emuna12345

Визитка:
Профайлы персонажей B7

Драбблы 2 лвл:
Улыбка капитана Ханта по Андромеде
Кто-то
Скорость освобождения перевод
Разговор на двоих: Севелан и Джек Харкнесс перевод

Мини 2 лвл:
Сказка на ночь

Миди 2 лвл:
Поколение, достигшее цели
Восходящая звезда перевод
Технорадио перевод по Звездным Войнам
Эндшпиль перевод

Мини 3 лвл:
Огненный круг перевод

Миди 3 лвл:
Восьмая заповедь

Макси:
Новый мир


Kerr Avon
В случаях, когда приведен и английский текст, автор переводил собственные фики.

Визитка:
Статья о сериале Blake's 7

Драбблы 2 лвл:
Лёд и пламень перевод по Стар Треку
Что имеем... перевод
После того дня перевод
Некуда податься перевод
Да, всё тихо перевод
Меньшее зло
Дитя двух миров перевод по Стар Треку
Коварное сокровище Сигнуса перевод

Клипы 2 лвл:
Молитва
Бандито
Первым делом
Дождливым вечером
Свободная Федерация
Влюбленный кардинал
Четверо
Туманность Андромеды


Мини 2 лвл:
Те, кто выжил перевод
Надежда умирает последней

Челлендж 2 лвл:
По личным причинам автор не хочет выкладывать видеофик, так что только сам текст.
Автопилот перевод

Миди 2 лвл:
Альбатрос перевод
Солнцестояние перевод

Драбблы 3 лвл:
Непокорная голова

Коллажи 3 лвл:
I've found him
Merry Christmas and Happy Gauda Prime Day!

Клипы 3 лвл:
Знать бы загодя
Blake's Seven Little Indians
Линия крови

Клип на спецквест:
Двойная мораль

Бонусный и внеконкурсный клипы:
Римский профиль
Какой мужчина

Lileo

Мини 2 лвл:
Я снова и снова вижу тебя перевод
Ливень перевод

Драбблы 3 лвл:
Сны перевод

Также Lileo выкладывала работы по дневникам и пилила деанон.

---

Макси

Название: Дивный новый мир
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: макси, 32703 слова
Источник: Blakes7
Пейринг/Персонажи: Блейк, Слиир, ОЖП, ОМП
Категория: джен, гет
Жанр: драма, социальная фантастика
Рейтинг: R
Краткое содержание: на далекую научно-исследовательскую станцию присылают загадочную посылку от комиссара Слиир.
Примечание: Это приквел к прошлогоднему макси на ФБ "Время собирать". fk-2o13.diary.ru/p191769471.htm
Скачать: rtf, docx, epub

