хватало. Он вырвал из вены тонкую трубочку капельницы, тут же потекла кровь, но он не стал тратить время на поиск пластыря. Нужно торопиться, пока не прошло действие обезболивающего, спрятаться, пока боль еще позволяет передвигаться. То есть, он надеялся, что позволяет.
С третьей попытки ему удалось встать, намертво вцепившись в край койки. Голова кружилась. Слабость от кровопотери. Если в человека всадить три пули, он потеряет много крови… Но об этом он сейчас думать не будет, потом, когда все закончится, тем или иным образом, он все вспомнит и найдет объяснение. А сейчас нужно идти. Стало еще холоднее, но он позволил простыне упасть на пол. Тонкая ткань все равно не добавит тепла, зато может стеснить движения. Будет глупо запутаться в собственном хвосте и свалиться под ноги охранникам. Глупо и обидно. Обиду он тоже оставит на потом.
Первый шаг был самым тяжелым, казалось, что все внутри снова рвется в клочья, второй и третий дались немногим легче, после пятого он перестал считать, выработав ритм: вдох одновременно с движением, потому что и дышать, и идти одинаково больно, выдох, следующий вдох, еще один шаг. Уткнувшись лбом в дверь он немного передохнул, прежде чем приложить ладонь к сенсорному ключу. Где-то в области затылка шевельнулась мысль, что дверь может быть закодирована на отпечатки персонала, но он не успел ее додумать – панель скользнула в сторону, открыв выход в пустой коридор.
Невероятно. Ни одного охранника. Он уже был готов поверить, что из всех федеральных баз ему, каким-то необъяснимым чудом, досталась единственная, на которой не соблюдают стандартные протоколы безопасности. Но и о теории вероятности можно будет подумать потом. Сначала нужно найти выход наружу. Нет, не так. Сперва нужно узнать, что там, снаружи, и можно ли там хотя бы дышать без скафандра. Он не слышал привычного гула, свойственного работающим двигателям космического корабля, ладонь не ощущала едва заметную вибрацию, которую создают генераторы гравитационного поля на станциях. Остается планета или астероид, скорее планета, сила тяжести примерно равна земной. В любом случае, ему нужно укрытие, одежда, оружие, лекарства, но прежде всего – вода. Безумно хотелось пить.
Укрытие… вентиляционная система отпадала сразу – он не смог бы сейчас забраться в шахту, а потом ползти, согнувшись в три погибели, надо найти какое-нибудь техническое помещение, ближе к энергоустановкам, чтобы излучение сбивало с толку внутренние сенсоры. И убраться наконец из казавшегося бесконечным коридора. К сожалению, сенсорные ключи работали только изнутри, снаружи двери закрывались на магнитные замки, а у него не было карточки-пропуска.
Блейк потерял чувство времени, он с равным успехом мог брести по этому коридору как десять минут, так и час, все сливалось перед глазами, и он не сразу понял, что упирается в дверь, перегородившую узкий проход наподобие шлюза. Красный воспрещающий знак заставил его сощуриться и разобрать буквы на табличке: «Экспериментальная зона. Вход только для персонала». Но вопреки грозному предупреждению, замка на двери не оказалось. Даже самого простого. Вместо него рука нащупала старомодную дверную ручку, такие до сих пор сохранились кое-где в колониях, а на Земле их можно было увидеть только в музее доатомной эры. Странно. Подобные знаки обычно шли в комплекте с системой распознавания сетчатки и вооруженными охранниками. Он нажал на ручку и толкнул дверь, она послушно открылась, пропуская его в точно такой же коридор, только выкрашенный в более темный цвет.
По-прежнему тихо и пусто, Блейк продолжил медленно пробираться вперед, пока не оказался на развилке. Он свернул налево и обнаружил просторный холл, в который выходило несколько дверей, на этот раз с обычными сенсорными ключами, но без табличек. Открыл ближайшую, и замер на пороге, оцепенев. Горло сдавила волна страха, заставив на мгновение забыть даже про боль. Вдоль стены стояли узкие кушетки с фиксаторами, наполовину спрятанные в арках-изголовьях. Блейк заставил себя подойти ближе. Это не ментосканнеры, вернее, не те модели, что уничтожают память, вгрызаясь в глубину разума. Эти устройства намного проще, два в одном, дезориентатор и гипномашина. Их используют в реабилитационных центрах для перевоспитания «неблагонадежных» граждан, тех, кому не нужно подсаживать ложную память, а достаточно всего лишь подтолкнуть в правильном направлении. Стандартный образовательный комплекс, сто тридцать тысяч повторений рождают истину.