Назойливый сигнал интеркома вырвал Эдну из сна. Давно было пора сменить стандартный звонок на что-нибудь более мелодичное, но все не доходили руки. Она устало протерла глаза и оторвала голову от подушки.
– Что там у вас такое? – на часах светились цифры: три часа ночи.
– Мы получили сигнал с шаттла, мэм. Они запросили срочную медицинскую помощь, прибудут через двадцать минут.
– У нас здесь что, галактический госпиталь?
– Для вас сообщение от комиссара Слиир, мэм.
– Выведите на мою консоль.
– Невозможно. Приказано передать лично. Запись у капитана.
– Сейчас буду.
Женщина раздраженно стукнула по панели, отключая коммуникатор. Что за детские игры в разведчиков и шпионов? Почему Слиир не может просто выйти на связь? Впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден: у записи не спросишь, что происходит с финансированием проекта.
Из шаттла осторожно выгружали криокапсулу, на приборной панели светился красный индикатор – состояние клинической смерти. Пилот убедился, что ценный груз покинул его корабль без дополнительных повреждений, и подошел к встречающим.
– Доктор Эдна Галит?
Странно, незнакомый – обычно к ним прилетал один и тот же утомленный службой экипаж на одном и том же шаттле, знававшем лучшие времена. Но плечи этого пилота украшали белые валики отдела особых операций, а лицо – выражение чрезвычайной важности, свойственное молодым выпускникам летной академии и особистам. Она утвердительно кивнула и протянула руку, пилот вложил в раскрытую ладонь кристалл с записью и развернулся в сторону трапа.
– Погодите! А как же наши поставки? Мы ждем реактивы уже три месяца!
– Мы не занимаемся снабжением, мэм, – с едва уловимым оттенком презрения ответил молодой человек.
Эдна проглотила готовое сорваться с губ уточнение, чем именно занимается особый отдел, и чем, по ее мнению, им стоит заняться. Достаточно пары неосторожных слов, и займутся они ее проектом. С обычным летальным для проекта исходом. Придется ждать, пока комиссар Слиир соблаговолит обратить внимание на сто двадцать пятый по счету запрос и прислать оборудование. Если посчитает нужным. Последний год их финансируют по остаточному принципу, деньги уходят на программу адаптации, чудовищное детище Слиир. С чего бы ей тратить ресурсы на прямо противоположную по смыслу концепцию?
Шаттл прочертил огненную полосу в темном ночном небе и исчез. Дежурный штурмовик сообщил:
– Капсулу доставили в медблок.
– Хорошо. Пусть подключат к стационарному источнику питания и не трогают до утра, – она подкинула вверх кристалл, поймала и сжала его в кулаке.
Если пациента заморозили вовремя, то он подождет, пока она выяснит, чего на этот раз желает комиссар. А замороженному покойнику доктор в любом случае уже ни к чему.
Увы, послание не прояснило ситуацию. Ни имени загадочной бандероли, ни медицинской истории. Вылечить и посадить в одиночку до дальнейших указаний, строгая секретность и все такое прочее. Но даже многолетний опыт чтения между строк не помог разобраться, чего же комиссар хочет на самом деле: чтобы пациент выздоровел или скончался на операционном столе. Складывалось ощущение, что Слиир и сама окончательно не решила. Единственное, что пришло Эдне в голову – этот человек оперативник, который слишком много знает, чтобы жить, но незаменим в своей области, так что и умереть ему не могут позволить.
Эдна вздохнула: лезть во внутреннюю политику особого отдела чревато, но не угодить Слиир еще опасней. Она выключила компьютер и натянула одеяло на голову – если завтра предстоит операция, нужно выспаться. Последние восемь лет хирургические вмешательства она производила исключительно на крысах, причем крысы в процессе подыхали. Слиир выбрала самого надежного доктора, но далеко не самого умелого.
***
Лицо человека, подсоединенного к реанимационному аппарату казалось смутно знакомым, но Эдна не могла вспомнить, где и когда она его видела. Хотя она вряд ли смогла бы забыть уродливый шрам, пересекавший левое веко… Дикость – косметическая хирургия оставалась достижением развитых планет, отдаленные колонии тратили бюджет на более важные для выживания области медицины, или бедность – федеральная медицинская страховка не оплачивала подобные услуги. Судя по грязным тряпкам, некогда бывшим одеждой, скорее второе, а по характеру ранений – первое. В цивилизованных мирах не используют кинетическое оружие. Агент под прикрытием? В любом случае – счастливчик.
Три пули в живот с близкого расстояния – и ухитрился не умереть на месте окончательно и бесповоротно! Впрочем, без криокапсулы даже такого везения хватило бы ненадолго. Болевой шок, кровопотеря, остановка сердца и смерть мозга. Благодаря своевременной заморозке она могла вмешаться на третьем этапе. Оставалось загадкой, сколько времени прошло с момента клинической смерти… если больше пяти минут, то после операции пациента можно будет сажать в землю, а не в камеру – он останется растением. Если меньше – имеет неплохие шансы выкарабкаться.
Пять часов на ногах! Не хирургия, а мелкая штопка! С непривычки ломило пальцы, в горле пересохло, а в глаза словно насыпали песка. Хотя современные инструменты мало напоминали старинные операционные приспособления, Эдна чувствовала себя так, как будто и впрямь провела последние часы, вооружившись ниткой и иголкой, а не лазерным скальпелем. Она отошла на шаг, посмотрела на зеленовато-бледное осунувшееся лицо своего пациента и, подавшись внезапному порыву, приказала сестре:
– Косметический набор.
Лазерная насадка шлифовала нежную кожу века, осторожно срезая омертвевшую ткань, шрам становился все тоньше, превращаясь из грубого рубца в белую полосу, потом в едва заметную нитку. Через полчаса только легкое отличие в цвете кожи напоминало о том, что на этом месте был шрам. Эдна так и не поняла, зачем она это сделала – глаз не был поврежден, рубец никак не влиял на зрение, да и само лицо что со шрамом, что без, не отличалось редкой красотой, которую хочется сохранить чисто из любви к прекрасному. Скорее наоборот – грубые черты, плоские скулы, набрякшие веки, длинный подбородок… и все же, где она видела это лицо? Эдна сняла перчатку и осторожно притронулась к следу от шрама – кожа в этом месте была горячей от лазерной шлифовки, но гладкой на ощупь. Надо подождать, пока он откроет глаза. Тогда она наверняка вспомнит.
***
В столовой было пусто – время ланча уже прошло, а до ужина оставалось еще три часа. Эдна налила себе чашку кофе, вернее, того суррогата, что на внеземных станциях выдают за драгоценный напиток. Натуральный кофе был запрещен к вывозу с Земли, и даже на черном рынке продавали только сухие зерна, сохраняя монополию. С тем же успехом можно было проглотить таблетку синтетического кофеина, но она любила греть руки о теплую керамическую чашку и смотреть в окно. Картина за окном никогда не менялась – все те же стереообои с играющими на зеленой лужайке детьми, и эта стабильность, точно так же, как и привычный терпкий, чуть кисловатый вкус псевдокофе, позволяла поддерживать обманчивое ощущение постоянства.
Можно было не сомневаться, что несмотря на дюжину пустующих столиков, профессор Альгендо поспешит составить ей компанию.
– Я слышал, операция прошла успешно?
– Он не умер у меня на столе, – пожала плечами Эдна, – но пока я не проведу полное обследование, рано загадывать.
– Кто он такой?
– Откуда мне знать? Спросите Слиир, – это уже походило на сознательное оскорбление: несмотря на важную позицию Альгендо, начальником как проекта, так и всей базы, оставалась Эдна, и связь с внешним миром (не считая, разумеется, тайных докладов Альгендо службе безопасности) шла через нее. Но любопытство заставило коллегу проигнорировать намек.
– У нас не так часто случаются подобные… кгм, гости. Поставку оборудования задерживают уже на три месяца, а комиссар Слиир не тот человек, чтобы забыть об оказанной услуге. В наших интересах оправдать ее ожидания, доктор. В чем бы они ни заключались.
– Не хочу вас разочаровывать, профессор, но в случае с комиссаром Слиир никогда не знаешь, что в твоих интересах: оправдать ее ожидания, или же наоборот. Лучше скажите мне, когда будет готов ваш отчет? Я понимаю, что по протоколу у вас полная свобода действий, но первая стадия длится уже полгода.
– Я не могу перейти ко второй стадии раньше, чем все объекты пройдут первую. Некоторые из них испытывают трудности. Хотелось бы верить, что причина затруднений в воздействии среды, а не в генотипе. Но боюсь, что даже самый идеальный эксперимент подразумевает некоторый процент брака.
– Если бы вы поделились своей методологией, я смогла бы ответить на этот вопрос.
– Вы сами согласились, что в целях непредвзятости две стадии исследования не должны пересекаться. Древние задавались вопросом, что первично: воспитание или природа, но не могли разделить два этих воздействия. Мы – можем, и в этом заключается сама суть всего проекта.
– Но я не могу двигаться вперед потому что вы задерживаете данные! Дайте мне хотя бы примерные результаты тестирования, профессор, и я начну проверять генные карты.
– Боюсь, что вам придется подождать еще несколько недель. Зато ничто не будет отвлекать вас от пациента. Разве это не приятно, снова почувствовать себя врачом? Сколько лет вы не практиковали, доктор?
– Столько же, сколько вы не преподавали, профессор!
***
Отставив в сторону внезапно остывший кофе, Эдна отправилась в медблок. Размеренное гудение медицинского оборудования успокаивало нервы, а бессознательный пациент сохранял столь необходимое ей в данный момент молчание. После беседы с Альгендо Эдне всегда хотелось принять душ, словно уважаемый коллега распространял вокруг себя облако едкой слизи. К сожалению, у нее не было выбора: первоклассные специалисты по возрастной педагогике и психологии воздействия работали в центральных мирах, их никакими благами нельзя было заманить в убыточный проект на краю галактики. Не говоря уже о том, что весь список благ укладывался в несколько строчек федерального реестра. У Клерина Альгендо имелось профильное образование, несколько научных статей в заштатных журналах и племянница в администрации президента. Этого хватило, чтобы занять нынешнюю должность несмотря на бета-классификацию.
Со службой безопасности он сотрудничал скорее по велению души, если таковая имелась в глубине обширного тела. Они могли заплатить ему, наградить, но даже госбезопасность не в состоянии превратить бету в альфу, а в научном мире строго следили за соблюдением неписаных правил. Продвижение Альгендо говорило скорее о положении его племянницы, чем о его собственных научных достижениях, но и ее влияния не хватило, чтобы достать ему место получше. Теперь же, со сменой президента, о дальнейшей карьере можно было и вовсе забыть, даже если проект пойдет в производство.
Эдна сидела в кресле, поджав ноги, и раздраженно стучала ногтем по экрану планшета. Статья была почти готова, пятая с начала года, но что толку, если ее нельзя опубликовать? Там, в большом мире проходили конференции, испытывались новые разработки, раздавались гранты. Здесь время застыло, мухой в янтаре. Но на это исследование нельзя было найти частного спонсора, а федеральное финансирование подразумевало высшую степень секретности. Она знала, на что соглашается, но не думала, что будет настолько тяжело выдерживать изоляцию. Президент Севелан лично одобрила проект, по крайней мере именно так Эдне сказали в департаменте, выделяя средства. Средства закончились вместе с президентом. Присматривать за научными проектами покойной Севелан назначили комиссара Слиир, а у той были свои приоритеты. Программа умиротворения приносила плоды здесь и сейчас, комиссар не собиралась тратить деньги на проекты, рассчитанные на несколько поколений.
Внезапный писк монитора вернул ее в реальность. Человек на больничной койке резко сел и тут же упал обратно, заставив датчики взвыть тревожными сигналами. Эдна отложила планшет и подошла к пациенту: он способен на осознанные движения, многообещающее начало.
– Не так быстро, – она поймала затуманенный взгляд черных глаз, и имя само собой всплыло на поверхность, – Блейк.
Даже странно, что она узнала его только сейчас. Несколько лет назад это лицо мелькало на всех государственных визорканалах чаще, чем поп-певцы и прочие молодежные кумиры. Рассказывали даже, будто одна из певичек возмутилась, что лучшее эфирное время достается государственному преступнику. Потом министерство информации спохватилось и запретило даже упоминать это имя. Мысли лихорадочно скакали: почему он здесь? При чем тут Слиир? Зачем секретность, если этот человек возглавляет список разыскиваемых? Во что она вляпалась?!
– Эйвон, – глухой голос с трудом вырывался из пересохшего горла.
– Что? – она чуть не выронила сканнер от неожиданности.
– Где он?
Имя тоже казалось знакомым. Эйвон… Керр Эйвон, номер два в том же самом списке. Но разве он не погиб год назад вместе с их кораблем? Об этом целый месяц кричали по всем каналам. Конец легенды, «Освободитель» разрушен, мятежники уничтожены. По такому поводу про запрет временно забыли. У Блейка травматическая потеря памяти, или покойник не настолько покоен, как утверждают власти?
– Его здесь нет, – мягко ответила она, проводя сканнером над спутанными кудрями. Диаграмма на мониторе укладывалась в нормальные параметры, кислородное голодание не успело затронуть мозг.
– Где он? – Блейк повторил вопрос, более настойчиво.
– Не знаю, – Эдна усмехнулась, – нормальные люди в подобных ситуациях в первую очередь спрашивают: «Где я?»
– Госпиталь? – с каждым словом голос звучал все яснее. Эдна заметила, как он осторожно приподнял руку, словно проверяя степень свободы движений.
– Не совсем. Научно-исследовательская база КХ-12.
– Федерация.
– Самый ее край.
– Я ждал его, – в голосе звучала почти детская обида и недоумение, – все приготовил, даже когда объявили… все равно ждал. Почему? Почему? – если бы пересохшее горло позволило, он бы кричал.
– Я не знаю. Ни вопроса, ни ответа, – Эдна стала в изголовье и положила руки ему на плечи, удерживая от еще одной попытки подняться.
Датчик отреагировал на взлетевшее вверх сердцебиение и увеличил дозу лекарства. Мышцы расслабились под ее пальцами, глаза закрылись. Он снова провалился в сон. Эдна проверила показания, покачала головой – операция прошла успешно, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Следы ранений, изношенность сердечной мышцы… Революционная деятельность не способствует здоровому образу жизни. Пока что – постельный режим, там будет видно. А она воспользуется паузой и выяснит, что же в конце концов происходит.
Начать Эдна решила с официальных каналов. Если знаешь, куда смотреть, то цензура не помеха. Она вернулась к себе в кабинет и запросила новостную ленту за последние трое суток. Долго искать не пришлось. Нужное ей событие возглавляло все выпуски. Перестрелка на Гауде Прайм. Мятежники перебили друг друга из-за вознаграждения. Блестящая операция комиссара Слиир. Родж Блейк и Керр Эйвон мертвы, тела кремированы во избежание возможного противоестественного использования останков террористическими группировками. Проведено расследование предыдущих ошибочных заявлений о гибели преступников, уже названы виновные в фальсификации. Федеральный представитель прибыл на Гауду Прайм, прошение о вступлении в Федерацию удовлетворено, Гауда Прайм открыта для бизнеса и туризма согласно федеральному законодательству.
Слиир повысили до главы департамента внешних отношений, заметная должность для рядового комиссара, можно даже сказать, блестящее продвижение, но Блейк в зале суда стал бы ее пропуском в Верховный Совет, не говоря уже о том, что вознаграждение за живого террориста, если верить базе данных, на два миллиона выше, чем за мертвого. Три миллиона кредитов… достаточно сообщить куда следует, чтобы решить проблему с финансированием и подвести Слиир под трибунал. Почему же комиссар пошла на такой риск? И почему она так уверена, что Эдна не посмеет отступить от назначенной ей в этой игре роли?
Слиир отказалась от интервью с центральным каналом, ограничившись пресс-релизом. Еще одна странность: самое время зарабатывать очки. Эдна закрыла новостной сайт и снова проверила показатели – он будет без сознания еще несколько часов, если не добавлять снотворного, медикаментозный сон перейдет в обычный. Ей надо подумать, стоит ли ввязываться. Время еще есть. Всегда можно сказать, что критический послеоперационный период затянулся, и она молчала, пока не убедилась, что пациент выживет. Или не выживет. Обеспечить второй исход на данном этапе было проще, чем первый. Эдна сморщилась: практикующий или нет, но она все же врач, а не… не кто?
***
Профессор Альгендо с удовлетворением окинул взглядом маленькую классную комнату. Десять подростков, пять юношей, пять девушек, сидели за консолями, с лихорадочной быстротой вводя данные. Они не успевали. Ничего удивительного – они и не могли успеть, об этом он позаботился. Над второй рабочей станцией загорелся зеленый огонек, за две минуты до срока. Странно. Двойка плохо разбиралась в технических дисциплинах. Ее таланты лежали в иных областях. Следующим, за минуту до срока, закончил пятый номер. Остальные опаздывали. Прозвучал сигнал, консоли отключились, Альгендо объявил:
– Двойка и Пятый – ко мне в кабинет. Остальным отработка по стандартной схеме вместо свободного времени. Мне стыдно за вас! Элементарные задания, и вы опять не справились, – он сокрушенно покачал головой и, развернувшись на каблуках, вышел в коридор.
Парень и девушка ждали его в небольшой приемной, примыкавшей к кабинету, стояли по стойке смирно у стены, не глядя друг на друга. Он кивнул Пятому, не преминув заметить, что юноша нервно сглотнул, прежде, чем пройти в дверь. Профессор развернул распечатку и усмехнулся.
– Поздравляю, Пятый! В тебе, как оказалось, скрывался редкий педагогический талант. Всего три дополнительных занятия, и Двойка научилась решать задачи быстрее всех в классе! Невероятный прогресс! Но обычные домашние задания не позволят ей проявить свои таланты в полной мере. Думаю, ей пора пройти тест на четвертый уровень сложности. Прямо сейчас. Надеюсь, она готова. Разочарование окажется весьма болезненным.
– Сэр, прошу вас, не надо. Дайте мне позаниматься с ней хотя бы неделю!
– Зачем? Она ведь уже выполнила задание.
На щеках парня проступили красные пятна.
– Это я.
– Что ты?
– Я решил последнюю задачу и переслал на ее консоль. Она не успевала, сэр.
– Вот как? – на лице Альгендо отобразилось глубочайшее удивление, – разве ты не знаешь, что подобная «помощь» запрещена правилами? Программа рассчитана на раскрытие ваших способностей, каждого из вас, а не отдельных избранных личностей! Твоя благотворительность только приносит вред, теперь мы никогда не узнаем, на что действительно способна Двойка, ты принял решение за нее, лишил ее возможности проявить себя.
– Но она не могла этого сделать, не сейчас! Она старается, но ей нужно время!
– Ты хочешь сказать, что программа не соответствует вашим возможностям? – вкрадчиво поинтересовался профессор.
– Нет, сэр, конечно же нет. Я просто хотел помочь!
– И нарушил правила. Двойка просила тебя о помощи?
– Нет, нет, – он отчаянно замотал головой, – но я знал, что она не справится. Я сам отправил ей задачу, а потом стер протокол, чтобы никто не заметил. Она не просила!
– Однако воспользовалась твоей помощью. Что тоже нарушение правил. Но учитывая, что ты не проявил злого умысла, а ошибся из благих побуждений, я согласен на компромисс. Вы оба заслужили наказание, но я предлагаю тебе выбрать. Либо вы оба проведете по два часа в сенсорной камере, либо наказана будет только Двойка, как спровоцировавшая ситуацию, четыре часа.
– Но она не виновата! Это все я! Я заслужил четыре часа, а не она!
– Мне виднее, кто что заслужил. У тебя одна минута на раздумье, после чего вы оба получите по четыре часа. Ну?
Парень тяжело дышал, грудь подымалась и опускалась, на цифровом табло за спиной Альгендо мигали секунды. В последнее мгновение он глухо произнес:
– По два часа каждому, сэр.
– Правильный выбор. Скажи Двойке, пусть заходит, и отправляйся отбывать наказание.
В глазах девушки стояли слезы, она отчаянно старалась не моргать, чтобы удержать их, но на щеках уже блестели предательские дорожки. Альгендо посмотрел на нее с отеческим укором.
– Как же так, девочка? Мы прилагаем все усилия, чтобы помочь тебе, чтобы ты могла стать лучше, преодолеть свои слабости, а ты что делаешь? Почему ты не решила задачу сама?
Слезы словно только и дожидались его слов, чтобы хлынуть потоком. Сквозь всхлипы можно было разобрать оправдания.
– У меня не получалось, я старалась, слишком сложно, я…
– Ты боялась, что тебя накажут.
– Да, да.
– Но ты ведь знаешь, что только ухудшила свое положение. Наказания – естественная часть образовательного процесса. Вас наказывают не для того, чтобы причинить боль, а для чего?
– Чтобы мы исправились, сэр.
– Совершенно верно. Чтобы вы стремились стать лучше, достигнуть большего. В то время как ложь – преступление. Пятый наивно думал, что помогает тебе, но на самом деле причинил больше вреда, чем пользы. Ты даже не пыталась превзойти себя, приложить усилия! Позволила другому все за себя сделать, – профессор помолчал некоторое время, позволяя девочке выплакаться, подождал, пока рыдания немного утихли, и продолжил, – думаю, что четыре часа в сенсорной камере научат тебя в дальнейшем полагаться только на свои силы.
Двойка замерла в ужасе, на середине всхлипа, Альгендо подошел ближе и положил руку ей на плечо.
– С другой стороны, Пятый виноват в этом печальном инциденте не меньше, а то и больше, чем ты. Он знал, что не должен решать за тебя задачи, даже если его об этом просят. Если бы он соблюдал правила, ты бы просто не решила задачу и отправилась на отработку, а не в сенсорную камеру… Думаю, что будет справедливо предложить тебе выбор, – девочка вздрогнула под его рукой, – либо он отправится в камеру на четыре часа, поскольку его нарушение более серьезно, либо вы разделите вину, и каждый получит по два часа.
Двойка молчала, и он поторопил ее, до боли сжав плечо.
– Давай быстрее, у меня нет времени возиться с тобой остаток дня. Ну?
– Четыре, – еле слышно произнесла она, – четыре ему.
***
Блейк проснулся от холода. По какой-то загадочной причине в лечебных учреждениях, неважно, тюремный это госпиталь или сверкающая стеклом и хромом новенькая больница в альфа-секторе, всегда было холодно. А его еще и знобило. Палата оказалась пуста – ни медиков, ни охраны. Он медленно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, проверяя, как датчики отреагируют на движение, и пытаясь определить, где спрятаны камеры. Никакой реакции. Поднял правую руку, свободную от проводов – по-прежнему тишина. Дотянулся до медицинской консоли, развернул ее к себе, ожидая, что сейчас ворвется охрана, но или за ним не наблюдали вовсе, или не заметили осторожного движения.
По экрану бежали строчки: давление, пульс, какие-то непонятные сокращения и постоянно меняющиеся цифры. Судя по показаниям, он был подключен сразу к дюжине датчиков. Теперь все зависело от того, как составлена программа. Если они транслируют данные в реальном времени на внешний монитор, то сигнал тревоги сработает сразу же, как только он прикоснется к панели управления. Если же они запрограммированы реагировать только на критические изменения показаний, у него есть шанс обесточить систему прежде, чем кто-нибудь заметит неладное.
Эйвон смог бы взломать программу, заставить ее посылать поддельные данные на центральный пульт или закольцевать запись, но если та женщина с длинными пальцами хирурга не солгала, то Эйвона здесь нет. И ему тоже нельзя тут оставаться. Блейк медленно, очень медленно сел на кровати, стараясь дышать, как обычно. Живот тут же пронзила боль, резкая, словно… словно его разрывали на части. Датчики моргнули, но он сумел восстановить дыхание. Из этого положения уже было легко дотянуться до провода.
Ничего не изменилось, консоль осталась под током. Разумеется, это ведь медицинское оборудование, где-то здесь спрятан автономный генератор, а он не в том состоянии, чтобы устроить обыск. Придется рискнуть и влезть в компьютер. Отключать датчики по одному через консоль. Сидеть было тяжело, боль из режущей превратилась в глухую, строчки прыгали и расплывались перед глазами, но все же он справился, не подняв тревогу. Вернее, не подняв ее здесь, у него не было никакой возможности узнать, что происходит в других помещениях, ясно было только одно – нельзя терять ни минуты.
Блейк не хотел сейчас думать ни о прошлом, ни о будущем. Да и не смог бы, даже пожелав. Все силы уходили на то, чтобы сохранить сознание, каждое движение, каждый вздох давался с таким трудом, что ни на что другое его не хватало. Он вырвал из вены тонкую трубочку капельницы, тут же потекла кровь, но он не стал тратить время на поиск пластыря. Нужно торопиться, пока не прошло действие обезболивающего, спрятаться, пока боль еще позволяет передвигаться. То есть, он надеялся, что позволяет.
С третьей попытки ему удалось встать, намертво вцепившись в край койки. Голова кружилась. Слабость от кровопотери. Если в человека всадить три пули, он потеряет много крови… Но об этом он сейчас думать не будет, потом, когда все закончится, тем или иным образом, он все вспомнит и найдет объяснение. А сейчас нужно идти. Стало еще холоднее, но он позволил простыне упасть на пол. Тонкая ткань все равно не добавит тепла, зато может стеснить движения. Будет глупо запутаться в собственном хвосте и свалиться под ноги охранникам. Глупо и обидно. Обиду он тоже оставит на потом.
Первый шаг был самым тяжелым, казалось, что все внутри снова рвется в клочья, второй и третий дались немногим легче, после пятого он перестал считать, выработав ритм: вдох одновременно с движением, потому что и дышать, и идти одинаково больно, выдох, следующий вдох, еще один шаг. Уткнувшись лбом в дверь он немного передохнул, прежде чем приложить ладонь к сенсорному ключу. Где-то в области затылка шевельнулась мысль, что дверь может быть закодирована на отпечатки персонала, но он не успел ее додумать – панель скользнула в сторону, открыв выход в пустой коридор.
Невероятно. Ни одного охранника. Он уже был готов поверить, что из всех федеральных баз ему, каким-то необъяснимым чудом, досталась единственная, на которой не соблюдают стандартные протоколы безопасности. Но и о теории вероятности можно будет подумать потом. Сначала нужно найти выход наружу. Нет, не так. Сперва нужно узнать, что там, снаружи, и можно ли там хотя бы дышать без скафандра. Он не слышал привычного гула, свойственного работающим двигателям космического корабля, ладонь не ощущала едва заметную вибрацию, которую создают генераторы гравитационного поля на станциях. Остается планета или астероид, скорее планета, сила тяжести примерно равна земной. В любом случае, ему нужно укрытие, одежда, оружие, лекарства, но прежде всего – вода. Безумно хотелось пить.
Укрытие… вентиляционная система отпадала сразу – он не смог бы сейчас забраться в шахту, а потом ползти, согнувшись в три погибели, надо найти какое-нибудь техническое помещение, ближе к энергоустановкам, чтобы излучение сбивало с толку внутренние сенсоры. И убраться наконец из казавшегося бесконечным коридора. К сожалению, сенсорные ключи работали только изнутри, снаружи двери закрывались на магнитные замки, а у него не было карточки-пропуска.
Блейк потерял чувство времени, он с равным успехом мог брести по этому коридору как десять минут, так и час, все сливалось перед глазами, и он не сразу понял, что упирается в дверь, перегородившую узкий проход наподобие шлюза. Красный воспрещающий знак заставил его сощуриться и разобрать буквы на табличке: «Экспериментальная зона. Вход только для персонала». Но вопреки грозному предупреждению, замка на двери не оказалось. Даже самого простого. Вместо него рука нащупала старомодную дверную ручку, такие до сих пор сохранились кое-где в колониях, а на Земле их можно было увидеть только в музее доатомной эры. Странно. Подобные знаки обычно шли в комплекте с системой распознавания сетчатки и вооруженными охранниками. Он нажал на ручку и толкнул дверь, она послушно открылась, пропуская его в точно такой же коридор, только выкрашенный в более темный цвет.
По-прежнему тихо и пусто, Блейк продолжил медленно пробираться вперед, пока не оказался на развилке. Он свернул налево и обнаружил просторный холл, в который выходило несколько дверей, на этот раз с обычными сенсорными ключами, но без табличек. Открыл ближайшую, и замер на пороге, оцепенев. Горло сдавила волна страха, заставив на мгновение забыть даже про боль. Вдоль стены стояли узкие кушетки с фиксаторами, наполовину спрятанные в арках-изголовьях. Блейк заставил себя подойти ближе. Это не ментосканнеры, вернее, не те модели, что уничтожают память, вгрызаясь в глубину разума. Эти устройства намного проще, два в одном, дезориентатор и гипномашина. Их используют в реабилитационных центрах для перевоспитания «неблагонадежных» граждан, тех, кому не нужно подсаживать ложную память, а достаточно всего лишь подтолкнуть в правильном направлении. Стандартный образовательный комплекс, сто тридцать тысяч повторений рождают истину.
Сто тридцать тысяч повторений за три часа, когда лишенный ориентиров мозг не в силах понять, что происходит, и единственным якорем, удерживающим от погружения в безумие, остается глубокий, проникновенный голос, полный понимания и сочувствия, повторяющий простые фразы, от которых постепенно становится легче, исчезают всякие сомнения, наступает кристально-чистая ясность. Мягкое средство воздействия, можно даже сказать, гуманное. По сравнению с другими способами.
Дверь в дальнем конце комнаты открывалась в камеру сенсорной депривации. Полная изоляция от внешних стимулов, всеобъемлющее, всеохватывающее ничто, в котором так просто раствориться, перестать существовать. Всего несколько часов небытия, и каждый звук, каждое прикосновение, луч света – все, что является внешним миром, превращается в пытку самим своим существованием. Он помнил, как тяжело было снова осознать себя цельным, разграничить себя и мир после растворения в пустоте.
Приближающийся шум шагов вырвал его из воспоминаний. Взгляд заметался по комнате в поисках укрытия, но он успел только сползти вниз по стене, затаившись за открытой дверью. Один взгляд в его сторону – и все будет кончено. К счастью, вошедший, парень на вид лет шестнадцати в простой серой тунике, не смотрел по сторонам. Он прошел мимо кушеток, остановился на пороге сенсорной камеры, сглотнул нервно, потом разделся, аккуратно сложил одежду на стол, и, втянув столько воздуха, сколько могло поместиться в узкой груди, шагнул внутрь. Дверь закрылась.
Блейк прикусил губу, чтобы сдержать готовый сорваться окрик. Нельзя вмешиваться. Не сейчас. Он подождал, в надежде, что мальчишка одумается, ведь на двери не было замка. Но дверь осталась закрытой, и он заставил себя подняться. На этот раз боль оказалась сильнее, действие лекарств закончилось. На еще одну попытку его не хватит, где сядет, там и останется лежать. Нужно идти дальше. Он заглядывал во все комнаты подряд, но уже не заходил внутрь, все больше и больше убеждаясь, что находится в какой-то разновидности реабилитационного центра. Странной разновидности, такое ощущение, что здешняя администрация никак не могла определиться, что делать с пациентами – учить или пытать, то есть, лечить, если следовать федеральной терминологии. Прекрасно оборудованная классная комната, что сделала бы честь любой земной школе, соседствовала с камерой сенсорной изоляции. Химическая лаборатория с химикатами в свободном доступе плохо сочеталась с крошечным карцером, в котором можно было только стоять, и гипномашинами, а с половины учебных консолей гроздьями свисали электроды. И по-прежнему ни одного замка.
Двери закончились. Надежда найти выход тоже. Нужно было возвращаться на развилку и проверять правый коридор. Идти стало труднее, но в чем-то так было даже лучше. Мысли больше не пытались разбежаться в стороны, воспоминания отступили, теперь он думал только о том, как передвигать ноги, чтобы не запутаться и не упасть. Какая сложная, оказывается, задача, и как это младенцы справляются? Он попытался вспомнить, как, и тут же споткнулся, едва удержавшись на ногах. Не отвлекаться, идти. Он так сосредоточился на движении, что остановился только тогда, когда уперся ладонью во что-то мягкое и услышал тихое: «Ой».
Перед ним стояла девушка, скорее, девочка, лет четырнадцати, в такой же серой тунике, как и тот парень. Она растерянно моргала, наклонив голову на бок, и смотрела на его ладонь, испачканную засохшей кровью. Он с трудом разлепил сухие губы и успел прошептать:
– Не бойся. Пожалуйста, – после чего сполз по стене на пол, понимая, что уже не сможет подняться.
***
Эдна стояла в дверях палаты и смотрела на пустую койку. На полу валялась смятая простыня, отключенные датчики не подавали признаков жизни, шланг капельницы раскачивался в воздухе. Пациент исчез. Первой мыслью было, что его телепортировали, ходили слухи, что на волшебном корабле Блейка был телепорт, но потом она вспомнила, что этого корабля давно уже нет, а самое главное – заметила засохший след крови на стене. Она медленно опустилась в кресло: идиот! Впрочем, она сама не лучше – не выставила охрану. Но кто бы мог подумать, что нужно охранять человека, не успевшего толком отойти от наркоза после пятичасовой полостной операции! Это ж каким нечеловеческим упрямством надо обладать!
Эдна глянула на монитор: с момента отключения прошло два часа. Он не выживет. У любой выносливости есть свои пределы. Потеряет сознание от болевого шока и истечет кровью где-нибудь в коридоре, свежие рубцы не выдержат нагрузки. До чего же мерзко: никто не должен умирать вот так, в темноте и одиночестве, потратив последние мгновения на безжалостную и бессмысленную борьбу с собственным телом, слабостью и болью. Неважно, хороший это человек или плохой, перед смертью все одинаковы.
А если он выживет? Одиночное заключение, ожидание, казнь? Она лечит преступника для того, чтобы его смогли убить тогда, когда это удобно комиссару Слиир? Эдна сжала губы в упрямую линию: медики, работавшие в системе госбезопасности пользовались заслуженным презрением коллег. На них не распространялась проверенная веками, пережившая все войны и катаклизмы профессиональная солидарность медицинского сословия. Их даже не называли врачами, используя вместо этого безликое обозначение «медтехник».
Эдна происходила из медицинской династии – в каждом поколении, как по мужской, так и по женской линии, неизменно обнаруживались врачи, медсестры, фармацевты. Отец шутил, что все начиналось, должно быть, с косматого знахаря в шкурах у костра. Кто-то из них с головой уходил в науку, кто-то погибал на войне, случалось по-разному, но в одном она была уверена – тюремщиков в их роду не было. Порой приходилось дорого расплачиваться за принципиальность... то письмо стоило отцу не только карьеры, но и в конечном итоге – жизни.
А Слиир даже не сомневается, что послушный доктор выполнит все распоряжения, сделает все, как угодно комиссару, даже если комиссар сама еще не знает, чего ей угодно. Прикажут вылечить – вылечит. Не вылечить – не вылечит. Держать под замком – будет держать, скажут отпустить – отпустит. Интересно, допрашивать тоже поручат ей, или госпожа комиссар все же прилетит за своим заказом?
Нет. Раз и навсегда – нет. Пока что она еще не переступила черту. Она сделала то, что должна была сделать в любом случае, то чему ее учили. А дальше… пусть решает сам. В конце концов, это его жизнь. Эдна нажала кнопку тревоги, в глубине души надеясь, что уже поздно.
Надо отметить, что охранники не слишком торопились. За это время можно было бы десять раз погибнуть. Расслабились, ребята, совсем одурели от безделья. Охранять на станции было нечего и некого. Подопытные жили отдельно, с охраной практически не пересекались, методология эксперимента требовала добровольного подчинения правилам. Посетителей у них не бывало вот уже два года, единственная связь с внешним миром – потрепанный шаттл научного отдела, доставлявший оборудование и материалы. Но всем генетическим проектам со времен Евгенических войн автоматически присваивался высший уровень секретности, а высший уровень подразумевал охрану. Эдна ограничилась минимумом, всего одна группа с вечно недовольным командиром отделения, но даже этому минимуму было нечем заняться. До сегодняшнего дня. Сигнал общей тревоги звучал на базе впервые.
Командир молча переводил взгляд с изображения на экране на пустую койку.
– Почему вы сразу не сказали, что это Блейк?! – взревел он наконец. Если бы он знал заранее, да он бы тут сам на пороге ночевал, а в коридоре все отделение разместил!
Эдна приподняла брови и вежливо возразила:
– Вы пропустили выпуск новостей. Блейк мертв. Этот человек просто на него похож.
– Тогда почему мы его ищем?
– Потому что моя задача – сохранить ему жизнь. А для этого послеоперационный период должен протекать под наблюдением лечащего врача.
Командир проглотил возражение – не то чтобы он сильно дорожил нынешним местом службы, но если дело дойдет до разбирательства, то куда лучше быть виноватым в побеге неизвестно кого, случайно похожего на покойного мятежника, чем ответить за исчезновение этого самого мятежника. Тем более, когда в дело замешана Слиир. Пусть дамы сами между собой разбираются, его задача найти пропажу. Если человека только вчера вытащили из криокапсулы, то далеко он на своих двоих не уйдет.
– Мы перекрыли все выходы, выбраться на поверхность он не сможет, – не то, чтобы ему это сильно помогло – все термокостюмы на месте. Он должен быть где-то здесь.
– Используйте датчики тепла, у него наверняка жар, несколько градусов разницы.
– Помехи от генератора. Такую мелочь сенсоры не отловят. Будем искать старым дедовским методом – везде. Предупредите профессора Альгендо, что мы потревожим его птенчиков.
Эдна поморщилась – дюжина штурмовиков, перерывающих все вверх дном плохо вписывалась в тщательно созданную атмосферу эксперимента. С другой стороны – это шанс проверить устойчивость их психики под воздействием стресса.
– Постарайтесь не напугать объекты, – она чуть было не сказала «детей», но вовремя поймала неуместное слово. – Если спросят, скажите им что-нибудь… например, что у вас учения. Я не хочу, чтобы они шарахались от каждой тени.
***
Голоса доносились до него приглушенно, словно сквозь толщу воды.
– Мы не можем его здесь оставить! Нужно позвать охрану!
– И что мы им скажем? Что нашли его в коридоре? Сама подумай, Двойка, как он мог туда попасть? Не с неба же он свалился! Это тест!
– Даже если тест, откуда ты знаешь, что нужно сделать, чтобы его пройти? Может, как раз и надо сказать профессору!
– Но это же нелогично! Тесты всегда проверяют наши способности. Как мы справляемся с задачами, а не другие люди. Передать его охранникам – значит переложить ответственность на других. Мы должны помочь ему сами.
– Ты же не доктор, Третий, никто из нас не умеет лечить! Он тут просто умрет, и если это тест, то мы провалимся. А такого теста быть не может, чтобы кто-то по-настоящему умер.
– Значит, мы способны найти способ его вылечить.
– Или он только кажется больным, – вступил в разговор новый голос, тоже девичий, настороженный. С каждым словом он слышал все яснее и яснее, словно всплывал на поверхность из глубины.
Блейк открыл глаза: он лежал на стопке одеял, постеленных на полу, но не там, где упал, а в маленьком помещении, заставленном ящиками. Дышать по-прежнему было больно, горло сжимала тошнота, но он определенно был жив. Все еще. Под потолком тускло мерцала лампа, и он смог рассмотреть спорщиков. Они так увлеклись, что не заметили, как он очнулся.
Дети. Пятеро: два мальчика, три девочки. Никому из них он не дал бы больше шестнадцати. Бледная кожа, свойственная жителям куполов, тонкая кость, все одеты в одинаковые серые туники, все чем-то неуловимо похожи друг на друга. Не так сильно, как братья и сестры, скорее, как члены одного племени, или жители одной и той же изолированной местности, где все друг другу родня.
– Да на нем живого места нет, – возразил парень, вроде бы, это его называли Третьим. Неужели у них нет нормальных имен?
Блейк попытался заговорить, но зашелся в кашле. Над ним наклонилась та самая девочка, которую он встретил в коридоре. Она тихо спросила:
– Хочешь пить?
Он сумел кивнуть, и она поднесла стакан к его губам. Глотать оказалось еще больнее, чем дышать, но вода временно разогнала туман, мешавший мыслить. Он не знал, сколько времени прошло с момента побега, но его наверняка уже ищут. И найдут, если он останется на территории базы.
– Спасибо за помощь. Но я должен идти дальше. Вы можете показать мне выход?
– Выход? – растеряно переспросила девушка. – Куда?
– Наружу.
– Но никакого выхода нет. Мы здесь живем.
– Где это – здесь?
Девочка на секунду задумалась, словно само понятие «здесь» не нуждалось в дальнейших определениях, но все же попыталась разъяснить.
– Это исследовательский комплекс, его специально построили для нас, чтобы изучать, на что мы способны.
– Вы знаете, где этот комплекс находится? – изучают… еще одна лаборатория с людьми в качестве подопытных зверюшек. Что они делают с этими детьми? На мутоидные модификации непохоже: он не заметил никаких внешних отличий, но это еще ни о чем не говорило. Они могли сохранять человеческое подобие и быть при этом большими нелюдями, чем андромедяне, – что там, снаружи?
– Холодно, много снега. Туда нельзя без термокостюмов. Мы один раз выходили, взять пробы почвы для проекта по геологии. Седьмой порвал рукав и обморозил руку.
Холодно и много снега. Безнадежно. Даже если украсть костюм. Подобные лаборатории обычно размещают в уединенных местах. Он вспомнил, что та женщина назвала базу КХ-12. Классификация «КХ», второй десяток – информация медленно всплывала на поверхность – значит, планета условно М-класса, или космическая станция. Корабль. Ему нужен корабль, он ведь каким-то образом попал сюда, это не Гауда Прайм.
Дверь в каморку раскрылась, и на пороге появилась еще одна девочка, чуть повыше, чем «Двойка» но с точно такими же ореховыми глазами.
– Охранники! – выдохнула она. – Они все обыскивают! Пятого вытащили из камеры, прямо на свет! Он так кричал… Что им тут надо? Двойка, это опять твои штучки? Тебе мало, что его на четыре часа посадили, ты хочешь нас всех подставить?
– Я не виновата! – оправдывалась Двойка. – Я хотела решить задачу! Я не просила, я только сказала, что не успеваю!
– Хватит врать, «не просила» она! А то ты не знала, что он тебе поможет!
– Да причем тут задача?! – вмешался парень. – Двойка, Четверка, прекратите! Нам надо решить, что делать. Если пришли охранники, это точно тест. Я думаю, что на поведение в стрессовых ситуациях. Нужно успокоиться и все обдумать.
– Не похоже на профессора, – уже с некоторой неуверенностью отозвалась Двойка, – он обычно не так делает. Разве что… может быть, это доктор Галит? Помните, она говорила, во время последнего осмотра, что ее не интересуют наши успехи, обучением занимается профессор, а ей нужно знать, какие у нас недостатки.
Четверка кивнула.
– Да, чтобы усовершенствовать следующую партию. Поэтому она рассердилась на Пятого, когда он не сказал про головную боль.
Девушки замолчали, и Блейк наконец смог вмешаться.
– Это не тест. Вы тут вообще не при чем. И ваша доктор тоже. Вы должны привести сюда охрану, до того, как они придут сами, – дети явно не понимали, во что ввязались, и он только надеялся, что еще не поздно оставить их в стороне.
Помощи, что они ему уже оказали, было вполне достаточно, чтобы попасть под закон о преступном содействии. Начальству понадобится виноватый, даже если побег и оказался неудачным, штурмовики плевать хотели на все эксперименты вместе взятые, с них станется застрелить детей на месте, а потом предъявить их тела как погибших сообщников. Создадут заговор на ровном месте, спасая свои шкуры. Но если они его выдадут, есть шанс, что здешнее руководство побережет ценные объекты, раз следующая партия пока что в разработке, и замнет дело.
Третий упрямо возразил:
– Если вы являетесь частью теста, то логично предположить, что вы будете отрицать свое участие, чтобы смутить нас и помешать нам найти правильное решение задачи, – он продолжил, повернувшись к своим товарищам, – исходя из этических правил, действительных в человеческом сообществе, я считаю, что мы должны оказать ему медицинскую помощь в силу своих возможностей и только потом сообщить профессору Альгендо.
Блейк попытался вложить в голос всю оставшуюся у него способность к убеждению, понимая, что в нынешнем состоянии он звучит не слишком внушительно.
– Вас убьют, если поймают! Без всякой этики! Расстреляют на месте!
Третий хотел что-то возразить, но Четверка кивнула.
– Вон, Пятый уже помог, и что он за свою помощь получил? Какая этика, какое сообщество? Мы же не люди! Это не наши правила! – она оттолкнула стоящего у двери Третьего и выбежала прочь. Оставшиеся в комнате подростки растерянно переглядывались.
***
Эдна изучала показания сканнера: внутреннее кровотечение в трех местах. Все надо начинать сначала. Она повернулась к штурмовикам, стоявшим по обе стороны двери.
– Вы свободны.
– Но, доктор Галит, мэм! Этот человек опасен.
– В таком состоянии? С тем же успехом вы можете подпирать дверь с той стороны. Здесь вы мне только мешаете.
Охранники нехотя повиновались. Эдна подождала, пока за ними закроется дверь, отложила сканнер, достала из ящика инъектор и подошла вплотную к своему пациенту. Он выглядел еще хуже, чем до операции, в темных глазах горел жар, цвет лица по контрасту казался пугающе белым. Она заговорила, стараясь сохранить в голосе профессиональную отстраненность.
– По закону на заключенных не распространяются обычные правила медицинской этики. Мне приказали сохранить вам жизнь. Я это сделала. Похоже, что зря. Жить вы явно не хотите, но и умереть толком не можете. Характер такой, ничего не доводить до конца! – в голосе начало пробиваться раздражение. Вот только на кого же она злится на самом деле: на Слиир, на Блейка или на саму себя?
Она подняла на просвет инъектор. Блейк как завороженный проследил за ее движением, словно не в силах отвести взгляд от бледной-зеленой жидкости.
– Теперь я должна починить повреждения. Но на этот раз решайте сами, чем закончится операция. Мне все равно, какую форму заполнять.
Эдна замолчала, ожидая ответа, и она могла поклясться, что в пылающем взгляде человека, прикованного к койке, промелькнула искра интереса.
– И что вы сделаете, если я соглашусь? – он говорил тихо, с трудом выталкивая слова из немеющих губ, повернув голову так, чтобы видеть ее лицо.
– Сделаю укол, – ответила она, заставив голос не дрогнуть.
– Вряд ли. Это ведь не попытка предоставить выбор. Это попытка выбора лишить. Технически вам не нужно мое согласие. Куда я отсюда денусь? – он резко поднял руку, и фиксатор врезался в кожу. – На крайний случай есть та же самая криокапсула. Но если я соглашусь на лечение, я тем самым соглашусь и на все это. Сниму с вас груз, вы ведь врач, доктор Галит, ученый, а не тюремщик. Неприятно пачкать руки, хочется обратно, в уютный мир чистой науки! Ставить опыты на детях. Ведь вы этим занимаетесь, если я правильно расслышал. Или вы только лечите их после пыток? Готовите для новых экспериментов, пока не поспеет другая партия. А потом сделаете им тот же самый укол. Только уже не спрашивая! – голос крепнул с каждым словом.
Эдна невольно отпрянула под этим напором. Откуда в израненном теле взялась подобная сила? И о чем он вообще говорит?! Какие пытки? Какие опыты, что он мог увидеть за эти два часа, что понять? Как он смеет осуждать дело всей ее жизни?!
– О, да! Я должна этот груз на себя взять! Потому что Родж Блейк играет в героя! И ему плевать, кого волна героизма утянет на дно! Я не хочу. Ни убивать, ни спасать!
Он ответил гораздо мягче, пожалуй даже виновато.
– Я понимаю. Но у вас есть возможность выбирать. А у этих детей нет, – он, казалось, забыл, что истекает кровью.
Эдна сжала ампулу так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Да при чем тут дети! – она прикусила губу, осознав, что впервые назвала их так вслух. – С ними все в порядке! Это исследовательская программа, им не причиняют вреда, просто обучают.
На мониторе загорелся красный сигнал. Проклятье! Она растерянно переводила взгляд с его лица на монитор и обратно. Если не начать операцию прямо сейчас… Инъектор полетел в сторону. Она не блефовала, нет, в какой-то момент она действительно верила, что сможет сделать укол. Но этот момент прошел. Вместе со злостью. Пальцы нащупывали почти неразличимую вену, в голове прокручивалась последовательность действий: стабилизация, наркоз… когда она услышала его голос.
– Докажите, что я неправ, доктор Галит, – он особенно выделил «доктор», – я буду рад ошибиться. Как никогда рад.