Сто тридцать тысяч повторений за три часа, когда лишенный ориентиров мозг не в силах понять, что происходит, и единственным якорем, удерживающим от погружения в безумие, остается глубокий, проникновенный голос, полный понимания и сочувствия, повторяющий простые фразы, от которых постепенно становится легче, исчезают всякие сомнения, наступает кристально-чистая ясность. Мягкое средство воздействия, можно даже сказать, гуманное. По сравнению с другими способами.
Дверь в дальнем конце комнаты открывалась в камеру сенсорной депривации. Полная изоляция от внешних стимулов, всеобъемлющее, всеохватывающее ничто, в котором так просто раствориться, перестать существовать. Всего несколько часов небытия, и каждый звук, каждое прикосновение, луч света – все, что является внешним миром, превращается в пытку самим своим существованием. Он помнил, как тяжело было снова осознать себя цельным, разграничить себя и мир после растворения в пустоте.
Приближающийся шум шагов вырвал его из воспоминаний. Взгляд заметался по комнате в поисках укрытия, но он успел только сползти вниз по стене, затаившись за открытой дверью. Один взгляд в его сторону – и все будет кончено. К счастью, вошедший, парень на вид лет шестнадцати в простой серой тунике, не смотрел по сторонам. Он прошел мимо кушеток, остановился на пороге сенсорной камеры, сглотнул нервно, потом разделся, аккуратно сложил одежду на стол, и, втянув столько воздуха, сколько могло поместиться в узкой груди, шагнул внутрь. Дверь закрылась.
Блейк прикусил губу, чтобы сдержать готовый сорваться окрик. Нельзя вмешиваться. Не сейчас. Он подождал, в надежде, что мальчишка одумается, ведь на двери не было замка. Но дверь осталась закрытой, и он заставил себя подняться. На этот раз боль оказалась сильнее, действие лекарств закончилось. На еще одну попытку его не хватит, где сядет, там и останется лежать. Нужно идти дальше. Он заглядывал во все комнаты подряд, но уже не заходил внутрь, все больше и больше убеждаясь, что находится в какой-то разновидности реабилитационного центра. Странной разновидности, такое ощущение, что здешняя администрация никак не могла определиться, что делать с пациентами – учить или пытать, то есть, лечить, если следовать федеральной терминологии. Прекрасно оборудованная классная комната, что сделала бы честь любой земной школе, соседствовала с камерой сенсорной изоляции. Химическая лаборатория с химикатами в свободном доступе плохо сочеталась с крошечным карцером, в котором можно было только стоять, и гипномашинами, а с половины учебных консолей гроздьями свисали электроды. И по-прежнему ни одного замка.
Двери закончились. Надежда найти выход тоже. Нужно было возвращаться на развилку и проверять правый коридор. Идти стало труднее, но в чем-то так было даже лучше. Мысли больше не пытались разбежаться в стороны, воспоминания отступили, теперь он думал только о том, как передвигать ноги, чтобы не запутаться и не упасть. Какая сложная, оказывается, задача, и как это младенцы справляются? Он попытался вспомнить, как, и тут же споткнулся, едва удержавшись на ногах. Не отвлекаться, идти. Он так сосредоточился на движении, что остановился только тогда, когда уперся ладонью во что-то мягкое и услышал тихое: «Ой».
Перед ним стояла девушка, скорее, девочка, лет четырнадцати, в такой же серой тунике, как и тот парень. Она растерянно моргала, наклонив голову на бок, и смотрела на его ладонь, испачканную засохшей кровью. Он с трудом разлепил сухие губы и успел прошептать:
– Не бойся. Пожалуйста, – после чего сполз по стене на пол, понимая, что уже не сможет подняться.
***
Эдна стояла в дверях палаты и смотрела на пустую койку. На полу валялась смятая простыня, отключенные датчики не подавали признаков жизни, шланг капельницы раскачивался в воздухе. Пациент исчез. Первой мыслью было, что его телепортировали, ходили слухи, что на волшебном корабле Блейка был телепорт, но потом она вспомнила, что этого корабля давно уже нет, а самое главное – заметила засохший след крови на стене. Она медленно опустилась в кресло: идиот! Впрочем, она сама не лучше – не выставила охрану. Но кто бы мог подумать, что нужно охранять человека, не успевшего толком отойти от наркоза после пятичасовой полостной операции! Это ж каким нечеловеческим упрямством надо обладать!
Эдна глянула на монитор: с момента отключения прошло два часа. Он не выживет. У любой выносливости есть свои пределы. Потеряет сознание от болевого шока и истечет кровью где-нибудь в коридоре, свежие рубцы не выдержат нагрузки. До чего же мерзко: никто не должен умирать вот так, в темноте и одиночестве, потратив последние мгновения на безжалостную и бессмысленную борьбу с собственным телом, слабостью и болью. Неважно, хороший это человек или плохой, перед смертью все одинаковы.
А если он выживет? Одиночное заключение, ожидание, казнь? Она лечит преступника для того, чтобы его смогли убить тогда, когда это удобно комиссару Слиир? Эдна сжала губы в упрямую линию: медики, работавшие в системе госбезопасности пользовались заслуженным презрением коллег. На них не распространялась проверенная веками, пережившая все войны и катаклизмы профессиональная солидарность медицинского сословия. Их даже не называли врачами, используя вместо этого безликое обозначение «медтехник».
Эдна происходила из медицинской династии – в каждом поколении, как по мужской, так и по женской линии, неизменно обнаруживались врачи, медсестры, фармацевты. Отец шутил, что все начиналось, должно быть, с косматого знахаря в шкурах у костра. Кто-то из них с головой уходил в науку, кто-то погибал на войне, случалось по-разному, но в одном она была уверена – тюремщиков в их роду не было. Порой приходилось дорого расплачиваться за принципиальность... то письмо стоило отцу не только карьеры, но и в конечном итоге – жизни.
А Слиир даже не сомневается, что послушный доктор выполнит все распоряжения, сделает все, как угодно комиссару, даже если комиссар сама еще не знает, чего ей угодно. Прикажут вылечить – вылечит. Не вылечить – не вылечит. Держать под замком – будет держать, скажут отпустить – отпустит. Интересно, допрашивать тоже поручат ей, или госпожа комиссар все же прилетит за своим заказом?
Нет. Раз и навсегда – нет. Пока что она еще не переступила черту. Она сделала то, что должна была сделать в любом случае, то чему ее учили. А дальше… пусть решает сам. В конце концов, это его жизнь. Эдна нажала кнопку тревоги, в глубине души надеясь, что уже поздно.
Надо отметить, что охранники не слишком торопились. За это время можно было бы десять раз погибнуть. Расслабились, ребята, совсем одурели от безделья. Охранять на станции было нечего и некого. Подопытные жили отдельно, с охраной практически не пересекались, методология эксперимента требовала добровольного подчинения правилам. Посетителей у них не бывало вот уже два года, единственная связь с внешним миром – потрепанный шаттл научного отдела, доставлявший оборудование и материалы. Но всем генетическим проектам со времен Евгенических войн автоматически присваивался высший уровень секретности, а высший уровень подразумевал охрану. Эдна ограничилась минимумом, всего одна группа с вечно недовольным командиром отделения, но даже этому минимуму было нечем заняться. До сегодняшнего дня. Сигнал общей тревоги звучал на базе впервые.
Командир молча переводил взгляд с изображения на экране на пустую койку.
– Почему вы сразу не сказали, что это Блейк?! – взревел он наконец. Если бы он знал заранее, да он бы тут сам на пороге ночевал, а в коридоре все отделение разместил!
Эдна приподняла брови и вежливо возразила:
– Вы пропустили выпуск новостей. Блейк мертв. Этот человек просто на него похож.
– Тогда почему мы его ищем?
– Потому что моя задача – сохранить ему жизнь. А для этого послеоперационный период должен протекать под наблюдением лечащего врача.