Продолжение в комментариях

---

Миди 3 лвл

Название: Восьмая заповедь
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: миди, 4574 слова
Источник: Blakes7
Пейринг/Персонажи: Вила Рестал, ОМП
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: И живые позавидуют мертвым.
Примечание/Предупреждения: см. краткое содержание
Скачать

Было холодно. Это первое, что он почувствовал, придя в себя. Боль нахлынула следом. Не острая – так, мелочи: ноющие в местах наскоро заживленных переломов кости. Можно пережить, особенно по сравнению с тем, что было. Все можно пережить, кроме смерти. Надо было умереть вовремя, но теперь уж чего...
Он осторожно приоткрыл глаза – не стоит привлекать к себе внимание раньше времени. Из-под ресниц особо много не разглядишь, понятно было только, что помещение хорошо освещено, резким белым светом, и что ему еще не доводилось видеть остролицего человека, сидящего за столом. Человек насвистывал простенькую мелодию и отчаянно фальшивил. Даже странно, что его еще способны раздражать подобные мелочи. Казалось бы, лежишь, в чем мама произвела на свет, на металлическом столе, пристегнутый ремнями, в ожидании очередного допроса, а жалеешь, что не можешь заткнуть уши, или заткнуть свистуна. Не о том думать сейчас надо, ох не о том!
Словно прочитав его мысли, человек перестал свистеть, отодвинул рабочую консоль и встал, потянулся с довольным видом, разминая затекшие мышцы, подошел к столу.
–Так-так, с добрым утром, спящая красавица, с добрым утром! Как мы себя чувствуем?
Он уже знал, что на вопросы надо отвечать сразу же, без промедления, пока не ударили, но что тут скажешь? Человек пребывал в прекрасном настроении, у него ничего не болело, ему не ломали пальцы, по фаланге, затыкая рот, чтобы крик не заглушал хруст костей, не выжигали на плече лазерным скальпелем номер – на всякий случай, а то вдруг ты опять сбежишь, не сжимали в тисках самое дорогое для нормального мужчины... продолжать можно было долго. Он бы с удовольствием поделился ощущениями, чтобы незнакомый весельчак на собственной шкуре ощутил это фривольное «мы», но вряд ли тот согласится.
Не дождавшись ответа, человек провел сканнером над обнаженным телом, покачал головой и осуждающе цокнул языком.
– Ну кто ж так допрашивает? Ну разве же так можно? Вот скажите мне, зачем в наше просвещённое время ломать кости, когда есть препараты, специально предназначенные для воздействия на нервную систему?
Зачем? Наверное потому что им нравится причинять боль напрямую, кулаком в живот, сапогом на запястье, прикладом по ребрам – простые, незамутненные радости призванные скрасить тяжелую солдатскую жизнь. Сыворотки, психостратеги, нейронные сети и гипномашины – это все для умников, для таких, как Эйвон. Впрочем, Эйвон им все равно ничего не сказал – он и при жизни-то особо разговорчивым не был, а уж после того, как все они умерли на Гауде Прайм, и подавно.
А для дельты сойдут и штурмовики. Все знают, что дельты трусливы и не держат удара. Он и не держал. Но что поделать, если он не знал, где Эйвон спрятал Орака? Не знал даже, когда успел спрятать! Кричал, что не знает, что надо спрашивать Эйвона, но ему никто не верил. Всем ведь известно, что дельты не только трусливы, но и лживы. А еще дельты глупы. Может быть, он просто не понял вопроса? Так они повторят, и сапог снова наступал на уже переломанное запястье, вдавливая изувеченную руку в землю.
Он плохо помнил, чем все закончилось в тот раз. Орака они не нашли, потому что обещали вернуться и продолжить. До любимого развлечения штурмовиков вдали от солдатских борделей вроде бы не дошло… Он бы почувствовал, если бы болело там. Обещать – обещали, во всех красочных деталях, как будто они могли рассказать что-нибудь новое, но нет, это бы он запомнил. Это не забывается. У него еще ни разу не получилось забыть.
Второй раз мало чем отличался от первого, поначалу. А потом кому-то пришла в голову замечательная мысль – начитанный оказался штурмовик, на удивление. Вспомнил, что в старые добрые времена ворам отрубали руки. Следовало бы испугаться сильнее, но он уже понимал, что от этих рук больше не будет проку, и старался не смотреть на свои пальцы: каждый переломан в нескольких местах, тонкие косточки в запястьях расплющены, кисти отекли, побагровели. Хороший хирург, наверное, смог бы еще спасти его от ампутации, но для работы эти руки уже негодны. Тогда какой в них смысл? Должно быть, он на тот момент уже немного сошел с ума, если всерьез думал, что лучше никаких рук, чем такие.
Но он все равно не знал, где Орак. Где этот треклятый компьютер, от которого одни неприятности! Он бы отдал его Федерации не задумываясь, в надежде, что его разберут на микросхемы, чтобы узнать, как сделать еще парочку. Это ведь Орак нашел Блейка. Орак посоветовал Эйвону, тогда, в шаттле… Ему почти отпилили правую кисть. Они не спешили, объяснили, что отрубить – слишком быстро, он не успеет одуматься. Пусть ценит их доброту, возьми они резак, он, передумав, остался бы с одной рукой, а так будет с двумя. Или с полутора, это уж от него зависит.
Он уже даже не кричал, сорвал голос еще в первый раз. Только скулил жалобно. А потом все вдруг закончилось. Они так и не сказали почему. Просто загрузили на корабль, прямо в медблок. Может быть, Эйвон заговорил? Мертвому ведь все равно, мертвому ни к чему компьютер, да и гордыня уже не пригодится. А может быть, кто-то другой успел заметить, куда засунули этот треклятый ящик? Он поставил бы на Сулин, Сулин глазастая, она все примечает, только по большей части молчит. У каждого из них свой способ прятаться от реальности – он болтал без умолку, а она играла в молчанку. Дэйна сразу начинала стрелять, Таррант надувался от важности, чтобы показаться больше и старше, а Эйвон... Эйвон улыбался.
***
С руками все так и осталось плохо – пальцы срослись криво, он мог ими двигать, но оказался не в состоянии открыть простые наручники. Даже хорошо, что ему не надо больше беспокоиться о будущем. Можно не думать, кто же он теперь такой, если уже не вор. Скоро будет суд, потом публичная казнь – нет, ему ничего не сказали, но этого следовало ожидать, раз они не смогли взять живым Блейка, то для демонстрации сойдет и жалкий дельта. Не Эйвона ведь расстреливать, Эйвон умный, он знает, как сделать телепорт, он, наверное, даже новый «Освободитель» может построить, если захочет.
Забавно, да? В некотором роде Эйвон оказал Блейку услугу. Они с Эйвоном, он ведь стоял совсем рядом, можно было протянуть руку, тогда еще здоровую руку, с целыми костями, тонкими гибкими пальцами, и ударить по стволу. После первого выстрела, а еще лучше – до. И тогда... тогда Блейк бы сидел в соседней камере. Или же они с Эйвоном бы что-нибудь придумали. Вместе. Вдвоем у них всегда получалось выкрутиться. Но что теперь об этом думать… Он не сбил прицел.
Внезапная боль вернула его в реальность – оставив сканнер, остролицый (теперь, когда притворяться спящим уже не было смысла, он смог рассмотреть на белом халате табличку с именем: «Доктор Тернер»), ухватил его за руку и попытался распрямить скрюченные пальцы.
– Никуда не годится, – покачал он головой, – совершенно никуда не годится! О чем они там думали? – и сам себе ответил. – Ни о чем не думали, ох уж эти вояки! Как же мы получим результат с такими руками? Никак не получим. Придется ломать заново и чинить как следует, – сокрушался доктор, продолжая выгибать пальцы, – еще месяц задержки! Я обязательно напишу рапорт!
***
На этот раз кости ломали без комментариев, как, впрочем, и без обезболивания. Говорят, что ко всему можно привыкнуть – тот, кто так говорит, никогда не бывал в пыточной камере или в тюремном медблоке. Не то чтобы эти два места сильно отличались друг от друга...
Впрочем, здешние врачи оказались получше тех, на транспорте. Он почувствовал разницу сразу же, как сняли фиксаторы – кисти выглядели почти как раньше, исчезли уродливые наросты на месте суставов, пальцы не только гнулись, но и разгибались. И все же... он не узнавал своих рук. Те были умелые, чуть ли не умнее владельца, они всегда чувствовали, что надо делать, даже когда сам он дрожал от страха, или впадал в ступор, не понимая, как его вообще угораздило так вляпаться. Пальцы направляли миниатюрный паяльник в нужное место на микросхеме, соединяли тонкие, почти невидимые провода, удерживали ледяной стерженек температурного замка, даже плавили металл, когда нужно было изготовить копию ключа по старинке. А эти...
Эти не умели и не знали ничего, они были чужие, незнакомые. Отказывались с ним разговаривать, наверное, обиделись. Ведь это его вина. Если они сумеют удрать, руки придется всему учить заново. И он часами разрабатывал непослушные пальцы, устроившись на койке так, чтобы скрыть ладони от камеры наблюдения. Сгибал-разгибал, переплетал-расплетал, давясь криком.
Самое главное – не задумываться. Не задаваться вопросом, зачем его починили. Для показательного процесса сошло бы и так, руки на месте – чего еще надо? И почему они тянут с этим самым процессом? Нет, думать – вредно. Размышления не доводят до добра. У него есть простая задача – согнуть палец. Глаза заливает красная волна боли, боль всегда красного цвета, выдох, вдох, разогнуть. До тех пор, пока он больше не может себя заставить терпеть, до следующего раза.
Изменения происходят медленно, постепенно он замечает, что боль становится меньше, степень свободы – больше. Однажды он подходит к двери камеры, прикладывает ладонь, и пальцы меняют гнев на милость, ощупывая утопленный в металл замок. Отвечают на немой вопрос: да, мы можем, в этом нет ничего сложного, мы открывали такие сотни, тысячи раз! Он отламывает пластиковый язычок молнии – единственной застежки тюремной униформы, распрямляет, кончик острый, но пластик слишком легко гнется, приходится повозиться.
Раньше он открыл бы этот замок куда быстрее. Но нужно быть благодарным за то, что имеешь, а не мечтать о несбыточном. Он обещает себе, что если выберется, то никогда больше, никогда не будет вспоминать о старых добрых временах. Любое время, когда тебе не ломают кости и не бьют ногами – уже доброе. Жаль, что ему пришлось постичь эту нехитрую истину на собственном опыте.
Он знает тюремный распорядок, опытным взглядом отмечает видеокамеры и находит слепые пятна, не существует совершенных систем безопасности, всегда можно найти брешь, проскочить, пролезть, оставив клочья кожи, но выйти на свободу. Пока что они с руками вместе открыли всего одну дверь, а предстоит незамеченным пройти по коридорам, взламывая по пути все замки, найти или украсть одежду, документы – без карточки можно и не надеяться проскочить мимо живых охранников. Но в уме он уже прошел этот путь, он уже свободен! Они никогда не найдут его снова, на этот раз он заляжет на самое дно.
Никаких больше геройств, никаких крупных дел, он вскроет старые тайники, там вполне достаточно, чтобы без хлопот прожить долгие годы. Он сложит деньги в сейф и будет воровать у самого себя, чтобы не поддаться соблазну. Будет вести мирную, безопасную жизнь. Может быть, даже найдет женщину. Потом, когда вся эта история позабудется. И не станет даже пытаться узнать про остальных! Не в этот раз. Они слишком привыкли полагаться на смешного, безобидного Вилу. Вила трус, Вила пьяница, Вила вечно ноет, но всегда откроет замок. Нет уж, на этот раз все замки останутся закрытыми!
Его берут у компьютерного терминала, он как раз успевает просмотреть личные дела заключенных и убедиться, что никого больше из команды "Скорпиона" в этом заведении нет. Глупо, как же глупо! Пальцы уже заранее ноют в ожидании боли, но его аккуратно, почти что бережно возвращают в старую камеру. Даже не утруждают себя заменой замка, просто вешают снаружи засов. Старое, надежное средство. Даже странно, что им еще не оснастили все тюремные двери. Он засыпает, успев обозвать себя всеми подходящими для такого случая словами, из которых «гребанный слюнявый идиот» пожалуй самое мягкое определение. Утром его уводят.
***
Остролицый доктор ждет его в той же самой комнате, Вила узнает ее по свету – холодному белому свету операционной. Металлические стены, кафельный пол, много аппаратуры, на первый взгляд, медицинской, повсюду экраны, мерно гудит компьютер. Доктор улыбается, растягивая узкие губы так сильно, что улыбка словно разрезает его лицо поперек. Кивает штурмовикам, один из них быстрым отработанным движением тянет вниз молнию, комбинезон падает на кафельный пол. Это плохо. Очень плохо. А доктор продолжает улыбаться, пока его недобровольного пациента усаживают в кресло с широкими подлокотниками и множеством ремней, закрепляют фиксаторы. И улыбка эта с каждым мигом становится все более и более неприятной.
– Я ничего не знаю! – кричит он, потеряв остатки самообладания. – Я ведь уже сказал им, я не знаю, где Орак!
– Орак? – недоуменно переспрашивает доктор. – Не знаю, кто это такой, но в любом случае меня не интересуют твои подельники. Все, что мне нужно, находится здесь, – он ласково треплет Вилу по волосам, задержав руку на макушке. – Все здесь, друг мой.
От этого прикосновения по телу пробегает дрожь, Вила пытается уклониться, но ремни не позволяют даже этого. Остается только зажмуриться в детской надежде, что это все сон.
– Там нет ничего, совсем ничего, – жалобно блеет он, – я просто дельта, никогда не был умником, ничего интересного, честное слово!
– О, в этом и заключается самое интересное! Что нет никаких видимых причин для твоей удивительной устойчивости к гипноиндукции. Обыкновенный мелкий воришка, – у Вилы даже нет сил возмутиться унизительному определению, – казалось бы, таких тысячи, а три коррекции – насмарку. И что они говорят, эти специалисты?
Вила понятия не имеет, что говорят специалисты, они не делились с ним своими соображениями, в очередной раз промывая ему то, что еще осталось от мозга, просто делали свою работу и делали ее хорошо – первое время после коррекции ему было тошно даже подумать о том, чтобы взять чужое. А потом... потом все потихоньку возвращалось на свои места.
Но доктор и не ждет ответа.
– Они уверяют, что это врожденная аномалия, на генетическом уровне, что они все сделали правильно, и что бывают случаи, когда медицина бессильна! Мутация! Если это мутация, то где она, скажите на милость, спряталась? Они не знают, они предполагают! И вообще, такие мелочи не стоят их драгоценного внимания, проще сослать объект в тюремную колонию и забыть о собственной некомпетентности!
Вила совсем не против отправиться в тюремную колонию. Даже на Сигнус Альфу. По сравнению с этим креслом, любая самая мрачная дыра покажется курортной планетой.
– К счастью я успел вовремя вмешаться. Тебе повезло, дружок, неимоверно повезло! Твое имя войдет в историю науки!
Да уж, в историю он определенно вляпался, не факт, правда, что именно науки. Вряд ли у науки может быть настолько неприятная история, как та, в которую он угодил.
– Гипноидукция, даже в сочетании с электростимуляцией и химиотерапией – вчерашний день в развитии криминальной психиатрии, да что там – каменный век! Мы будем работать с твоим мозгом напрямую, без посредников!
Очевидно, в его взгляде отражается такой ужас, что доктор считает нужным успокоить подопытного, потрепать по щеке.
– Знаю, знаю. До сих пор мы не слишком далеко ушли от предков, лоботомию умели делать еще во времена старого Календаря. Выбрали другой путь – работа с памятью, гипноз, но что в том толку, если причина остается на органическом уровне? Взять того же Блейка: сколько крови, страдания, смертей! А все почему? Не сработала блокада памяти. Все эти машины, методики, проекции раз за разом пасуют перед величайшей тайной природы – человеческим разумом! Но мы станем действовать иначе. Прямое воздействие на мозг. Удалим все ненужное, перенаправим связи. Не временные заплатки, а полное преображение личности. Новый мозг – новый человек!
Это Виле уже доводилось слышать. Неоднократно. Всякий раз, как его выпускали после очередной «стирки», так за глаза называли процедуру криминальной гипнокоррекции. Новый человек оказывался подозрительно похожим на старого доброго знакомого. Но никогда раньше мозгоправы не добирались до его мозга в прямом смысле этого слова. Он отчаянно пытается в последний раз.
– Но оно ведь сработало, последняя стирка! Я стал другим человеком, я теперь террорист, а не вор! – лучше пусть расстреляют.
– Ну-ну, не надо на себя наговаривать, – доктор снова ерошит ему волосы, – пора начинать, и так уже столько времени потратили из-за этих дикарей в форме!
Он кивает ассистенту – молодому человеку в белом халате, и тут же начинает жужжать машинка, Вила вздрагивает от неожиданности.
– С прической придется проститься, но не расстраивайся – все отрастет, как раз скроет шрам.
– Шрам? – все еще не в силах поверить, что это действительно происходит, переспрашивает Вила.
Но волосы падают на пол и тут же проглатываются встроенным очистителем. Вскоре в металлической стене отражается насмерть перепуганная физиономия с голым черепом. Отвратительное зрелище. Последний раз его брили наголо после первого ареста, еще в подростковом отделении. Так у них было положено – чтоб не принесли с дельта-уровня паразитов в тюремные стены, там и своих хватало, местных. Тех, что в форме. Он помнит, как безумно чесалась поцарапанная машинкой голова, и как старожилы щелкали новичков по голым макушкам, устроив соревнование на самый гулкий звук.
Машинку сменяет холодная мокрая салфетка, в нос шибает запах алкоголя. Дезинфекция. Пустой перевод продукта. Сзади в шею втыкают иглу, он вскрикивает, сначала от неожиданности, а потом еще раз – потому что внезапно перестает чувствовать ноги, а следом и все тело. Последним немеет лицо. Он, вроде бы, продолжает дышать – в него не вставили никаких трубок, значит, легкие должны работать, грудная клетка расширяться, но все это происходит без его ведома, он даже не может опустить голову, чтобы увидеть, поднимается ли грудь.
Доктор хлопает его по плечу, он видит, как опускается рука, но ничего не чувствует.
– Все в порядке, мы временно отключили внешние моторные функции.
А затем начинается кошмар. Как в подпольных головидах-ужастиках, которые его друзья с наслаждением смотрели в детстве именно потому, что детям такое смотреть было запрещено. Сам он никогда не любил эти кровавые зрелища, кровь на экране слишком уж походила на настоящую, но старшие считали, что награждают его по заслугам, позволяя смотреть (ведь именно он воровал для них инфокристаллы по заказу, боевики, ужасы, фильмы для взрослых), а он не смел отказаться.
Ассистенты передают друг другу страшное металлическое устройство, и голову зажимают тиски, похожие на средневековый пыточный инструмент. Он отчаянно косит глазами, пытаясь разглядеть, что происходит за его спиной. Доктор понимающе кивает.
– Ты, должно быть, хочешь посмотреть. Сейчас, сейчас, секундочку, – разворачивает один из мониторов таким образом, что изображение оказывается как раз напротив глаз Вилы. Он не хочет, не хочет смотреть, но не в состоянии возразить, да и потом, лучше уж видеть, что они делают, чем представлять. Воображение зачастую страшнее реальности. Хотя, куда уж страшнее…
Кожу на макушке обкалывают иголками, вводят какую-то жидкость, на месте уколов вспухают шишки, потом опадают. Доктор поясняет:
– Сосудосуживающие препараты, мы ведь не хотим истечь кровью, – опять это до безумия раздражающее «мы».
Скальпель рассекает кожу, глубоко, но в месте разреза почти не выступает крови. Еще два надреза, и зажимы вцепляются в получившийся лоскут, тянут его вниз. Слишком толстый кусок для просто кожи, но не получается разглядеть, что там под верхним слоем.
Доктор продолжает комментировать – как любезно с его стороны, он вовсе не обязан разъяснять лабораторной мыши её судьбу. Наверное, ему просто нравится читать лекции, а вокруг одни умники-альфы, они и так уже все знают.
– Кожно-мышечный лоскут, мы используем его после операции, чтобы закрыть рану, собственная кожа приживается куда лучше имплантата. Голова будет как новая, и внутри и снаружи, – шутка кажется ему ужасно смешной, и он начинает хихикать.
Вила пытается закрыть глаза, но не может, зрелище на экране завораживает, он умирает от страха и отвращения, но не в силах отвести взгляд.
Руки в хирургических перчатках подносят к ране нечто весьма похожее на скребок, начинают скрести обнажившуюся поверхность, с силой нажимая на инструмент, сдвигают в сторону красные ошметки.
– Очищаем фронт работ, – снова поясняет доктор.
Пила с омерзительным визгом вгрызается в кость, пахнет паленым. Ему должно быть больно, ведь это его череп, но боли нет, только страх, панический, затопляющий все естество страх. Онемевшие мускулы сдерживают тошноту. Не будь парализован, он бился бы в своих оковах с такой силой, что пила бы наверняка соскользнула.
Несколько минут и целую вечность спустя доктор снова улыбается той самой растянутой улыбкой.
– Ну вот, почти готово, осталось вскрыть оболочку, – хирургические ножницы взрезают плотную серую мембрану, – смотри, что у нас получилось.
В круглом отверстии медленно пульсирует мозг. Напрасно Эйвон называл его безмозглым, вот вам доказательство, что мозгового вещества у него предостаточно! Попросить что ли фотографию на память? Хотя вряд ли у него будет возможность вручить ее Эйвону с дарственной надписью.
Мозг совсем не такой яркий, как ему казалось, не то, чтобы он часто размышлял, какого цвета будет его мозг, если вскрыть череп и заглянуть внутрь, но если подумать, то представлялось что-то красное, а не такое... невзрачное. Розовое, с темными прожилками.
– Замечательно, можно приступать! – доктор излучает энтузиазм, – Да-да, понимаю, лапароскопическая хирургия намного чище, но я предпочитаю видеть, что делаю. Кроме того, есть в этой картине что-то завораживающее, – он почти касается пальцем вздымающегося бугорка, – сердце и мозг. Два центра, определяющие человека. В доисторические времена люди спорили, где находится душа, этакая невидимая субстанция, отличающая человека от неразумного существа. В сердце, в животе, в голове, в глазах? На какое-то время победило сердце, но они ошибались. Душа расположена именно здесь, под надежной защитой черепа. Здесь осуществляются основные процессы, определяющие наше поведение. Где-то здесь спряталась нейронная сеть, вынуждающая тебя красть. Все, что нам нужно сделать – уничтожить саму возможность передачи этих сигналов. Если уж продолжать исторические аналогии – выжечь скверну каленым железом, – инструмент в его руке омерзительно напоминает лазерный зонд.
Ему делают еще какой-то укол, к мышцам частично возвращается чувствительность, но по-прежнему не получается шевельнуться, тело как будто не понимает команды. Он представляет себе во всех подробностях, что сейчас поднимет палец – единственное, что позволили бы фиксаторы, но движение так и остается на стадии воображения.
А потом они начинают «работать» – несколько зондов одновременно рисуют узоры на его обнаженном мозге, то углубляя прожилки, то выжигая точки, кажется, что там, внутри, копошатся насекомые, все глубже и глубже запускают лапки, щекочут, царапают острыми коготками на концах щупалец. Нет, это его куда-то не туда понесло, у насекомых нет щупалец. Щупальца были у этих, как же их... осьминогов. Он с трудом вспоминает правильное слово. Они что, сотрут ему память? Не так, как Блейку, а по-настоящему? Так, что ничего не останется? Нет, не может быть, это будет нечестно, им ведь надо, чтобы он оставался самим собой, совсем как прежде, только не воровал!
Они играют на его мозге, как на музыкальном инструменте: настраивают, нажимают невидимые клавиши, только вместо звуков – реакции. Зонд прикасается к определенному месту – и он начинает моргать, еще касание – дергаются пальцы, открывается рот, струйкой вытекает слюна. Или вдруг перестает дышать, или высовывает язык, или видит на экране, как прыгает в нервном тике щека.
Потом ему показывают изображения, так быстро, что он даже не успевает осознать отдельные кадры, все сливается в широкую цветную полосу, а зонды продолжают свою работу, иногда к ним присоединяется скальпель, иногда какие-то странные инструменты, названия которых он не знает и не стремится узнать. Все это длится целую вечность. Доктор время от времени треплет его по плечу и, наклоняясь к уху, сообщает, что он молодец, что все идет просто замечательно.
Наконец они складывают инструменты на поднос, последний укол, на этот раз в руку, вместо длинной иглы обычный вакуумный инъектор, и он проваливается в сон, к счастью – без сновидений.
***
Когда он проснулся, голова болела нещадно. Так, что хотелось выть и стучать ею о стену. Казалось, будто под повязкой спрятан обруч из раскаленного железа. Медтехник приходил каждые четыре часа, делал укол. После укола боль на некоторое время стихала, становилась почти терпимой, и он успевал во всех деталях вспомнить все то, о чем так мечтал забыть.
Боль не оставляла его даже во сне, но он все равно старался спать как можно больше, чтобы не думать. Не думать о том, что пугало сильнее всего: получилось у них или нет? Он не ощущал никакой разницы, кроме боли, но это еще ни о чем не говорило, в камере ведь нечего красть. После коррекции все было иначе – достаточно было подумать о чем-нибудь неправильном, и горло словно сжимала невидимая рука, волной накатывал удушающий страх перед неправильностью, преступностью самой мысли о нарушении закона. Но сейчас он без помех представлял себе что угодно: раз за разом мысленно разбирал замок камеры, воображал, как взламывает сейф, прекрасный, металлический сейф с цифровой комбинацией и сенсорной панелью, в котором лежит все необходимое – деньги, документы, билет на космический лайнер. Должен ведь где-то существовать такой сейф!
Вспоминал о прошлых достижениях: замки, защитные системы, нейтронные бластеры. Даже пистолет теперь вызывал в душе теплые воспоминания – так приятно было бы ощутить в руках знакомую тяжесть, знать, что когда они снова придут за ним, а они обязательно придут, он сможет ответить. Это не поможет, конечно, штурмовиков больше, чем зарядов в обойме, но он так устал от беззащитности!
Он не ощущал себя новым человеком, но и от прежнего Вилы осталось слишком мало, почти что ничего. Головные боли продолжались и после того, как сняли повязку, после того, как вдоль безобразной алой полосы пробилась колючая щетина, и даже потом, когда шрам спрятался под волосами, почти такими же, как и раньше, русый цвет сгладил седину. Впрочем, эту боль уже можно было терпеть, даже без уколов, их прекратили делать, как только сняли бинты.
Его регулярно осматривали ассистенты, проверяли, как заживает рана, сканировали, брали анализы – вены покрылись уродливыми синяками, у него всегда была тонкая кожа. Но улыбающегося доктора он больше не встречал, до того самого дня, когда вместо очередного осмотра его не отвели на один из верхних этажей, над поверхностью земли, где он впервые за последние месяцы увидел дневной свет.
Доктор ждал в кабинете, за широким полированным столом, на первый взгляд, деревянным, но Вила слишком часто бывал в роскошных резиденциях (хоть и без приглашения), чтобы не распознать имитацию. Он радостно улыбался, как лучшему другу, и даже позволил Виле сесть в мягкое кресло напротив. Спросил, как самочувствие. И тут же сам ответил:
– Прекрасно, просто прекрасно, судя по последнему осмотру все зажило наилучшим образом. У меня хорошие новости: ты свободен!
– Что? – тупо переспросил Вила. Он ожидал чего угодно, только не этих двух коротких слов.
– Весь смысл моей методики в том, чтобы реабилитировать криминальные элементы. Для того, чтобы вас расстреливать, не нужны никакие нововведения. О, это относительная свобода – мы будем наблюдать за тобой, но в остальном – ты сможешь вести нормальную жизнь. Вот твои новые документы.
Вила машинально взял карточку: другое имя, неудивительно, Вила Рестал наверняка числится в числе погибших, должно быть, его застрелили на Гауде Прайм, с остальными террористами. Дельта, рабочий пропуск на завод по переработке промышленных отходов, третий подземный уровень, Восточно-европейский купол. Для дельты это своего рода карьера – постоянное рабочее место, койка в общежитии, талоны в столовую. Там, где он вырос, за такую карточку могли бы и убить. Но почему? Зачем им это? Неужели он настолько мало значит, что даже не заслужил расстрела?
Нет, он не хочет умереть, как ни странно, после всего, что с ним сделали, он все еще хочет жить, но разве это жизнь? Именно этого он боялся, именно от этого бегал все эти годы. Монотонная работа, день за днем, час за часом, все по сигналу, все расписано, невозможно не то что шагнуть, посмотреть в сторону. Он сойдет с ума через месяц такого благополучия. Или запьет. Нет, запить не получится – та доза сомы, что полагается по рабочему талону, на него просто не подействует, а на добавку у него не будет денег. Если не воровать.
Не воровать. Да что это с ним? Он что же, поверил им на слово? Надо на все соглашаться, главное – вырваться отсюда. А там – только его и видели. Неважно, что они там делали с его мозгом – новая методика точно так же провалилась, как и все старые вместе взятые. Он свободен! Вила попытался спрятать улыбку, но доктор успел заметить, как дернулись уголки губ, и укоризненно погрозил ему пальцем.
– Ты теперь ценный научный экземпляр. Слишком ценный, чтобы потерять тебя из виду, Вила Рестал. Раз в неделю тебе нужно будет являться в медицинский центр для инъекции. Пропустишь одну – начнутся боли. Две – деградация мышечных тканей. Три – смерть. Одна из неудавшихся разработок фармацевтического отдела, они искали способ лечить синдром Апольски, но лекарство получилось хуже болезни, вызывает пожизненную зависимость с первого же укола. В производство это средство, естественно, не пошло.
– Но у меня нет синдрома Апольски, – машинально возразил Вила.
– И не нужно. Главное, что теперь у тебя есть зависимость от лекарства. Видишь ли, моя процедура гораздо сложнее традиционной коррекции. Там работает обычное отрицательное подкрепление, стандартная схема стимул-реакция. Если клиента тошнит от одной только мысли о воровстве, сразу очевидно, что его успешно закодировали. Но у тебя нет отвращения к противоправной деятельности. Мы всего лишь убрали стремление к ней. Достаточно ли этого воздействия станет понятно из наблюдений. Эксперимент перешел в лонгэтюдную стадию. Если же окажется, что мы не достигли успеха, придется все начинать сначала, сперва изучив, где мы ошиблись в твоем случае. Понимаешь? – с нажимом в голосе спросил доктор.
О, да. Он понимал. Понимал, что его посадили на цепь. Что как только он отступится, его тут же заберут обратно в лабораторию и разберут на запчасти. Что доктор настоящий гений – уже неважно, работает его метод на самом деле или нет, никто не узнает правды. Любая подопытная крыса в здравом уме выберет праведную жизнь добропорядочного гражданина, учитывая альтернативу – стол в прозекторской. Но, сжимая в потной ладони карточку, он уже не был уверен, что настолько сильно жаждет оставаться в живых.

---

Мини 3 лвл

Название: Огненный круг
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: Suzan Lovett, Circle of Fire, запрос отправлен
Ссылка на оригинал: tarrantnostra.com/suzan/circle.htm
Размер: мини, 3954 слова
Источник: "Семёрка Блейка"
Пейринг/Персонажи: Керр Эйвон, Родж Блейк
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Если реальность не устраивает Эйвона... тем хуже для реальности.
Примечание/Предупреждения: AU к последнему эпизоду, смерть персонажа, "и Эйвоны кровавые в глазах"
Скачать

Посвящается Гэйлу, с благодарностью.


«Скорпион, заключенный в огненное кольцо,
жалит самого себя»


Блейк просто не мог осознать происходящего. Тарранта, несомненно, убедило представление, но с каких это пор Эйвон стал судить по первому впечатлению или принимать чьи угодно слова на веру? Этот человек во всем искал скрытые мотивы, но всегда понимал подлинную причину событий! Что ему сейчас мешает увидеть?
Да и потом, он ведь уже сказал: «Эйвон, это я, Блейк!» Каких еще доказательств ему надобно? Может быть, Эйвона надо уверить, что Блейк действительно командует этой базой? Это должно его успокоить, он почувствует себя в безопасности, поймет, что здесь нет и не может быть ловушки.
– Я специально все это устроил.
– Да! Нет!
Блейк услышал, как Эйвон сдавленным голосом выкрикнул два противоречащих друг другу слова. Почти одновременно. Невозможное сочетание, словно прозвучало эхо, отрицающее самое себя на протяжении одного выдоха.
Тут же ему почудилось какое-то движение, почти что вне поля зрения, но поврежденный левый глаз ограничивал видимость с этой стороны. Блейк был слишком сосредоточен на том, чтобы достучаться до стоящего перед ним человека. Как угодно, любым способом, но здесь и сейчас. Проигнорировав все остальное, он попытался преодолеть возникшую между ними пропасть. Шагнул вперед и протянул руку.
– Эйвон, я ждал тебя!
Он видел, как Эйвон поднял винтовку. Сложно было бы не заметить. И даже видел, как тот прицелился. Но угрозы он не почувствовал. Ни на секунду. В голову не пришло.
Даже когда раздался выстрел.
Он не успел увидеть, как палец нажал на курок: внезапно кто-то оказался между ним и Эйвоном, заслонив их друг от друга. Блейк инстинктивно подхватил материализовавшегося из ниоткуда человека – тот падал. Застигнутый врасплох, Блейк оказался не готов принять на себя вес тела и рухнул вместе с ним на колени. Но только ощутив кровь на своих руках, теплую и густую, увидев рану, в клочья разорвавшую плоть, он осознал, что Эйвон действительно выстрелил.
Выстрелил в него. И попал бы, не встань между ними... Блейк всмотрелся в лицо человека, принявшего предназначенную ему пулю.
Голова пошла кругом – реальность утратила всякий смысл. Некоторое время его мозг не мог даже осознать увиденное, не говоря уже о том, чтобы согласиться. Он с трудом отвел недоверчивый взгляд от бледного лица и глянул вверх, на закованного в черную кожу, как в доспех, человека. Всего минуту назад он был уверен, что там стоит Эйвон. До того, как Эйвон внезапно не свалился ему на руки.
Невозможно. Но Эйвон по-прежнему стоял там, тупо глядя на свою винтовку, словно она внезапно превратилась в инопланетного монстра. Блейк снова посмотрел вниз и опять вверх – но ни одно из лиц не изменилось, чтобы внести видимость порядка в его существование. Он по-прежнему держал Эйвона. Но и человек, натянувший на себя лицо Эйвона, не сдвинулся с места. И в его руках, так похожих на руки Эйвона, оставалось оружие.
Вот только Эйвон никогда бы в него не выстрелил. У Блейка сразу же пропали все сомнения. Он с ненавистью глянул на самозванца.
– А я еще считал, что придумал хитрую ловушку! Давай, доводи дело до конца. Пока я не свернул тебе шею!
Блейк был безоружен и стоял на коленях, держа истекающего кровью человека, но не сомневался в своей способности выполнить обещание. В его мыслях, чужак – клон, хирургически созданный двойник, неважно, что именно, уже был мертв.
Самозванец вздрогнул, но его взгляд так и не оттаял, оставшись пустым. Мало похожим на человеческий.
– Нет, – возразил он бесцветным, отсутствующим тоном, – достаточно. Этого хватит, – он перехватил винтовку и угрожающе прошипел, – не вздумайте за мной идти! Вы все.
Держа оружие наготове, якобы-Эйвон сначала попятился, а потом быстро выбежал прочь. Пусть бежит. Далеко все равно не уйдет. Охотник здесь Блейк, от него не спрячешься.
– Если вы с ним заодно, – рявкнул он на людей, пришедших с самозванцем. Один был похож на Вилу… Вила? – то завершайте начатое. Если нет, то не стойте столбом! Помогите мне с ним.
Все они, похоже, совершенно ошалели и уже ни в чем не были уверены. Затем Таррант, несмотря на ранения, пришел в себя и шагнул вперед.
– Стоять!
Блейк совершенно забыл про Арлен. Он осторожно обернулся, стараясь не потревожить Эйвона, одной рукой все еще пытаясь остановить кровотечение, и обнаружил, что в лицо ему смотрит дуло пистолета.
– Вы все, бандиты, арестованы, именем Федерации!
Еще одна ошибка.
– Вообще-то, это моя база, – напомнил он ей, – ты представляешь, сколько здесь людей?
– Как-нибудь справлюсь. Мне приказано взять тебя живым или мертвым, Блейк, так что…
Она бросила на него молниеносный взгляд, отвлекшись всего лишь на одно мгновение, но именно в этот миг прозвучал выстрел и пуля влетела прямо ей в переносицу. Девушка рухнула на пол, пистолет выпал, с грохотом откатившись в сторону. Блейк понял, что стреляла светловолосая женщина, одна из тех, что пришли с лже-Эйвоном. Можно было только позавидовать ее быстроте и меткости.
– Б-Блейк?
Слабый, хриплый от боли голос сразу же заставил его обратить все внимание на человека, которого он прижимал к груди. Внезапно Блейк вспомнил, что тот, другой Эйвон, так и не произнес его имя. Ни разу.
– Да, Эйвон, – сказал он, в полной уверенности, что обращается именно к Эйвону, – я здесь. Не шевелись. Сейчас я вызову мед…
– Нет… нет времени.
– Что значит «нет времени»?! – его попытки остановить кровь окончились полным провалом – слишком большая рана, не хватало ладоней. Проклятое оружие, даже на этой планете его выбирали лишь самые отъявленные мерзавцы из тех, кто охотился за головами! Вслух он сказал:
– Побереги силы.
Эйвон вцепился в его рубашку.
– Да послушай же меня, идиот! – просипел он.
О, это был Эйвон, никаких сомнений. Вопреки обстоятельствам, Блейк поймал себя на теплой улыбке и тут же почувствовал жжение в глазах.
– Я слушаю, Эйвон, – все остальное может подождать.
– Ты должен уйти. Сейчас… Немедленно.
– Я должен отправить тебя…
– Нет. Федерация… Они знают. Они сейчас будут здесь… Нет времени, Блейк… Ни для чего, – пальцы, ухватившие рубашку, судорожно дрогнули, – уходи, уходи немедленно. Или все было напрасно…
В его голосе звучало такое отчаянье, что Блейк накрыл дрожащую руку ладонью, сжал ободряюще.
– Хорошо, Эйвон. Мы уйдем. Вместе.
– Блейк! Блейк! – голос Дэвы донесся до него раньше, чем сам техник появился в помещении. – Они нашли нас, атаку… – он оборвал себя на полуслове, огляделся и спросил, – что тут произошло?
– Пришли сюда медиков, Дэва, немедленно, и эвакуируй базу. Предупреди всех, что это не учения. Запусти чрезвычайные протоколы, – он почувствовал, как Эйвон шевельнулся, пытаясь привлечь его внимание, – я все еще здесь, Эйвон.
Слабым движением тот указал на экипаж «Скорпиона».
– Позаботься о них. Они не виноваты... Никто не виноват. Пусть живут…
– Все, как ты скажешь, конечно же, – Блейк повернулся к Дэве. У него были и другие обязанности, особенно сейчас, но он только пододвинулся к Эйвону чуть ближе и сильнее сжал его руку. Таррант, Вила и обе женщины стали совсем рядом, но Эйвон только что поручился за них, так что все было в порядке.
– Если останется время – вывези арсенал, если нет – взорви оружейный склад. Активируй заряды по всей базе. Спасайте корабли, сколько сможете, и выводите людей. Разбежаться, перегруппироваться, атаковать. Ты знаешь, что делать.
Дэва уже стоял у компьютерной консоли, набирая команды.
– Но сначала вызови медиков! – заорал на него Блейк.
– Мне кажется, они уже не понадобятся, – очень тихо произнес Таррант.
Блейк наградил молодого человека яростным взглядом и только потом осознал, что ладонь в его руке безвольно обмякла. Он посмотрел вниз, на застывшее в смертном оцепенении тело.
– Нет! – упрямо возразил Блейк, в глубине души уже зная правду. Чувство опустошенности раздирало душу. Больше двух лет ожидания: он мечтал, чтобы Эйвон вернулся, нуждался в нем, а когда тот наконец появился – навсегда потерял его и даже не заметил последнего мгновения. И кому-то придется заплатить за эту потерю!
Ярость рвалась наружу, но он сдерживался, до тех пор, пока медленно не опустил тело Эйвона на пол. В следующую секунду он уже был на ногах и грубо ухватил Тарранта и Вилу, сразу обоих, за куртки.
– Вы привели сюда этого убийцу! Кто он, черт побери, такой?
– Эйвон! – взвизгнул Вила, – Блейк, это был Эйвон!
Он встряхнул вора так сильно, что у Вилы застучали зубы.
– Не смей назвать его так! Эйвон лежит здесь!
– Но это правда! Это был Эйвон, тебе все скажут, что это был Эйвон!
– В самом деле, был? – спросил Таррант. – Или нам просто так казалось? Он изменился, Вила, все это почувствовали. Мы часто удивлялись, что произошло с Эйвоном, помнишь? Словно он стал другим человеком.
– Да, но… – внезапно глаза Вилы расширились, – он вел себя иначе. Он пытался убить меня. Эйвон никогда бы так не поступил.
Блейк с отвращением отбросил их от себя. Они тоже попались на подлог! Он указал на тело Эйвона.
– Он просил защитить вас, и я выполню его просьбу. Дэва, выведи их в безопасное место. Разбираться будем потом.
– Куда ты собрался, Блейк? – спросил Дэва.
– На охоту, – коротко ответил тот.
– Блейк! – Дэва схватил его за рукав, – Ты сошел с ума? Нас атакуют. Ты должен быть со своими людьми, ты наш лидер!
Блейк резким движением стряхнул его руку.
– Я уже говорил тебе, что незаменимых не бывает, – он снова посмотрел на Эйвона и подумал, что жестоко ошибался, затем поднял брошенный Арлен пистолет.
– Уходи, – приказал он Дэве, – ты все равно меня не остановишь.
Казалось, что Дэва все-таки попытается вмешаться, но у рыжего техника хватило ума вовремя отступить.
– Следуйте за мной, – обратился он к команде «Скорпиона» и, обреченно кивнув, возглавил их маленькую группу.
Блейк на секунду задумался. У него не было времени, чтобы вынести тело Эйвона. Как только завершится эвакуация, база превратится в огромный огненный шар. Огненное погребение. Что ж, достойный способ. Но Блейк аккуратно сложил Эйвону руки на груди, чтобы никто не подумал, будто его тут просто бросили, словно всем на него наплевать. И только тогда заметил, как сильно Эйвон постарел: он похудел, на осунувшемся лице, опустошенном смертью, запали щеки, виски выбелила седина. Время жестоко обошлось не только с Блейком.
У него был пистолет. Эйвон всегда умело обращался с оружием. Но почему же он не выстрелил в убийцу, не крикнул, предупреждая об опасности? Да что угодно, вместо того, чтобы броситься под пулю! «Героическая смерть? – тихо спросил Блейк, – ты ведь всегда говорил, что это будет моя участь». Он укладывал Эйвона поудобнее, стараясь не прикасаться к бледной коже – оставались красные следы. Рука соскользнула, и он наткнулся на что-то маленькое и твердое, с острыми краями. Ключ от Орака. Разумеется. Блейк переложил его в свой карман.
Он поднялся, все еще не в силах оторвать взгляд от Эйвона, зная, что видит его в последний раз, а потом заставил себя успокоиться, спрятал горечь в самую глубину души. У него еще будет время оплакать Эйвона, после того, как он уплатит по долгам. Точно так же он проглотил вспышку ярости, оставив себе только холодное, ясное осознание того, что предстоит сделать. И лишь тогда отвернулся от тела. Калли всегда говорила, что нельзя отправляться в последний путь в одиночестве. Что ж, он последует ее совету и предоставит Эйвону спутника.
Самозванец убежал в том же направлении, откуда появился. Должно быть, он хотел пробраться в главный ангар, больше там ничего не было. К этому времени он уже мог успеть удрать, но в том ангаре стояли только наземные аппараты, а корабль, на котором лже-Эйвон прилетел на Гауду Прайм, разметало взрывом на милю вокруг. В ближайшее время он далеко не уйдет. И уж точно не выберется за пределы досягаемости Блейка. Год охоты на беглецов превратил его в умелого следопыта.
Дэва со своей группой тоже ушел в этом направлении. Блейк надеялся, что никто из них не наткнется на самозванца. А если это все же случится, у них хватит ума оставить Блейку его жертву. Он должен отомстить сам!
Блейк добежал до контрольного центра и обнаружил, что Дэва со своими подопечными направляется обратно.
– Что случилось?
– Выход заблокирован. Что-то заклинило двери ангара, – сообщил Дэва.
– Что именно? И каким образом?
– Не знаю, но нам крупно повезло. Успей штурмовики пройти через этот вход, мы бы даже не поняли, кто нас убивает, – Дэва попытался перехватить пробегающего Блейка, – ты слышал меня? Там нельзя пройти!
Но тогда и самозванец мог не успеть выйти. Он легко уклонился от Дэвы, после чего заметил ящик в руках у Вилы.
– Орак! Ты нашел Орака! Молодец, Вила.
– Да, я не знаю, почему он не… но, Блейк, у меня нет ключа! Эйвон, я имею ввиду, тот, другой, ключ у него.
– Нет, ключ у меня, – он пронесся мимо, бросив на ходу, – Дэва, этот компьютер надо сохранить любой ценой!
– Блейк, будь осторожен! – прокричал Дэва ему вслед, – похоже, что в этой части базы никого нет, но они могут пройти по техническим тоннелям и застать тебя врасплох.
Блейк не стал полагаться на волю случая. По пути он проверил каждую нишу, каждый закуток, уделив особое внимание техническим шахтам. Не столько из-за предупреждения Дэвы, сколько потому, что через них можно было бы выбраться наружу. Но пыль внутри шахт осталась нетронутой. Если самозванец не успел выйти до того, как двери заклинило, он должен быть в ангаре.
Большой, тускло освещенный ангар со множеством укромных уголков. Повсюду стояли машины. Широкие двери были открыты. Продвигаясь вперёд, Блейк выключал в коридорах основной свет, оставляя только тусклое аварийное освещение, затем он остановился в тёмном переходе, чтобы подождать, пока глаза привыкнут к сумраку. Только тогда он проскользнул в ангар и сразу же нырнул в укрытие.
Но эти предосторожности ему не пригодились. Он услышал… смех? Скорее пародию на таковой, словно смеялся безумец. Когда Блейк наконец смог поверить своим ушам, он последовал за раздражающим звуком.
Тогда он увидел корабль. Черный, ненамного крупнее наземных машин или стандартных флайеров, стоящих в ангаре. Но его двигатели, две вспомогательные гондолы обтекаемой формы, были гораздо крупнее и сложнее, чем необходимо для корабля такого размера. Они искажали изящный, похожий на стрелу силуэт, превращая его в уродливого гнома. Блейк не мог определить тип корабля, но не сомневался, что тот приспособлен для космических полетов. Он подумал, что на этом корабле Эйвон, должно быть, и прилетел на Гауду Прайм. Присмотревшись внимательней, Блейк обнаружил на двигателях глубокие зазубрины, следы от вырванных с мясом опор. Похоже, что изначально у этого корабля было еще несколько защитных оболочек, но ему пришлось пройти через тяжелые испытания. Откуда прилетел Эйвон и что стояло у него на пути?
Блейк снова сосредоточился на смехе. Смеялись где-то поблизости от корабля. Он обследовал пространство, постепенно приближаясь к источнику звука, и замер не поверив своим глазам.
Человек, посмевший выглядеть, как Эйвон, сидел на ступеньках трапа, ведущего внутрь корабля, опираясь локтем на приподнятое колено. Винтовка валялась неподалеку. Он тихо посмеивался, откинув голову на перила, совершенно не беспокоясь, что свет, падающий из открытого шлюза, превращает его в легкую мишень.
Слишком просто снять его выстрелом вот так. Никакого удовлетворения. Блейк покрепче перехватил свое оружие, прицелился и вышел на свет.
– Веселишься? – прорычал он.
Самозванец не впечатлился.
– А, – сказал он, даже не глядя на Блейка. Потом медленно повернул голову и начал подниматься. Лениво, с той же самой изящной легкостью движений, что была так свойственна Эйвону. Казалось, он совершенно позабыл про свою винтовку, – я как раз ждал…
Внезапно он замолк и молниеносным, едва заметным движением подхватил оружие. Несмотря на то, что Блейк был к этому готов, оба выстрела прозвучали одновременно, эхом отозвавшись в пустоте ангара. Пуля взорвала грудь самозванца, Блейк услышал сдавленный крик и увидел, как его противник падает со ступенек. Он не смел выдохнуть, пока не понял, с запозданием, что стреляли не в него. Одновременно с этим он осознал, что крик боли донесся с другой стороны, не оттуда, где лежал теперь упавший притворщик.
Блейк обернулся. В двадцати футах от него валялся затянутый в черное штурмовик. Шлем не помог бедняге. Разрывная пуля снесла ему половину головы. Он все еще сжимал в руках винтовку, в последней смертельной судороге. Блейк вдруг задумался, в кого этот штурмовик целился всего несколько секунд назад. Похоже, что в самозванца. Но у федеральных секретных агентов и штурмовиков нет привычки убивать друг друга. Странно. Если самозванец не работал на Федерацию, тогда на кого? Слишком поздно, уже не узнать.
Он обернулся и посмотрел на безжизненное тело, распластанное на полу у первой ступени трапа. Дело сделано. Он уплатил последний долг и отомстил. Теперь нужно возвращаться к своим людям, но странный корабль словно притягивал Блейка к себе. Следуя привычке, он отпихнул винтовку самозванца подальше и начал подниматься по трапу.
– Не надо.
Блейк подпрыгнул, оборачиваясь. Глаза, столь похожие на глаза Эйвона, оказались открытыми. Самозванец все еще был жив, просто оказался не в силах двинуться. Блейк удивился, как он ухитряется лежать настолько тихо, хотя должен биться в страшной агонии. Позабыв о корабле, он перешагнул через раненого человека и стал над ним, глядя сверху вниз, держа пальцы на спусковом крючке. Теперь затрудненное дыхание было отчетливо слышно, словно самозванец больше не видел причин притворяться.
– Кто ты такой? – спросил Блейк.
Раненый сумел ответить не сразу, не с первой попытки, но когда заговорил, голос его звучал на удивление твёрдо.
– Ты мне все равно не поверишь.
– Кто ты такой? – повторил Блейк.
– Неважно. Теперь уже неважно. Но скажи мне только одно. То, чем ты тут занимался. Это ведь не была ловушка для Эйвона?
– Конечно же нет! И Эйвон бы в этом не сомневался!
Глаза закрылись.
– Хорошо. Ненавистна сама мысль, что я выжил только для того, чтобы оказаться еще большим глупцом, – он сделал глубокий вдох, сопровождаемый мучительным, прерывистым звуком, – ты прав, Блейк. Он и есть Эйвон.
– Был. – процедил Блейк.
– Будет, нет, вернее, был бы. Семантика. Совершенно неадекватная. Как оказалось, – он улыбнулся. Боль превратила улыбку в гримасу, – впрочем, все равно. Так его и запомни, для всех будет лучше, – самозванец судорожно вздохнул, но пересилил боль. Открыл глаза и снова впился взглядом в Блейка.
– Давай покончим с этим, Блейк.
– Ты хочешь умереть! – Блейк собирался спросить, но внезапное озарение превратило вопрос в утверждение.
– Я уже мертв, – он попытался рассмеяться, но зашелся дрожью, – это всего лишь остаточное явление, – последние слова вызвали булькающий звук, изо рта хлынула кровь. Чтобы не захлебнуться, он инстинктивно перекатился на бок, свернувшись вокруг ног Блейка. Движение, похоже, вызвало слишком сильную боль, он больше не мог себя сдерживать и приглушенно вскрикнул. Блейк, сам не зная почему, опустился на колени и еще меньше осознавая зачем, потянулся к самозванцу.
Человек наощупь дотянулся до его пистолета и приставил к своему виску. С огромным трудом втянул в себя воздух и прошептал:
– Больно. Проклятье… добей!
Блейк нажал на курок. Из милосердия, хотя и не понимал, откуда в нем вдруг взялось это милосердие. Не мог понять.
Плоть и кость заглушили звук. Выстрел едва вызвал эхо в ангаре, а затем все стихло. Блейк поднялся. Удивительно, но ему не хотелось нарушать повисшую тишину. Сделал два шага по направлению к выходу и остановился. Он ведь собирался осмотреть корабль, перед тем как… Перед тем, как его остановили. Поднялся по трапу и вошел внутрь.
Только рубка. Ничего кроме самого необходимого. Никаких жилых помещений. Знакомые панели вперемежку с приборами совершенно неизвестного типа, слишком сложными, чтобы разобраться с первого взгляда. Впрочем, изучать тут было нечего – большая часть из них отслужила свое. Металл расплавился, контакты закоротило, болтались оборванные провода. Этот корабль никуда уже больше не полетит. Он подошел поближе к широкой панели управления и увидел нечто весьма знакомое. Слишком знакомое. Орак?
Невозможно. Он только что видел, как Вила тащил Орака. В противоположном направлении. У Блейка даже был ключ, вот здесь, в кармане. Но точно такой же ключ был вставлен в паз этого компьютера. Он нажал кнопку.
– Я слишком занят. Убирайся! Не беспокой меня! – привычным, уже заранее брюзгливым тоном отозвался компьютер.
– Орак, это ты?
– Разумеется, это я! Чего ты ожидал? Перестань меня отвлекать. Я должен решить эту проблему. Это больше не теория, понимаешь? Это факт, но он не может быть реальностью, поскольку тогда он не мог бы произойти, не мог бы стать фактом. Ты понимаешь, какие будут последствия? Если абсолютные величины могут изменяться, все уравнения теряют смысл. Уравнения, которые описывали противоречащие константы – а это уже само по себе противоречие в терминологии, изначально, теперь этого не делают. Не существует адекватных лингвистических средств, чтобы описать все изменения. Пространственно-временной континуум отрицает рациональность, когда перестает быть континуумом. Но остается доступным для манипуляций…
Казалось, что Орак переживал механический эквивалент нервного срыва. Но в данный момент это мало беспокоило Блейка.
– Орак, насколько вероятно, что вас двое?
– Недопустимо! – визгливо проскрипел компьютер, – недопустимо, и я предупреждал его! Может быть для вас, людей, и возможно существовать в двух экземплярах, но я самый развитой разум в обитаемой галактике, посмотри, чего я достиг! Уже согласно определению, не может существовать два экземпляра чего бы-то ни было «самого». Но разве он меня послушал? Нет! Самоуверенность Эйвона, его самомнение! Если определенная реальность больше не существует, то она перестает быть, и это не тавтология, реальной реальностью. Но если тут теперь две реальности, то возможно существование любого количества реальностей. И какая из них более действительная? И как определить, что является действительным? О, для Эйвона все просто – действительна та реальность, в которой все так, как он, Эйвон, хочет. И если он хочет подчинить себе время, то ради чего? Тебе интересно? Потому что прошлое Эйвона не удовлетворяет Эйвона! Следовательно, он перепишет время! Если концепция называется «временное возмущение», то почему должны быть какие-то ограничения?
Сквозь эту тираду медленно начал проступать некоторый смысл. Больше смысла, чем Блейку хотелось бы. Пистолет выскользнул из внезапно задрожавших пальцев и упал на пол. Он не обратил внимания.
Орак продолжал возмущаться, не смущаясь отсутствием реакции.
– С сегодняшнего дня до сегодняшнего дня. Шесть лет, три месяца и восемь дней непрекращающегося труда, ты и приблизительно не способен понять, насколько сложного и грандиозного! С его точки зрения, он преуспел! Потому что ты стоишь здесь, живой. Он удовлетворил свой каприз! Но моя работа только началась, и меня продолжают отвлекать, все время отвлекать, мелкими людскими заботами, из-за которых все и пошло наперекосяк изначально! Я уже задействовал часть моих схем на то, чтобы не дать штурмовым отрядам ворваться в этот ангар, и нечего ожидать, что я потрачу еще хоть сколько-то своих ресурсов, чтобы…
Блейк в ужасе попятился от компьютера, больше не слушая, не останавливаясь, пока не оказался в шлюзе. Он медленно обернулся и уставился на забытое в луже крови безжизненное тело, съёжившееся в круге света у подножия корабля.
– Эйвон?