Командир проглотил возражение – не то чтобы он сильно дорожил нынешним местом службы, но если дело дойдет до разбирательства, то куда лучше быть виноватым в побеге неизвестно кого, случайно похожего на покойного мятежника, чем ответить за исчезновение этого самого мятежника. Тем более, когда в дело замешана Слиир. Пусть дамы сами между собой разбираются, его задача найти пропажу. Если человека только вчера вытащили из криокапсулы, то далеко он на своих двоих не уйдет.
– Мы перекрыли все выходы, выбраться на поверхность он не сможет, – не то, чтобы ему это сильно помогло – все термокостюмы на месте. Он должен быть где-то здесь.
– Используйте датчики тепла, у него наверняка жар, несколько градусов разницы.
– Помехи от генератора. Такую мелочь сенсоры не отловят. Будем искать старым дедовским методом – везде. Предупредите профессора Альгендо, что мы потревожим его птенчиков.
Эдна поморщилась – дюжина штурмовиков, перерывающих все вверх дном плохо вписывалась в тщательно созданную атмосферу эксперимента. С другой стороны – это шанс проверить устойчивость их психики под воздействием стресса.
– Постарайтесь не напугать объекты, – она чуть было не сказала «детей», но вовремя поймала неуместное слово. – Если спросят, скажите им что-нибудь… например, что у вас учения. Я не хочу, чтобы они шарахались от каждой тени.
***
Голоса доносились до него приглушенно, словно сквозь толщу воды.
– Мы не можем его здесь оставить! Нужно позвать охрану!
– И что мы им скажем? Что нашли его в коридоре? Сама подумай, Двойка, как он мог туда попасть? Не с неба же он свалился! Это тест!
– Даже если тест, откуда ты знаешь, что нужно сделать, чтобы его пройти? Может, как раз и надо сказать профессору!
– Но это же нелогично! Тесты всегда проверяют наши способности. Как мы справляемся с задачами, а не другие люди. Передать его охранникам – значит переложить ответственность на других. Мы должны помочь ему сами.
– Ты же не доктор, Третий, никто из нас не умеет лечить! Он тут просто умрет, и если это тест, то мы провалимся. А такого теста быть не может, чтобы кто-то по-настоящему умер.
– Значит, мы способны найти способ его вылечить.
– Или он только кажется больным, – вступил в разговор новый голос, тоже девичий, настороженный. С каждым словом он слышал все яснее и яснее, словно всплывал на поверхность из глубины.
Блейк открыл глаза: он лежал на стопке одеял, постеленных на полу, но не там, где упал, а в маленьком помещении, заставленном ящиками. Дышать по-прежнему было больно, горло сжимала тошнота, но он определенно был жив. Все еще. Под потолком тускло мерцала лампа, и он смог рассмотреть спорщиков. Они так увлеклись, что не заметили, как он очнулся.
Дети. Пятеро: два мальчика, три девочки. Никому из них он не дал бы больше шестнадцати. Бледная кожа, свойственная жителям куполов, тонкая кость, все одеты в одинаковые серые туники, все чем-то неуловимо похожи друг на друга. Не так сильно, как братья и сестры, скорее, как члены одного племени, или жители одной и той же изолированной местности, где все друг другу родня.
– Да на нем живого места нет, – возразил парень, вроде бы, это его называли Третьим. Неужели у них нет нормальных имен?
Блейк попытался заговорить, но зашелся в кашле. Над ним наклонилась та самая девочка, которую он встретил в коридоре. Она тихо спросила:
– Хочешь пить?
Он сумел кивнуть, и она поднесла стакан к его губам. Глотать оказалось еще больнее, чем дышать, но вода временно разогнала туман, мешавший мыслить. Он не знал, сколько времени прошло с момента побега, но его наверняка уже ищут. И найдут, если он останется на территории базы.
– Спасибо за помощь. Но я должен идти дальше. Вы можете показать мне выход?
– Выход? – растеряно переспросила девушка. – Куда?
– Наружу.
– Но никакого выхода нет. Мы здесь живем.
– Где это – здесь?
Девочка на секунду задумалась, словно само понятие «здесь» не нуждалось в дальнейших определениях, но все же попыталась разъяснить.