---

Миди 2 лвл

Название: Эндшпиль
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: Endgame by Natasha, запрос отправлен
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/220652
Размер: миди, 4437 слов в оригинале
Источник: Blake’s 7
Пейринг/Персонажи: Керр Эйвон, ОМП, Родж Блейк, Дэва
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Встреченный в лесу на Гауде Прайм незнакомец предложил Эйвону партию в шахматы.
Скачать

– Это точно?
– Запрос сформулирован некорректно. Уточни формулировку.
Эйвон перевел дыхание, вспомнив, что не может себе позволить разломать въедливый компьютер на куски. Ему необходим Орак. Сейчас как никогда ранее.
– Вероятность, Орак. Какова вероятность этого события?
– Если под «этим событием» ты подразумеваешь мое предсказание, произведенное на основании имеющихся данных, то вероятность того, что Федерация обнаружит базу Блейка, возьмет ее штурмом, а сам Блейк будет арестован или погибнет в процессе, равна 99,7 процента.
– Значит, точно, – пробормотал Эйвон.
– В том маловероятном случае, если тебе удастся обнаружить Блейка раньше федеральных сил, последовательность событий может измениться. На данный момент невозможно предсказать, сколько именно стандартных хронологических единиц Федерация потратит на поиски, подставив в уравнение неопределенную временную переменную и твою потенциальную встречу с Блейком, я могу выстроить потенциальное распределение будущих событий, которые способны в конечном итоге привести к двум возможным вариантам. Первый вариант…
– Заткнись, Орак!
Эйвон протянул руку, чтобы вынуть из паза ключ, но остановился, не завершив движения. Он знал, что Орак должен оставаться включенным, чтобы передавать сигнал о помощи.
– Продолжай транслировать сигнал, – вздохнул Эйвон, ощущая, как его охватывает чувство странной опустошенности. Он поставил прозрачный ящик на траву и сел рядом, прислонившись к дереву.
Эйвон знал, конечно, что он не единственный, кто пытается обнаружить след Блейка в бесконечном разнообразии вселенной. Федерация не оставляла надежды разыскать легенду Сопротивления – если верить Ораку, в последние месяцы они удвоили усилия. Довольствоваться тем, что выжил и остался на свободе, и затаиться на позабытой всеми планете? Нет, кто угодно, только не Блейк с его шилом в одном месте! Этот идиот не мог довольствоваться малым и опять начал действовать: собирать ресурсы, создавать армию, все во имя невыполнимой мечты – уничтожить Федерацию! И Федерация заметила его усилия – так огромное животное, внезапно просыпается от комариного зуда. Они обнаружили, что он жив, что он может вернуться, и решили устранить эту угрозу раз и навсегда.
Похоже, что как раз в тот момент, когда Эйвон телепортировался на поверхность Гауды Прайм, события получили новое развитие. Орак не мог сказать с точностью, что именно произошло: донес кто-то из местных или в группу ухитрился внедриться шпион», кто-нибудь из людей Блейка решил перебежать на другую сторону или сработала давно расставленная ловушка. В любом случае, Федерация получила недостающую информацию. Они шли по свежему следу, и Орак пересчитал шансы не в пользу Блейка.
По кронам деревьев пробежал порыв холодного ветра и стих. Невнятные шумы леса повторялись в медленной монотонной последовательности: шелест, треск, щебет, гул. Все эти звуки только усугубляли тишину внутри него и осознание одиночества. Эйвон усмехнулся, вспомнив, как все, что он считал за данность, рухнуло всего за несколько часов. «Скорпион» разрушен, Таррант скорее всего, погиб, остальная команда затерялась где-то в лесу, а Блейк… Блейк скоро будет мертв. Или хуже, чем мертв.
Эйвон помнил, что нет никакой необходимости вести себя иррационально, чтобы доказать… неважно, что именно. Нелогичное поведение снижает продуктивность. Пустая трата драгоценной энергии, которую лучше употребить на размышления, анализ ситуации и действия, способные решить проблему. Если, конечно, логика показывает, что проблема в принципе решаема. Он уже сделал все, что было в его силах: проинструктировал Орака имитировать официальный маяк. Местные поселения должны быть расположены в пределах трансляции, так что рано или поздно кто-нибудь поймает его зов о помощи и придет посмотреть, кто тут голосит на всю планету. Неважно, друг или враг – лучшего шанса раздобыть флайер и отыскать базу Блейка у Эйвона не будет. Теперь остается только ждать и прочесывать местность, в поисках остальных членов команды. Неплохо так же отыскать укрытие на ночь, подумал он, заметив, что наступили сумерки, а новый порыв ветра оказался холоднее предыдущего. Эйвон поднялся и продолжил идти.
Он был уверен, что минуту назад видел над крышей хижины струйку желтоватого дыма, и как можно осторожнее приблизился, держа пистолет наготове. Однако, судя по просевшим стенам, там давно уже никто не жил. Внутри все тоже было разорено: разломанный остов кровати, проржавевшая печь и дырявый дымоход. Каменные плиты вокруг очага почернели, а на окнах плясали под порывами ночного ветра прогнившие тряпки, словно беспомощные духи прошлого. Снаружи, в лесу, все еще смеркалось, но внутри затемненной хижины уже воцарилась ночь. Темнота пахла плесенью, и Эйвон почувствовал, что задыхается.
Внезапный шелест ткани заставил Эйвона вздрогнуть. Он развернулся и направил оружие в сторону, откуда донесся звук. Из-за балки шагнула вперед темная фигура, едва различимая в полумраке.
– Не двигайся! – холодно произнес Эйвон. – Кто ты такой?
– Я безоружен, – спокойно ответил человек, и медленно поднял руки, показывая, что в них ничего нет, – ведь на самом деле вас интересовало именно это.
Не дождавшись ответа, незнакомец добавил:
– Думаю, вы согласитесь, что вопрос: «Кто ты такой?» по сути не имеет смысла, – заметил незнакомец. – Я мог бы назвать вам свое имя и даже предъявить документы, но у вас нет никакой возможности проверить, говорю ли я правду. Даже имея дело с людьми, которых вы хорошо знаете, или думаете, что знаете, нельзя быть уверенным, что они не предадут. В любую минуту они могут изменить свои убеждения и напасть на вас… То, что мы принимаем за подлинную сущность, человека зачастую всего лишь иллюзия. Неспособные приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам цепляются за эту иллюзию и зачастую дорого за это расплачиваются.
Теперь Эйвон смог разглядеть незнакомца: он был худой и высокий, в свободном одеянии из нескольких слоев ткани, закрытом сверху широким плащом. Но лицо человека оставалось в тени, и было невозможно понять, какого цвета его одежда.
– Неплохо сформулировано, – ответил Эйвон, – но я вижу некоторое противоречие. Вы только что прочитали лекцию о вреде доверия, и ждете, что я приму на веру ваши уверения в собственной безвредности?
Незнакомец мягко рассмеялся.
– Ну что вы, так далеко я не загадываю. Я всего лишь сказал, что безоружен. И вы можете сами убедиться, что я не представляю для вас физической угрозы.
Странный человек сделал еще один шаг вперед, оказавшись совсем рядом. Теперь их разделял только низкий деревянный стол, покрытый пылью и какими-то обломками. Не отводя в сторону оружия, Эйвон подошел вплотную и тщательно обыскал незнакомца. Тот оказался настолько тощим, что Эйвон даже засомневался, есть ли под этими слоями одежды плоть, но оружия он там не обнаружил.
По мере того, как его зрение приспосабливалось к полумраку хижины, Эйвон все яснее и яснее видел своего собеседника. Короткие волосы, тронутые сединой, и длинное моложавое лицо, глубоко запавший взгляд, тонкие губы, не урод и не красавец. Совершенно незапоминающиеся черты, если бы не его глаза. Было в них что-то пугающее. Не в форме разреза, или бровях, веках или любой другой части глаза… нет, сами глаза казались неправильными. Стеклянистыми, странно-пустыми, неопределенного цвета. Создавалось впечатление, что они не соответствуют возрасту, словно нечто невообразимо древнее завладело относительно молодым телом и проявляет себя, выглядывая наружу через глаза.
Человек улыбнулся, но взгляд остался безразлично-стеклянным.
– Я правильно понимаю, что вы собираетесь остаться здесь на ночь?
Какое-то мгновение Эйвон был слишком заворожен этим взглядом, чтобы ответить. С одной стороны, он чувствовал, что не решается посмотреть незнакомцу прямо в глаза, с другой, они притягивали его словно магической силой: стоило отвернуться, и он сразу же испытывал непреодолимый соблазн бросить еще один быстрый взгляд.
Пока он продолжал свои наблюдения, незнакомец наклонился и что-то достал из мешка, стоявшего рядом. (Эйвон почему-то не заметил этот мешок раньше). Как оказалось, светильник. Человек включил его и поставил на стол, так, чтобы луч света упал на поверхность. Затем снова опустил руку в мешок и вытащил оттуда старый деревянный ящичек. Открыл его, и Эйвон увидел внутри черные и белые фигуры, тоже из дерева.
– Шахматы? – нахмурился Эйвон.
– Почему бы и нет? – пояснил незнакомец. – Мы оба не настолько глупы, чтобы уснуть в присутствии постороннего человека. Разумеется, мы можем притвориться, что заснули и провести ночь в тревожной бдительности… Но не лучше ли сыграть? Куда более приятный способ провести время.
Он протянул две пешки, предлагая Эйвону выбрать.
– Рад, что вы со мной согласны, – заметил незнакомец, все еще улыбаясь, – доверчивые люди редко проживают долгую жизнь. Белые или черные?

***

Эйвон указал на белую пешку. Не самый очевидный для него выбор, но в шахматах важно выиграть, а не удовлетворить свои цветовые пристрастия. Он не собирался уступать преимущество первого хода только потому, что недолюбливает белый цвет.
Они обыскали хижину и обнаружила два относительно уцелевших стула. Перед тем как начать игру, незнакомец снова залез в мешок и извлек оттуда миску, фляжку и курительную трубку. Он наполнил миску водой из фляжки и присоединил к курительной трубке длинный гибкий шланг. Эйвон распознал наргиле, курительное устройство, которое обычно использовали амагоны. Амагоном незнакомец не был, слишком светлокожий и светловолосый, но очевидно, что он немало путешествовал и познакомился с разными обычаями. Дженна рассказывала, что ей доводилось пару раз курить наргиле, и если использовать хорошо очищенный табак, ощущения скорее приятные. Не наркотическое опьянение, а способ расслабиться и успокоить нервы. И все же, когда незнакомец предложил ему затянуться, Эйвон отказался. Тот лишь хмыкнул, присосался к наконечнику и выдохнул облако желтого дыма. Точно такого же, как тот, что изначально привлек внимание Эйвона к хижине.
Шахматные фигуры выглядели старинными, словно прошли через множество рук, хотя дерево осталось сухим и казалось неподвластным воздействию времени. Эйвон не был профессиональным шахматистом: он знал основные дебюты и комбинации, но играя, по большей части полагался на свои способности к вычислению и логическое мышление. Ему нравились шахматы: сугубо интеллектуальная игра не подразумевала эмоциональной вовлеченности.
Незнакомец, между тем, оказался искусным игроком. Очень быстро Эйвон обнаружил, что тратит все больше и больше времени на обдумывание следующего хода, в то время как его соперник играет с легкостью, передвигает фигуры, почти не задумываясь. Хорошо, что они ничего не поставили на кон, подумал Эйвон, с отвращением предвидя проигрыш. Все в поведении незнакомца заставляло его нервничать: обычно это было его коньком, нервировать равно противников и союзников ледяным спокойствием, создавая давящую атмосферу интеллектуального превосходства. Но странный человек превзошел его и в этом искусстве: проигрывая партию на доске, Эйвон чувствовал, что одновременно с этим уступает и в умении держать лицо.
Кроме того, по ходу игры, Эйвон постепенно начал замечать, что дым все же оказывает наркотическое воздействие. На него. Вопреки тому, что говорила Дженна, желтоватый смог повлиял на него так же, как порой действовали коктейли Вилы: немного кружилась голова, становилось все труднее соблюдать привычную внутреннюю сдержанность. Он подумал, не стоит ли попросить незнакомца оставить трубку, но гордость пересилила. Если Дженна могла курить наргиле без головокружения, если амагоны могут, и если очевидно, что на его противника дым не действует, то с чего бы это Эйвону разваливаться на части? Он ведь даже не вдыхает дым напрямую. Да и окна разбиты, входная дверь висит полуоткрытая на вывернутых петлях. Концентрация вещества не может быть настолько высокой, чтобы вызвать у него опьянение. Это просто воображение. Или усталость.
Наступил момент, когда Эйвон внезапно со всей ясностью осознал, что проиграет. Изучая доску, охватывая взглядом все фигуры и их возможные передвижения, он вдруг понял, что вне зависимости от его будущих решений, от того, какие ходы он предпримет, исход игры уже решен. Незнакомец умело поставил его в положение, из которого не существует выхода.
Эйвон знал, что следует остановить игру и поздравить противника. Но вместо этого, почему-то, с отчаянной решимостью, вопреки здравому смыслу, продолжал играть заведомо проигрышную партию. Что бы там ни курил незнакомец, на Эйвона эта субстанция оказала странный эффект, вынудив избрать совершенно нелогичную линию поведения, чуждую рациональному уму. В нормальном состоянии, зная, что обречен на поражение, он бы ни за что не стал защищать белого короля до самого конца. Он ведь предвидел все ходы, знал, куда пойдет сам и чем ответит противник. Сначала размен коней. Потом ему придется взять черную ладью и дорого заплатить за это, но другого способа избежать мата у него не останется. Затем он принесет в жертву уцелевшего слона, а напоследок – ферзя.
Шах и мат. Как и следовало ожидать. Он протянул руку и осторожным движением опустил на доску белого короля, признавая поражение.
Незнакомец не стал злорадствовать. Вообще никак не отреагировал. Молча выпустил из ноздрей и рта еще несколько струек дыма. Но Эйвон больше не обращал на это внимания. Он продолжал смотреть на поверженного белого короля, окруженного многочисленными черными фигурами, не понимая, почему его вдруг захватила волна боли. Он не мог объяснить эту болезненную эмоцию… или же, не хотел объяснения.
– Вы знаете, что такое эндшпиль? – поинтересовался незнакомец.
Эйвон не потрудился ответить.
– Когда речь идет о шахматах, эндшпиль обозначает финальную стадию игры, когда исход партии уже известен, и вне зависимости от того, какие ходы сделает игрок, он обречен на поражение. Возможно, вы никогда не встречали термин, но очевидно распознали момент, когда наша партия достигла этого состояния. Я знаю, что вы все поняли, было видно по манере игры. В одно мгновение вы осознали, что уже проиграли, но не сдались. Почему?
Эйвон по-прежнему сохранял молчание. Его рука снова упала на доску, и совершенно бессмысленным, иррациональным жестом он прикрыл белого короля ладонью, так, словно все еще мог защитить его.
Он словно бы видит, как хорошо знакомый ему человек неподвижно лежит на земле, лицо – застывшая маска, рубашка – в крови. Кровь стекла по сторонам, расплывшись вокруг тела уродливой темной лужей. А вокруг – затянутые в черное фигуры с ружьями наизготовку, и на какое-то мгновение они тоже кажутся застывшими статуями. Пока один из них не выступает вперед. Пинает лежащего на земле. Тело сдвигается от удара, потом падает обратно. Больше ничего не происходит, но рука, сжимающая винтовку, вытягивается вперед, штурмовик в черной форме чуть наклоняется, так, что почти касается стволом лба своей жертвы. Выстрел.
Но вместо звука выстрела Эйвон слышит свой собственный сдавленный вдох, выныривая из кошмарной иллюзии. Струйка пота стекает по его лицу. Рука все еще сжимает белую шахматную фигуру. Он отрывает взгляд от доски и смотрит незнакомцу в глаза. Пугающие, пустые глаза.

***

– Для вас ведь это была не просто шахматная партия? – уточнил незнакомец. – Похоже, что в вашей жизни так же наступил эндшпиль. Вы ввязались в войну, в которой не можете победить. Пытаетесь спасти человека, которого обречены потерять.
Эйвон слишком сильно наглотался опьяняющего дыма, чтобы хоть что-то ответить. Где-то в самой глубине сознания он понимал, что его отравили. Вместо табака в курильнице было какое-то наркотическое вещество, к которому у незнакомца, очевидно, иммунитет. Но было уже слишком поздно что-либо предпринимать, и в нынешнем состоянии Эйвону было наплевать, в какие игры с ним играет этот человек. Он все еще не мог прийти в себя после вызванной наркотиком галлюцинации. Ужасная картина стояла у него перед глазами, он все никак не мог осознать увиденное. Не хотел признать, что это означает для него лично.
– Простите мне мое любопытство, – продолжал незнакомец, – но вы производите впечатление прагматика и человека с высоким уровнем интеллекта. И в то же время позволили себе ввязаться в совершенно отчаянную и бессмысленную игру. Вы хоть сами понимаете, чего ищете?
– Не что. Кого. Одного человека, – пьяным голосом пробормотал Эйвон, – он не может умереть.
– Вот как. А я-то думал, что это умение присуще нам всем, – с сухой иронией в голосе заметил незнакомец. – Почему-то я не сомневаюсь, что вам довелось повидать немало смертей, так почему же гибель именно этого человека особенно вас беспокоит? Уверен, что в вашем возрасте и с вашим жизненным опытом вы давно уже смирились с неизбежностью смерти. Рано или поздно всем нам суждено умереть. Должно быть, именно поэтому нет незаменимых людей.
– Есть. Всего один, – мягко прошептал Эйвон.

***

– Мат, – сказал Дэва, – Блейк, я опять выиграл. С тобой играть – никакого удовольствия. Ты думаешь о чем угодно, только не об игре.
– Боюсь, что так и есть, – усмехнулся Блейк.
– Ты не сможешь как следует играть, пока не научишься полностью погружаться в то, что происходит на доске!
– В этом и проблема. Мне очень жаль, Дэва, но никак не получается. Я не испытываю особой привязанности к кусочкам пластика на магнитной доске.
– Попробуй использовать воображение. Например, ты можешь представить себе вместо пешек своих людей с этой базы…
Блейк улыбнулся, зная, что Дэва его дразнит.
– Вряд ли у меня получится.
Друзья замолчали, погрузившись в размышления. У метафоры, которую предложил Дэва, было и другое значение.
– Что скажешь? – поинтересовался Дэва, – сколько еще рекрутов, прежде чем можно будет выдвигаться?
– Дело не только в количестве, – задумчиво ответил Блейк.
Дэве он бы ни за что не признался, но был один рекрут, которого Блейк ждал с особенным нетерпением. Если он все-таки соизволит явиться, Блейк почувствует себя готовым двигаться дальше. Дэве он всегда говорил, что не существует незаменимых. Что ж… он лгал.
Он рассеянно сжал в руке пешку, вспоминая о своем последнем рекруте, этой девушке, Арлен. На обратном пути к базе произошло нечто странное. Блейк решил, что стоит рассказать об этом Дэве.
Это случилось, когда девушка упала на землю, он наблюдал, как она зажимает рану, видел, как кровь пачкает ее пальцы, а гримаса боли искажает лицо. В этот момент его первым порывом было забыть обо всех испытаниях и проверках и помочь человеку, испытывающему боль. Но он изображал охотника за головами, бессердечного и холодного. Он направил на девушку оружие и приказал ей встать. А потом отвернулся, чтобы взгляд не выдал его подлинных чувств.
В этот момент ему показалось, что на окраине леса кто-то был: высокий худой человек, в странном наряде, закутанный в широкий плащ. Лицо пришельца скрывал капюшон.
– «Человек из чащи»? Серьезно? – в голосе Дэвы звучал испуг, – ты в самом деле думаешь, что видел его?
– Кого его?
– А, это местная легенда. Здешние уроженцы верят, что он существует. «человек из чащи». Рассказывают, что иногда он выходит навстречу одиноким путникам. Поэтому и не советуют путешествовать по нашим лесам в одиночку. Встретить его считается дурным предзнаменованием. Но если с ним заговорить, будет еще хуже. Понимаешь, он предлагает сделки. Опасные сделки.

***

– Я понимаю, – заверил Эйвона незнакомец, – и если вы так стремитесь защитить этого своего друга, я, возможно, смогу помочь… за определенную плату, разумеется.

***

– Вот только соглашаться на эти сделки нельзя, – с убежденностью в голосе сказал Дэва, – ни в коем случае!

***

– Я знаю, кто вы такой… Эйвон. И знаю, что вы разыскиваете Блейка. И я знаю так же, – продолжил незнакомец в ответ на реакцию Эйвона, – что вы хотели бы выхватить пистолет и пригрозить, что отстрелите мне пару конечностей, если я немедленно не скажу, где скрывается Блейк. Но у вас ничего не получится, потому что наркотик повлиял на вашу моторику. Вы даже не в состоянии вытащить оружие из кобуры.
Правая рука Эйвона бессильно упала вдоль стула, в то время как левой он все еще прикрывал белого короля. Он заставил себя поднять голову и посмотреть в пустые глаза незнакомца. Наркотик повлиял на тело и разум, но не на эмоции. Его чувства были обострены, как никогда.
– Что вам известно? – спросил он, с трудом контролируя движения языка и губ, – что вы можете сделать? И где Блейк?
– Я не могу ответить на ваши вопросы. Не напрямую. Не мой метод. Но я умею перетасовывать ход событий. В какой-то степени. Некоторые ходы на доске можно изменить. Изменения эти будут небольшими. Нельзя ожидать слишком многого. Не все можно исправить. То, что предназначено, произойдет в любом случае. В конце концов, это эндшпиль.
Эйвон с трудом воспринимал речь незнакомца: слова казались расплывчатыми и лишенными смысла. Но его мозг был слишком затуманен, наркотиком, чтобы сомневаться.
– Я должен предупредить его… успеть раньше, чем Федерация.
– Если вы согласны на сделку.
– Но… мой корабль разбился. У меня нет ничего ценного.
– О, я не принимаю оплату кредитами или драгоценностями. То, что я прошу взамен за свои услуги, есть даже у самого нищего бедняка, хотя в наши дни мало кто верит в ее существование. Ее считают иллюзией, – незнакомец выпустил еще больше желтого дыма из наргиле, – потому что не могут разглядеть.

***

– Просто местное суеверие, – продолжал Дэва, – говорят, что если начать с ним беседу, то рано или поздно он выяснит, чего ты хочешь больше всего на свете. А потом предложит тебе это. В обмен на душу.

***

– Мою… ЧТО? – нахмурился Эйвон.
Разумеется, он знал это слово. Его использовали в разговорной речи, но никто не задумывался об изначальном значении этого определения, и о том, какое понятие за ним скрывается.
Он припомнил, что встречал что-то в старых документах, в архиве Центрального купола. Во времена своего студенчества, когда взламывал защитные системы и получал доступ к запрещенной информации просто так, для удовольствия. Душа. Этот термин употреблялся как в религиозных текстах, так и в художественной литературе. Абстрактное понятие, своего рода квинтэссенция того, что представляет собой человек, предположительно бессмертная часть человеческого существа, его внутренний моральный компас, лучшее, что в нем есть. И тому подобный бред времен старого Календаря.
Эйвон вспомнил так же, что ему доводилось слышать и про мифическую фигуру, традиционно занимавшуюся подобными сделками. В памяти всплыли полузабытые стихотворные строчки некого Мильтона, красноречиво воспевшего это существо. Амагоны называли его Шайтан, а на родной планете Гана ходили рассказы про Диаволо и его Бабу, страшную старуху.
Эйвон широко ухмыльнулся в лицо пустоглазой фигуре, отделенной от него шахматной доской.
– Ах, это… Я думал, она давно уже ваша.

***

– Нет. Пока еще нет, – ответил незнакомец, – хотя вы, без всяких сомнений, совершили ряд поступков вызвавших мой интерес. Навели меня на мысль, что вас может заинтересовать сделка. Но ваша душа все еще удерживается… сильной верой, глубочайшей клятвой верности, которую вы отказываетесь признавать на сознательном уровне. Ее сохраняет непоколебимое доверие, которое вы все еще испытываете к одной определенной личности. Дело в том, что в вашей жизни нет никакой определенности. Вы ни во что не верите. Никому не доверяете. За одним единственным исключением.
Эйвона поразили эти слова. Ядовитая дрянь, которой он надышался, позволила ему быть честным с самим собой, пожалуй, честнее, чем когда бы то ни было ранее. Он снова подумал о Блейке. Об этом невозможном идеалисте, о его совершенно иррациональном стремлении спасти всю галактику, о его безумной вере в то, что любой эндшпиль надо играть до конца, и что всегда остается шанс на победу. О его идиотской уверенности, что в каждом человеке есть что-то хорошее, и настойчивой, самоубийственной привычке доверять. О Блейке и его безграничной, непоколебимой вере в то, что все закончится благополучно.
– Понятно, – кивнул он, – то есть, вы заберете последние остатки моей… как вы это назвали… веры и доверия, а взамен подтасуете события таким образом, чтобы я нашел Блейка раньше Федерации?
– В этом заключается сделка.
– И вы гарантируете, что я сумею что-то изменить? Что Федерация до него не доберется? Они не убьют его и не арестуют?
– Федерация не убьет его и не арестует. Обещаю.
– И я должен поверить вам на слово? – ухмыльнулся Эйвон.
– Я никогда не лгу, – со всей серьезностью ответил незнакомец, – просто люди не всегда понимают мою правду.
Эйвон бросил взгляд на свою левую ладонь, все еще прикрывавшую фигуру белого короля. Его душа… взамен на шанс спасти Блейка. Неким извращенным образом эта идея ему даже понравилась. Он улыбнулся.
– Ну что ж… подозреваю, что никто не заметит разницы.

***

Открыв глаза, Эйвон первым делом заметил, что под его рукой ничего нет. Он оторвал голову от низенького стола, за котором заснул, согнувшись в три погибели. Шахматной доски на нем не оказалось. Белый король исчез. Вместе с остальными фигурами.

---

Миди 2 лвл по Звездным Войнам

Название: Технорадио
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: blank101, Radio tech', www.fanfiction.net/s/4338778/1/Radio-Tech (запрос на разрешение на перевод отправлен)
Размер: миди, 4635 слов
Источник: star wars
Пейринг/Персонажи: ОМП, Люк Скайуокер, Лея Органа, Хэн Соло
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: независимый наблюдатель на борту крейсера Альянса описывает один обычный день из жизни повстанцев.
Скачать

Корабли нашей маленькой группы – типичные представители повстанческого флота. Готовы развалиться в любой момент, держатся на изоленте и честном слове. Я не могу опознать модель фрегата, на котором нахожусь, так что ему никак не меньше тридцати лет. Он побывал во множестве передряг и дребезжит на разные лады: то раздражающе громко вибрируют решетки воздухозаборников, то скрипит под ногами напольное покрытие, то еще что-нибудь... Кстати, не самый очевидный, но надежный способ определить возраст корабля – чем старше, тем меньше болтов удерживает палубные панели.
Меня зовут Арко, и я корреспондент. Независимый наблюдатель. Я сижу, наблюдаю, запоминаю и записываю. Кто-то ведь должен этим заниматься – не пройдет и шести месяцев, как половины людей на этом корабле уже не будет в живых. Чертовски много смертей только потому, что у людей есть убеждения. Потому что они посмели встать и сказать: "Нет!" Кто-то должен об этом помнить.
Один знаменитый деятель сказал своим последователям, когда те поздравляли его с очередным достижением, что кажется им великим только потому, что стоит на плечах великанов. И вот я здесь, среди тех самых великанов – простых людей, готовых отдать все, даже собственную жизнь, ради того, во что они верят. Чувствуешь одновременно и воодушевление, и стыд за себя, а для них всё это в порядке вещей. Не сразу и заметишь героизм за повседневным трудом ради простого выживания. Всем интересно прочитать про обычного парня, который в один прекрасный день разминировал бомбу и спас тысячи жизней. А моя работа в том и заключается, чтобы рассказать, как он жил перед этим, героическим, скажем, сотым днем. Что делал в предыдущие девяносто девять? Каков он на самом деле? Ведь именно из этих мелочей и состоит настоящая жизнь. А люди, живущие этой жизнью – и есть Альянс. Для того, чтобы знать историю, достаточно просто помнить даты. А вот подлинное понимание заключается в деталях.
Я сижу возле кулера с холодной водой и наблюдаю, как члены экипажа подходят к нему, с робкой надеждой нажимают пару кнопок, выругавшись, сдаются и переходят к автомату с горячими напитками. Я еще не до конца освоился на новом месте, но похоже, что питьевую воду невозможно добыть, потому что система очистки, к которой она напрямую подключена, должна обеспечивать все технические нужды корабля и не справляется со своей задачей. Спустя несколько дней я научился обращать внимание на слухи о якобы работающем кулере на каком-то уровне и наматывать мили по коридорам в поисках воды, с пустой бутылкой в руках, как странствующий кочевник или тусканский рейдер.
Бутылки и канистры ценятся здесь на вес золота. Свою надо обязательно пометить по всей поверхности, если не хотите с ней расстаться. В редком случае, когда удается обнаружить кулер, готовый выдать больше пары глотков, можно не сомневаться, что стаканчиков рядом с ним не окажется, потому что их давно уже разобрали жаждущие. Трудно представить себе пытку страшнее: вот она, вода, а налить ее некуда! Но чаще всего, я, по примеру окружающих, проверяю ближайший кулер, потерпев поражение, проклинаю злосчастную машину и бреду к автомату с горячими напитками. Беру что-нибудь горячее, сладкое и переполненное кофеином, зная, что потом только еще сильнее захочется пить. Почему в автоматах всегда есть кипяток, но невозможно найти холодную воду – одна из не поддающихся разгадке тайн корабельной жизни.
Вы, должно быть, удивляетесь: почему же они не отправят техников починить кулеры? Очень просто, скажу я вам: на корабле уже три дня частично изолированы два уровня, потому что не работает циркуляция воздуха, батарея по правому борту осталась без системы наведения, силовые поля в семнадцатом ангаре постоянно мигают, так что туда нельзя зайти без скафандра, а в каютах пилотов отключилось отопление. Снова. И это только те ежедневные проблемы, о которых я услышал, просто сидя в столовой!
Именно поэтому у техников и механиков всегда загнанное выражение на лицах, они держатся друг друга и передвигаются исключительно группами. Надеются отпугнуть потенциальных жалобщиков своим количеством. Впрочем, претензии им предъявляют на удивление дружелюбно, особенно если учесть, какая нервная тут у всех жизнь. Похоже, что постоянный стресс только сильнее сближает экипаж. Ничто не объединяет людей лучше, чем пережитые вместе трудности.
В столовую вваливается компания пилотов. Их яркие оранжевые комбинезоны кажутся неуместными на фоне тусклых обшарпанных стен. Они толпятся вокруг автомата с напитками, заказывают различные разновидности каффа. Усталые, напряженные после двадцатичасового вылета парни двигаются скованно, постоянно потягиваются и разминают затекшие от долгого сидения в маленькой кабине плечи и мышцы шеи. По сравнению с группой в желтых комбинезонах, завтракавшей тут чуть меньше часа назад, эти пилоты ведут себя на удивление тихо. Но то была вторая смена, они как раз успели отдохнуть и выспаться перед вылетом.
Взяв напитки, они занимают небольшой закуток в зале, один из двух, где на металлических стульях из сетки еще сохранились подушки, и устраиваются там, забросив ноги на низкий столик, потому как другого способа выпрямиться в маленьком алькове нет.
Вскоре после этого в дверях появляются еще двое пилотов, очевидно из той же самой эскадрильи – они успели расстегнуть оранжевые летные комбинезоны и завязать рукава на талии, перчатки небрежно заткнуты за пояс. Судя по всему, это командир эскадрильи и его лейтенант возвращаются после доклада. Их встречают приветственными окликами. Офицеры слабо машут руками в ответ и направляются к автоматам с напитками. Лейтенант пинает кулер и берет кафф, игнорируя смех командира.
Проходя мимо, командир задерживает на мне взгляд. Он вежливо улыбается и с любопытством смотрит вниз, на мой планшет. Приятное дружелюбное лицо. И на удивление молод – мне кажется, что ему нет еще и двадцати. Пилоты проходят мимо меня и присоединяются к группе, не прерывая разговор, достают планшеты, пристраивают их на коленях и начинают составлять финальный рапорт, время от времени сверяя записи.
Остальные наслаждаются ничегонеделанием, медленно приходя в себя после долгого вылета. Разговоры сливаются в тихий гул. Вскоре подтягиваются техники – большой группой, естественно – из той же самой эскадрильи. На рукавах их серых рабочих комбинезонов пришиты широкие оранжевые полосы. По примеру пилотов, они отсыпают дозу проклятий кулеру, после чего берут горячий кафф.
Они подходят к своим подопечным и останавливаются поболтать, засунув руки в карманы. Мне удается расслышать, что на шестом уровне, возле грузовых ангаров, вроде бы есть вода. Разгорается дискуссия, стоит ли туда сходить и есть ли надежда, что аппарат все еще работает. В конце концов решают, что далеко и что все слишком устали, чтобы заморачиваться.
Техники обещают держать руку на пульсе. Техники всегда знают много чего любопытного. Они разносят по кораблю слухи. Если вам интересно, кто рано утром, в пересменку, выскочил из чужой каюты, прислушайтесь к разговору техников. Кого ждет повышение, а кого – выволочка, куда направляется эскадра и зачем она туда направляется... техники знают ответ на любой вопрос. Пилоты называют их "технорадио", правда, всегда за глаза.
Время идет. Кухонные дроиды переключают меню с завтрака сразу на ужин, учитывая расписание вахт. Пилоты, техники и прочий персонал подходят и берут тарелки.
Пилоты допрашивают отдел логистики, выясняют, где им сегодня спать, учитывая, что в их каютах стены покрыты инеем. Составляются планы, люди предлагают разделить каюты и вспоминают, где еще остались свободные помещения. Каюта номер двенадцать на девятом уровне до сих пустует, но никто не хочет там спать – дурная примета. Вот уже шесть пилотов подряд погибли в бою, не прожив в этой каюте и месяца. Все смеются над суевериями, поддразнивают друг друга, но за шутками скрывается подлинное опасение. Подозреваю, что у боевых пилотов есть причины цепляться за мелкие ритуалы. Средняя продолжительность жизни неопытного пилота в боевом вылете – примерно двенадцать минут. Совсем как номер этой каюты. Может, они и не считают себя особо суеверными, но зачем лишний раз дразнить судьбу?
Средний возраст оранжевой эскадрильи – примерно девятнадцать лет. Насколько мне известно, эта эскадрилья выходила в бой против Звезды Смерти и потеряла почти всех пилотов. Вернулись только двое. Золотой эскадрилье повезло в два раза меньше – в живых остался всего один. Когда люди идут в бой с такими шансами на выживание, им можно простить некоторую степень суеверности.
Удивительно, что они все равно продолжают делать то, что делают. Какой глубины трагедия разрушила их жизни, что они готовы лишиться будущего ради хрупкого шанса хоть немного навредить Империи! Вот они стоят, полные жизни, смеются, шутят насчет кают, флиртуют с девушками из наземных служб... Согласно статистике, четверть из них погибнет в течение месяца.
Я снова ищу взглядом молодого командира эскадрильи. Он будит одного из пилотов – парень заснул прямо за столом, уронив голову на руки. Сообщает, что для него нашли койку в каюте одного из диспетчеров. Диспетчер уже стоит рядом и устало теребит парня за рукав, надеясь поскорее отправиться на отдых.
Поднимаясь, пилот опрокидывает свой стул. Командир ловит стул ногой и подвигает на место. Окликает пилота и отдает ему перчатки, забытые на столе. Он ведет себя с ними как старший брат: искренне привязан и заботливо присматривает, но не упускает возможности подразнить.
Командир замечает меня и закатывает глаза в притворном отчаянии, разделяя шутку. Я улыбаюсь в ответ. Мне кажется, он один из тех двоих, выживших в бою со Звездой Смерти. А второй уцелевший, должно быть, его лейтенант. Создаётся впечатление, что эти двое как-то по-особенному близки друг с другом, что-то объединяет их, отличая от всей остальной эскадрильи. Не только наличие опыта, скорее, единство людей, прошедших вместе долгий путь.
По корабельному интеркому раздается вызов, очевидно, для командира эскадрильи, потому что он немедленно снимает с пояса собственный коммуникатор. Расслышать с такого расстояния невозможно, но по губам я читаю: "Сейчас буду".
С остальных пилотов моментально слетает сонливость, они замолкают, наблюдая за своим командиром. Если отдадут приказ опять вылетать, у них будет всего пара минут, чтобы добежать до истребителей. Но он успокаивающе машет рукой, обронив несколько слов, и поспешно выходит из столовой в сопровождении лейтенанта. Техники тут же берутся за коммуникаторы. Технорадио работает на полную мощность.
Добравшись до мостика, я обнаруживаю, что командир эскадрильи и его лейтенант уже там и успели затеять оживлённый спор, хотя я и вышел из столовой сразу же вслед за ними. Они, должно быть, воспользовались неизвестной мне короткой дорогой. Но этот корабль их дом, не удивительно, что они успели изучить все потайные пути и закоулки.
Я не единственный, поспешивший явиться на мостик – постоянно подходят все новые люди с озабоченным выражением на лицах. Стараясь не путаться под ногами, я пробираюсь к основной группе, собравшейся возле сканнеров дальнего радиуса действия. Они изучают несколько точек появившихся в дальнем углу экрана. Возле точек вспыхивают какие-то цифры, явно говорящие членам экипажа больше, чем мне, поскольку атмосфера накаляется. Наконец на прозрачной доске поверх панели сканнера появляется новая информация: спецификация и идентификационные номера кораблей.
Это могу прочитать даже я: два звездных разрушителя и фрегат. И если мы достаточно близко, чтобы увидеть их, то и они нас заметили. Наше подразделение невелико, всего четыре фрегата. Повстанцы не путешествуют большими группами без серьезных на то оснований, это привлекает слишком много внимания – крупное соединение легче отследить, а даже одно единственное сражение способно нанести Альянсу огромный урон.
Начинается спор, как они смогли подойти так близко незамеченными, но высокий темноволосый мужчина в гражданской одежде расталкивает спорщиков.
– Проблемы? – спрашивает он, глядя на командира эскадрильи.
– Кто тебя сюда пустил? – я не могу разглядеть ответившую ему женщину – она невысокого роста, а между нами толпятся люди, но узнаю ее по голосу. Принцесса Лея Органа. Бывший сенатор бывшего Альдераана. Если уж сравнивать, у кого тут самый большой счет к Империи, то без всяких сомнений – у нее.
Мне уже доводилось встречать ее: первый раз, когда мне позволили выступить перед собранием высших чинов Альянса с моим предложением. Второй – после того, как предложение приняли, и меня представили ключевому персоналу. Третий – во время инструктажа, когда мне недвусмысленно разъяснили границы моих полномочий в качестве независимого "военного корреспондента". Я ведь не журналист и не репортер – все они работают на Империю и послушно выполняют приказы. В то время как я – независимый наблюдатель.
Мои статьи распространяют в голонете люди, знающие, как это делать, для тех, кто знает, как искать запрещенную информацию. Нельзя сказать, что мы обеспечиваем полное покрытие по всей галактике, но в сложившейся ситуации, когда император держит официальную прессу в стальных рукавицах, трудно добиться большего.
Так что я военный корреспондент. А тем, кто думает, что у нас тут ненастоящая война, советую заглянуть сейчас на мостик, увидеть море напряженных лиц. Высокий мужчина в гражданском пробивается сквозь толпу, бросает взгляд на сканнеры, и, не обращая на принцессу никакого внимания, поворачивается к командиру эскадрильи.
– У нас гости? – он говорит с коррелианским акцентом.
Командир выступает немного вперед и показывает на панель.
– Два разрушителя и один фрегат небулон-класса. Они нас заметили, но пока что не изменили курс.
Все молчат. Я подвигаюсь немного ближе, и замечаю, что принцесса держится за рукав командира. "Технорадио" утверждает, что они давно уже тайно встречаются, но то же самое они заявляют и про коррелианца. Должен отметить, что я неоднократно видел ее в столовой как с ними обоими, так и с каждым по отдельности. Но мне точно так же доводилось видеть там и коррелианца с командиром эскадрильи, и они показались мне хорошими друзьями.
Я готов поспорить, что и с грозной принцессой оба они всего лишь дружат. Хотя, если выбирать, то я поставил бы на командира – рядом с ним принцесса кажется более спокойной и уверенной в себе, в то время как коррелианец ее, похоже, только раздражает. Впрочем, всем известно, что коррелианцы именно так и представляют себе флирт. Но держится она сейчас за рукав командира...
Все, и я в том числе, продолжают смотреть на сканнеры. Я, хоть и не военный, нахожусь на корабле повстанцев. Империя не признает нейтралитета, никто не станет разбираться в степени моего участия в восстании. Я виновен уже по определению, а за измену в нашем дивном новом мире есть только одно наказание.
– Почему они не поворачивают? – раздается чей-то напряженный сдавленный голос.
Молодой командир оборачивается и отыскивает взглядом капитана.
– Объявите общую тревогу, всем кораблям. Пусть пилоты приготовятся к вылету, но пока остаются в ангарах, – он поворачивается к навигационной консоли и продолжает говорить, коротко и уверено: – Держитесь со слепой стороны и разверните нас, медленно, так, чтобы мы проскочили под ними. Введите координаты для прыжка, любой доступный курс по нашему направлению. Нужно уходить, прямо сейчас.
Последнее он произносит, обращаясь к принцессе. И она, нахмурившись, сдержанно кивает. Теперь я вижу, почему ему дали офицерский чин. Несмотря на молодость, он говорит с непререкаемым авторитетом, и ему беспрекословно подчиняются. Только немногие оглядываются на капитана, но тот лишь кивком головы подтверждает приказы командира.
На лице принцессы читается напряжение, но она очевидно готова поддержать командира эскадрильи.
– В чем дело? – она спрашивает тихо, но я стою достаточно близко к небольшой группе офицеров, чтобы услышать.
Командир качает головой.
– Тут что-то не так.
Принцесса соглашается.
– Если мы сейчас отзовем все корабли поддержки, они сразу поймут, что мы их заметили.
– Они уже знают, Лея. И даже если не опознали нас как Альянс, все равно должны были подойти проверить.
Мне впервые доводится услышать, как принцессу называют просто по имени, без титула. Может, технорадио не так уж и ошибается?
Как только клаксон, не слышный на мостике, объявляет тревогу по коридорам корабля, всех охватывает бешенная активность. Офицеры связи и диспетчеры негромко бормочут в микрофоны, распределяя посадочные палубы и распорядок вылетов. Между мостиками всех четырех союзных фрегатов открывают конференцию, и, судя по гулу на заднем плане, там тоже объявлена тревога. Гул затихает, как только последний из кораблей сопровождения оказывается в ангаре. Все глаза обращаются на навигатора, в ожидании, пока его компьютер рассчитает координаты для прыжка.
– Если они нас уже заметили, то нужно развернуться к ним правым бортом, чтобы дать залп, – негромко говорит капитан. Я вспоминаю, что орудия по левому борту не работают. А наш правый, рабочий борт смотрит сейчас в пустое пространство.
Командир эскадрильи качает головой.
– Именно этого они и дожидаются.
Вахтенный объявляет:
– Они всё ещё не сдвинулись с места.
– А вы уверены, что они нас заметили? – подает голос капитан какого-то фрегата. Капитан Иньиго, если не ошибаюсь.
– Заметили, можете не сомневаться, – обнадеживает пристроившийся неподалеку от меня коррелианец, бросив на экран косой взгляд.
Навигационный компьютер продолжает свои расчеты. Принцесса поворачивается к командиру. Тот стоит, прикусив ноготь, и внезапно снова кажется чрезвычайно молодым.
Наконец вахтенный сообщает:
– Они разворачиваются на перехват.
– Однако они не торопились, – бормочет капитан, прежде чем выйти на середину мостика, и на ходу отдает приказы, – поднять радиоактивный и плазменный щиты! Зарядить орудия и турболазеры! Какие стволы не работают? Повернитесь к ним правым бортом! Пускай «Глория» передвинется к нашему...
– Нет! – кричит командир, – надо целиться в открытый космос! Там что-то появится...
По монитору проскакивает быстрая искра, и что-то крупное выныривает чуть спереди, ниже нашего носа. У меня начинает колотиться сердце.
– Звездный разрушитель по правому борту, только что вышел из прыжка. Координаты..., – сдавленно произносит вахтенный, сверяясь со списком цифр.
Капитан обрывает его и поворачивается к навигатору – на таком расстоянии координаты уже не имеют никакого значения.
– Сколько еще?
– Меньше минуты. Нам нужно развернуть все корабли по вектору 37, 216 на 774, чтобы выстроиться для прыжка.
Перед тем, как вернуться к консолям, несколько человек награждают долгими взглядами командира эскадрильи, предупредившего о появлении разрушителя, но никто ничего не произносит вслух. Мне доводилось слышать, что он часто действует по наитию и обычно оказывается прав.
Первый залп ударяет по борту. Корабль содрогается, несколько раз мигает освещение.
– Огонь из всех стволов! Отправьте координаты для прыжка остальным кораблям и держите орудия между союзниками и этим разрушителем, – капитан совершенно спокоен.
Сохраняют спокойствие и все остальные, даже я. Когда корабли сражаются на передовой, от вас уже ничего особо не зависит. Вы просто стоите и смотрите, как они обмениваются залпами чистой энергии, которой хватило бы небольшому городу на целый месяц.
Но честным боем нашу ситуацию назвать нельзя: звездный разрушитель в тридцать раз тяжелее и у него гораздо больше огневой мощи. Мы уже получили повреждения. К счастью, у нас четыре корабля, а он всего один, так что мы можем продержаться, пока выстраиваемся для прыжка. Но два разрушителя, что выжидали в отдалении, приближаются, и уже начали пристреливаться, медленно вращаясь по часовой стрелке вдоль своих осей, потому что мы то ли поворачиваемся, то ли перекатываемся против часовой, чтобы как можно быстрее выйти на позицию для прыжка, не подставляясь при этом под удар.
Я по-прежнему стою рядом с командиром, поэтому слышу, как коррелианец бормочет ему на ухо:
– Чего?
Бросив на них взгляд, я обнаруживаю, что командир смотрит прямо перед собой, каждый мускул на лице в напряжении, голос сдавлен.
– Надо развернуться в другую сторону. Они появятся оттуда, сверху по правому борту.
Капитан поворачивается к нему лицом.
– Вы уверены?
Что за дурацкий вопрос! Как он может быть уверен?!
Если мы повернемся, то подставим незащищенную сторону и двигатели тому разрушителю, что уже здесь. Не слишком ли большой риск, если опираться всего лишь на безумное предположение командира эскадрильи, что по правому борту из ниоткуда появятся еще несколько разрушителей, и наши орудия будут там нужнее? Вряд ли Мон Мотма и адмирал Акбар посчитают его догадку убедительной причиной, когда спросят, почему мы нарушили протокол и потеряли больше тысячи жизней и как минимум два фрегата.
Миниатюрная принцесса подходит к командиру поближе.
– Люк?
Он напряженно кивает и шепчет:
– Два. Сверху и по правому борту.
Тогда она выступает вперед и уверенным голосом обращается к капитану:
– Пожалуйста, выполните маневр.
Она просит, хотя учитывая ее положение в Альянсе, обладает достаточной властью, чтобы приказать напрямую. Но, будучи опытным политиком, принцесса понимает, что не стоит отдавать приказы капитану на мостике его собственного корабля. Капитан разворачивается, зная, что решение уже принято. В разгар битвы не тратят время на обсуждение приказов, у него достаточно боевого опыта, чтобы соблюдать это правило.
– Штурман, обратное вращение. Сохраняйте текущий вектор. Варьируйте щиты, чтобы компенсировать. Орудия: держите этот разрушитель под прицелом сколько сможете, потом переключитесь на новое направление. Отправьте координаты остальным.
Мы разворачиваемся так резко, что мне приходится схватиться за стену. К горлу подступает тошнота: искусственная сила тяжести не успевает вовремя скомпенсировать слишком быстрое движение. Но, похоже, что никто, кроме меня, не обращает на это внимания.
– Может быть выпустить истребители, чтобы отвлечь их? – спрашивает командир эскадрильи, держа в руках коммуникатор.
Он снова совершенно спокоен, деловит, хотя только что по сути дела предложил сунуть свою шею в петлю, чтобы помочь фрегату выйти сухим из воды.
– Нет, коммандер, я предпочту держать вас под рукой, – капитан добродушно улыбается, – а то мне будет не на кого наорать, если вы ошиблись.
Не самая остроумная шутка, но атмосфера разряжается – все улыбаются, немного расслабившись. Становится очевидно, что несмотря на сражение за бортом, капитан и его командир эскадрильи пребывают в полном согласии.
Три из наших четырех кораблей расступаются, уходя от ближайшего разрушителя, и выстраиваются в цепочку, повернув орудия в сторону пустого пространства. Наверняка имперцы в недоумении пожимают плечами.
Теперь все наше внимание направленно на два дальних разрушителя, потому что третий, выдвинувшись на ключевую позицию, оказался намного ниже нас, после того, как мы изменили направление полета. Горизонт плывет, и огромная туша ближнего разрушителя пропадает из виду, однако его присутствие сложно игнорировать, так как мы подставили ему свое незащищенное подбрюшье.
– Тяжелые повреждения на всех нижних палубах. Они целятся в двигатели.
– Всю энергию на нижние щиты. Приготовьтесь к вращению, если что-то ударит с правого борта.
– Сэр, «Спирит» докладывает о повреждениях обшивки. Они чередуют щиты для компенсации.
Мы продолжаем крутиться, пока не начинают спотыкаться даже самые опытные члены экипажа. Все смотрят на чистое пространство на экранах, все, кроме капитана – тот не отрывает взгляда от командира эскадрильи, и, приглядевшись, я замечаю в этом взгляде сомнение.
– Сейчас появятся, – командир говорит тихо, но совершенно уверенно, обращаясь к одному лишь капитану.
И вдруг, в мановение ока, половину экрана заливает темнота.
– Два разрушителя! Сверху по правому борту!
– Открыть огонь!
Орудия успели пристреляться, и мы начинаем палить, зная, что от этого зависят наши жизни.
Находясь в гиперпространстве, разрушители не могли выйти на связь и уточнить наши координаты. Они ориентировались на последние данные перед прыжком, согласно которым наш мостик как раз попадал под прицел их орудий. Но вместо мостика их встретили оружейные залпы, и мы выиграли драгоценные десять секунд, пока они заново пристреливались. Останься мы на месте, мостики обоих фрегатов, и наш, и «Глории», были бы разрушены. Для такой точности вражеским кораблям пришлось совершить совсем крошечный прыжок.
Тщательно продуманная и безукоризненно исполненная западня: два разрушителя разносят в клочья наши беззащитные мостики, в то время как третий оттягивает на себя огонь. Мы уцелели только благодаря неожиданному маневру.
– Расчет закончен, сэр!
– Зашифруйте и подтвердите получение по закрытому каналу. Всем приготовиться к прыжку по моей команде.
– Все корабли готовы, сэр!
– Прыжок!
К вечеру технорадио успевает разболтать, как командир эскадрильи вытащил все четыре фрегата из весьма тяжелого положения очередной своей безумной догадкой. Сообщают так же, что видели, как лейтенант Селия из золотой эскадрильи и оперативник Дан тайком пробирались в складской ангар. Принимаются ставки, сколько еще раз командир эскадрильи откажется чистить память своему астродроиду Р2Д2. Положено проводить чистку каждые две недели, но он пропустил уже восемь процедур подряд. А еще разошелся слух, что на десятом уровне возле медблока работает кулер с холодной водой.
Я обязательно всё проверю и дам вам знать.