– Это исследовательский комплекс, его специально построили для нас, чтобы изучать, на что мы способны.
– Вы знаете, где этот комплекс находится? – изучают… еще одна лаборатория с людьми в качестве подопытных зверюшек. Что они делают с этими детьми? На мутоидные модификации непохоже: он не заметил никаких внешних отличий, но это еще ни о чем не говорило. Они могли сохранять человеческое подобие и быть при этом большими нелюдями, чем андромедяне, – что там, снаружи?
– Холодно, много снега. Туда нельзя без термокостюмов. Мы один раз выходили, взять пробы почвы для проекта по геологии. Седьмой порвал рукав и обморозил руку.
Холодно и много снега. Безнадежно. Даже если украсть костюм. Подобные лаборатории обычно размещают в уединенных местах. Он вспомнил, что та женщина назвала базу КХ-12. Классификация «КХ», второй десяток – информация медленно всплывала на поверхность – значит, планета условно М-класса, или космическая станция. Корабль. Ему нужен корабль, он ведь каким-то образом попал сюда, это не Гауда Прайм.
Дверь в каморку раскрылась, и на пороге появилась еще одна девочка, чуть повыше, чем «Двойка» но с точно такими же ореховыми глазами.
– Охранники! – выдохнула она. – Они все обыскивают! Пятого вытащили из камеры, прямо на свет! Он так кричал… Что им тут надо? Двойка, это опять твои штучки? Тебе мало, что его на четыре часа посадили, ты хочешь нас всех подставить?
– Я не виновата! – оправдывалась Двойка. – Я хотела решить задачу! Я не просила, я только сказала, что не успеваю!
– Хватит врать, «не просила» она! А то ты не знала, что он тебе поможет!
– Да причем тут задача?! – вмешался парень. – Двойка, Четверка, прекратите! Нам надо решить, что делать. Если пришли охранники, это точно тест. Я думаю, что на поведение в стрессовых ситуациях. Нужно успокоиться и все обдумать.
– Не похоже на профессора, – уже с некоторой неуверенностью отозвалась Двойка, – он обычно не так делает. Разве что… может быть, это доктор Галит? Помните, она говорила, во время последнего осмотра, что ее не интересуют наши успехи, обучением занимается профессор, а ей нужно знать, какие у нас недостатки.
Четверка кивнула.
– Да, чтобы усовершенствовать следующую партию. Поэтому она рассердилась на Пятого, когда он не сказал про головную боль.
Девушки замолчали, и Блейк наконец смог вмешаться.
– Это не тест. Вы тут вообще не при чем. И ваша доктор тоже. Вы должны привести сюда охрану, до того, как они придут сами, – дети явно не понимали, во что ввязались, и он только надеялся, что еще не поздно оставить их в стороне.
Помощи, что они ему уже оказали, было вполне достаточно, чтобы попасть под закон о преступном содействии. Начальству понадобится виноватый, даже если побег и оказался неудачным, штурмовики плевать хотели на все эксперименты вместе взятые, с них станется застрелить детей на месте, а потом предъявить их тела как погибших сообщников. Создадут заговор на ровном месте, спасая свои шкуры. Но если они его выдадут, есть шанс, что здешнее руководство побережет ценные объекты, раз следующая партия пока что в разработке, и замнет дело.
Третий упрямо возразил:
– Если вы являетесь частью теста, то логично предположить, что вы будете отрицать свое участие, чтобы смутить нас и помешать нам найти правильное решение задачи, – он продолжил, повернувшись к своим товарищам, – исходя из этических правил, действительных в человеческом сообществе, я считаю, что мы должны оказать ему медицинскую помощь в силу своих возможностей и только потом сообщить профессору Альгендо.
Блейк попытался вложить в голос всю оставшуюся у него способность к убеждению, понимая, что в нынешнем состоянии он звучит не слишком внушительно.
– Вас убьют, если поймают! Без всякой этики! Расстреляют на месте!
Третий хотел что-то возразить, но Четверка кивнула.
– Вон, Пятый уже помог, и что он за свою помощь получил? Какая этика, какое сообщество? Мы же не люди! Это не наши правила! – она оттолкнула стоящего у двери Третьего и выбежала прочь. Оставшиеся в комнате подростки растерянно переглядывались.
***
Эдна изучала показания сканнера: внутреннее кровотечение в трех местах. Все надо начинать сначала. Она повернулась к штурмовикам, стоявшим по обе стороны двери.
– Вы свободны.
– Но, доктор Галит, мэм! Этот человек опасен.
– В таком состоянии? С тем же успехом вы можете подпирать дверь с той стороны. Здесь вы мне только мешаете.
Охранники нехотя повиновались. Эдна подождала, пока за ними закроется дверь, отложила сканнер, достала из ящика инъектор и подошла вплотную к своему пациенту. Он выглядел еще хуже, чем до операции, в темных глазах горел жар, цвет лица по контрасту казался пугающе белым. Она заговорила, стараясь сохранить в голосе профессиональную отстраненность.
– По закону на заключенных не распространяются обычные правила медицинской этики. Мне приказали сохранить вам жизнь. Я это сделала. Похоже, что зря. Жить вы явно не хотите, но и умереть толком не можете. Характер такой, ничего не доводить до конца! – в голосе начало пробиваться раздражение. Вот только на кого же она злится на самом деле: на Слиир, на Блейка или на саму себя?
Она подняла на просвет инъектор. Блейк как завороженный проследил за ее движением, словно не в силах отвести взгляд от бледной-зеленой жидкости.
– Теперь я должна починить повреждения. Но на этот раз решайте сами, чем закончится операция. Мне все равно, какую форму заполнять.
Эдна замолчала, ожидая ответа, и она могла поклясться, что в пылающем взгляде человека, прикованного к койке, промелькнула искра интереса.
– И что вы сделаете, если я соглашусь? – он говорил тихо, с трудом выталкивая слова из немеющих губ, повернув голову так, чтобы видеть ее лицо.
– Сделаю укол, – ответила она, заставив голос не дрогнуть.
– Вряд ли. Это ведь не попытка предоставить выбор. Это попытка выбора лишить. Технически вам не нужно мое согласие. Куда я отсюда денусь? – он резко поднял руку, и фиксатор врезался в кожу. – На крайний случай есть та же самая криокапсула. Но если я соглашусь на лечение, я тем самым соглашусь и на все это. Сниму с вас груз, вы ведь врач, доктор Галит, ученый, а не тюремщик. Неприятно пачкать руки, хочется обратно, в уютный мир чистой науки! Ставить опыты на детях. Ведь вы этим занимаетесь, если я правильно расслышал. Или вы только лечите их после пыток? Готовите для новых экспериментов, пока не поспеет другая партия. А потом сделаете им тот же самый укол. Только уже не спрашивая! – голос крепнул с каждым словом.
Эдна невольно отпрянула под этим напором. Откуда в израненном теле взялась подобная сила? И о чем он вообще говорит?! Какие пытки? Какие опыты, что он мог увидеть за эти два часа, что понять? Как он смеет осуждать дело всей ее жизни?!
– О, да! Я должна этот груз на себя взять! Потому что Родж Блейк играет в героя! И ему плевать, кого волна героизма утянет на дно! Я не хочу. Ни убивать, ни спасать!
Он ответил гораздо мягче, пожалуй даже виновато.
– Я понимаю. Но у вас есть возможность выбирать. А у этих детей нет, – он, казалось, забыл, что истекает кровью.
Эдна сжала ампулу так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Да при чем тут дети! – она прикусила губу, осознав, что впервые назвала их так вслух. – С ними все в порядке! Это исследовательская программа, им не причиняют вреда, просто обучают.
На мониторе загорелся красный сигнал. Проклятье! Она растерянно переводила взгляд с его лица на монитор и обратно. Если не начать операцию прямо сейчас… Инъектор полетел в сторону. Она не блефовала, нет, в какой-то момент она действительно верила, что сможет сделать укол. Но этот момент прошел. Вместе со злостью. Пальцы нащупывали почти неразличимую вену, в голове прокручивалась последовательность действий: стабилизация, наркоз… когда она услышала его голос.
– Докажите, что я неправ, доктор Галит, – он особенно выделил «доктор», – я буду рад ошибиться. Как никогда рад.

Продолжение в комментариях