---

Миди 2 лвл

Название: Восходящая звезда
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: Suzan Lovett, Gemini rising, запрос на разрешение на перевод отправлен.
Ссылка на оригинал: tarrantnostra.com/suzan/gemini.htm
Размер: миди, 6682
Пейринг/Персонажи: ОМС, Эйвон, Блейк
Категория: джен
Жанр: драма, социальная фантастика
Рейтинг: G
Краткое содержание: вчерашний школьник арестован за организацию митинга протеста
Скачать

Развешенные по коридорам таблички с золотыми буквами четко указывали назначение каждого кабинета. Он удивился, почему их пригнали в отделение магистрата при управлении сектором. Чтобы разобраться со студенческой демонстрацией вполне хватило бы и администратора района. Должно быть, из-за того, что участники принадлежали к разным кастам, возникли юридические сложности. Обычно альфы, беты и дельты заняты своими собственными проблемами.
Кровь из небольшого пореза на лбу стекала вниз и собиралась на бровях. Он не стал ее вытирать. Грудь болела, но похоже, обошлось без сломанных ребер – так, синяки и ушибы. Он старался не обращать внимания на боль, не зажимать ноющий бок ладонями, а еще сильнее следил за тем, чтобы не засунуть в рот обкусанные костяшки пальцев, прекрасно зная, как по-детски выглядит эта привычка. Лидер группы не может позволить себе проявить слабость. Кроме того, он был зол. Переполнен неразбавленной, чистой яростью.
Ему и раньше доводилось быть битым. Любопытный и упрямый от природы мальчик сполна получил свою долю детских неприятностей. Когда в семье трое детей, ссоры и драки неизбежны, несмотря на искреннюю привязанность друг к другу. Он любил брата и сестру, но все трое они обладали одинаково взрывным темпераментом, были невыносимо самоуверенны и оберегали свою территорию. Однако с тех пор, как он открыл для себя силу слов, драки ушли в прошлое. Да и вырос он довольно-таки крупным, так что задираться с ним не спешили. Хотя если начистоту, то вытянулся он быстрее, чем научился в полной мере владеть своим телом, и в семнадцать лет все еще был несколько неуклюж. Среди сверстников высокий рост сам по себе служил достаточной защитой, но против специально обученных охранников он оказался бессилен. Никогда раньше ему не пытались причинить боль безлично. И это бесило гораздо больше, чем раны и ушибы.
Их привели в пустую темную комнату и согнали в тесный кружок посередине помещения. Свет из единственного центрального источника столбом падал вниз, прямо на маленькую группу. Там он получил возможность оценить своих... соратников. Теперь в своих мыслях он называл этих людей именно так. В тоталитарном обществе можно с первого взгляда определить, к какой касте относится человек. Девять рекрутов-дельт, вежливое лживое определение! Остальные – студенты. Среди них он оказался единственным альфой. Глупо было надеяться, что кто-то еще из альф захочет присоединиться к протесту. Но было еще шестеро студентов, и все беты! Он убедил их выйти на демонстрацию и теперь испытывал определенную гордость: к нему не только прислушались, но и послушали!
Случившееся ошеломляло. Он и мечтать не смел, что сможет раскачать толпу, ну, ладно, совсем небольшую толпу. А ведь он даже и не пытался вовлечь дельт, просто, как всегда, говорил, что думает. И вдруг оказалось, что какие-то люди слушают. И, что еще более удивительно – прислушиваются. Почти что... опьяняющее ощущение.
Под конец ревизии он пересчитал группу по головам и выяснил, все ли в порядке. Почему-то он был уверен, что это входит в его внезапно появившиеся обязанности. Парни и девушки все были в той или иной степени встревожены, но, похоже, никто не пострадал. Этого, впрочем, и следовало ожидать. Беты и дельты привыкли уступать дорогу, когда их толкают, а не толкать в ответ. «Все в порядке, – он надеялся, что произнес это спокойным, уверенным тоном, – это всего лишь слушанье, как раз то, чего мы и добивались». По крайней мере, чего добивался он. Наверняка остальные хотели того же самого.

– Заткнись! – рявкнул один из охранников.
Он хотел бы выйти вперед, возглавить группу. Но никак не мог понять, где же этот «перед» находится. Трудно найти ориентир, стоя под направленным лучом яркого света в пустом помещении. Охранник вполне мог послужить точкой отсчета, за неимением лучшего. Сделав шаг по направлению к штурмовику, он встал напротив и вызывающе посмотрел на своего сторожа. Тот ответил показательно-скучающим взглядом.
– А ну-ка угомонитесь! – резкий голос разносился сразу отовсюду, невозможно было определить источник звука, повернуться к нему лицом. Он остановился на том, что распрямил плечи и приготовился ждать.
– Этот безрассудный инцидент не заслуживает особого внимания, – спустя мгновение раздался другой голос, на этот раз женский, звучавший твердо, но с тем же электронным механическим оттенком. Значит, слушанье велось через мониторы и динамики. Как же бесило это стерильное, безличное отношение!
Женский голос продолжал.
– Вас вернут на распределительные пункты и задержат до тех пор, пока ваши личные дела не пройдут через систему. Если вы возьметесь за ум, то сегодняшнее выступление останется без последствий. А теперь вы все сво...
Он нервно сглотнул, глубоко вдохнул воздух и прервал ее.
– Одну минуту! Вы не можете вот так просто рас..., – юноша запнулся, потому что охранник схватил его за плечо, но убедившись, что за этим ничего не последовало, он продолжил, – распустить нас по домам. Сделать вид, что ничего не произошло!
– Кто это такой? – спросила женщина.
Он собирался ответить, но получил толчок в грудь от охранника, дыхание перехватило, и пока он пытался втянуть в себя воздух, механический голос компьютера излагал факты и даты из его личного дела.
– Молодой человек, вы уже сейчас находитесь в весьма щекотливом положении, – подвел итог женский голос, – я бы не советовала вам усложнять себе жизнь еще больше. Можете считать, что магистрат повел себя крайне великодушно, не запретив вам получить высшее образование за участие в сегодняшних событиях, и возвращайтесь на свой распределительный пункт.
От этой угрозы он буквально онемел: родители не переживут, если ему запретят учиться.
– Уведите их! – приказала женщина.
Внезапно он вновь обрел голос. Несданные экзамены разочаровали бы родителей. Но если ему запретят поступать в университет из-за убеждений, это не будет считаться провалом. Они обязательно поймут, в чем разница. Не могут не понять!
– Вы не имеете права так обращаться с людьми! – закричал он. – Весь процесс распределения несправедлив! Позор для всякого, у кого есть совесть!
– Прекрасно, – отозвалась женщина, – мы избавим вас от необходимости принимать участие в таком чудовищном позоре. Это вас удовлетворит?
Он был слишком захвачен волной ярости, чтобы осознать, что только что похоронил свою будущность.
– По крайней мере, мне будет нечего стыдиться! – выкрикнул он в ответ.
– В таком случае магистрат счастлив пойти навстречу вашим пожеланиям, – сообщили ему, не скрывая сарказма. – Посмотрим, что вы скажете после нескольких недель тяжелого физического труда наравне с дельтами. Или вы думали, что вас защитит альфа-статус?
– Я ничего не сделал, чтобы заслужить мой альфа-статус. Вы его мне просто дали. Можете забирать, мне все равно! – на последнем предложении его взрослый голос, только недавно установившийся на глубоком низком баритоне, предательски надломился. Устыдившись, что гневная речь прозвучала столь по-детски жалобно, он яростно продолжил говорить.
– Дельтам вы не даете выбора, так почему он должен быть у меня? Лучше тяжелый труд, чем привилегии по праву рождения! Все эти статусы только доказывают, что администрация прогнила и хочет власти! О людях никто не думает!
– Достаточно! Придержите свой язык, молодой человек, или у вас будут серьезные не...
– Пусть. Он. Говорит.
Новый голос был мужским, таким же безличным, как и женский, но бархатно-гладким и, без всяких сомнений, преисполненным властности. Всего три коротких слова, каждое произнесено четко и громко, вызвали холодную долгую тишину. У него появился союзник? Или хотя бы человек, готовый выслушать?
– Мне почти что стало интересно, – на этот раз в голосе, прервавшем молчание, без сомнения слышалась ироничная нотка.
Он услышал, как женщина нервно закашлялась. Когда она заговорила, в ее голосе отчетливо читалось желание угодить.
– Разумеется, советник. Если вам так угодно.
– Мне. Так. Угодно, – снова та же самая интонация, словно говорящий считает, что каждое его слово одинаково важно для окружающих.
Наступила полная тишина.
Молодой человек вдруг понял, что все ждут, когда он заговорит, что у него появились незримые слушатели. Это вызывало беспокойство. Теперь, когда ему позволили говорить, он не мог заставить себя открыть рот, не мог определиться, что нужно сказать в первую очередь. Затем вдруг послышался неуверенный шорох, движение: парни и девушки, оказавшиеся здесь по его вине, пододвигались ближе. Он не мог сказать, хотят они поддержать, или наоборот, ищут защиты, но этого порыва оказалось достаточно, чтобы сбросить оцепенение.
У него не было времени собраться с мыслями, но на выручку пришла способность находить правильные слова в минуту необходимости, брать их из головы так, словно они были там всегда. Он никогда не задумывался, как это происходит, просто использовал свой дар.
– Считается, что при распределении мы сами выбираем, чем будем заниматься, но на самом деле все решает администрация!
– Неправда! – возразила женщина.
– Это вы про альф? Да, у нас есть некоторая видимость выбора. А вдруг я не захочу быть инженером или администратором, что, если я пожелаю стать механиком или клерком? А у бет нет даже и такого выбора. Они могут только принять свое распределение. А дельты? Их забирают из семей, загоняют в армию или отсылают в колонии. Я против того, что людей сортируют как обслуживающих роботов, сошедших с конвейера! Я против различного образования для разных каст! Мало того, что это против совести, это еще и ведет к стагнации!
– И все это совершенно вас не касается! – снова вмешалась женщина.
– А вот и касается! – горячо возразил он, – я не могу принять то, что вы мне предназначили, даже не подумав о своих товарищах, а они – мои товарищи, вопреки всем вашим классификациям... не могу, просто не могу! Ничего не поделаешь. Неужели вы думаете, что после того, что я увидел сегодня в дельта-секторе, я смогу спокойно вернуться к своей обычной жизни, словно ничего не было? Вы отрываете людей родных и близких, словно они бессловесный скот и ничего более!
– Начнем с того, что вам нечего было делать в дельта-секторе. Или вы считаете, что заграждение там поставлено для украшения? Кто вас надоумил перелезть на ту сторону?
– Никто! – воскликнул он, возмущенный до глубины души, что они думают, будто его кто-то подначивал. Он сам в состоянии принимать решения и следовать им, благодарю покорно!
Женщина продолжала допрос.
– Вы слишком молоды, чтобы нарушать закон по собственной инициативе. Кто-то должен был подвести вас к этой мысли. Кто?
– Я же сказал вас, никто! Я сам перелез через заграждение!
– Почему?
Он замялся, и сам не зная, почему поступил именно так. Просто перелез и все!
– Потому что заграждение там было, – ответил за него все тот же властный голос, который невозможно было игнорировать.
Точнее некуда – внезапно осознал юноша. Кто этот странный человек, который, похоже, понимает причины его поступков лучше, чем он сам?
– Эм... да, разумеется, – пробормотала женщина, – сэр, этот молодой человек нуждается в медицинской помощи. Может быть, отправить его в медблок? – продолжила она, надеясь прекратить этот допрос из собственных интересов больше, чем из других побуждений, – наверняка это все может...
Мужской голос резко оборвал ее.
– Нет. Если он объявил себя мятежником, пусть учится жить с последствиями своего решения.
Похоже, что союзником этот незнакомец все-таки не был. Он решил, что будет излагать свой список претензий, пока они позволяют: всё то, о чём он не то чтобы много раздумывал, но успевал иногда услышать в разговорах взрослых.
– Я против военного призыва и обязательной отработки на государственных фабриках! Против ограничения рационов! Против выборов, на которых голосуют за тех, кого предложит администрация!
– Есть ли хоть что-нибудь, что вас устраивает? Все перечисленное не только вас не касается, но и находится вне вашего ограниченного понимания!
– Не надо выставлять меня идиотом! – огрызнулся юноша. Он как раз собирался продолжить, но мужчина заговорил снова.
– Боюсь, что подобное отношение прилагается к той роли, что ты себе избрал, – он снова говорил, не скрывая насмешки. – Однако, этого вполне достаточно.
Охранники окружили юного протестанта с двух сторон. Отсрочка явно закончилась. «И что теперь?» – Задался он немым вопросом.
В дальнем конце комнаты отворилась дверь. В проеме стоял человек, черная тень на фоне светящихся в коридоре панелей.
– Принесите мне запись этого допроса, – даже не усиленный динамиками голос сохранил свою властность. Скорее, звучал еще более вызывающе.
– Да, советник, – отозвалась женщина, – я распоряжусь доставить ее...
– Я сказал принести ее сюда.
– Да, сэр, сию минуту.
Человек приблизился к группе молодежи. Оказалось, что он хромает – шаги разносились по комнате неравномерным эхом. Наконец незнакомец полностью вынырнул из темноты. Судя по голосу, юноша ожидал увидеть высокого мужчину внушительных габаритов, но на какой-то момент, пока советник не подошел ближе, он показался ему просто пожилым инвалидом. Вблизи же, первое, что приходило в голову, стоило на него взглянуть – образы аристократов былых времен. В седых волосах сохранилось всего несколько темных прядей, глаза казались шокирующе-темными на фоне бледной кожи, а длинный темный плащ придавал ему сходство с хищной птицей.
Когда тяжелый нервирующий взгляд незнакомца остановился на нем, молодой человек с трудом поборол желание отшатнуться. Юноша поймал себя на том, что приглаживает пальцами спутанные кудри, оправляет тунику, инстинктивно пытаясь выглядеть более презентабельно. Он осознал, что делает, уловив веселую искру в слегка прищуренных темных глазах, и заставил себя остановиться. Повисла тишина. У него никак не получалось сообразить, что можно сказать подобному человеку, а человек явно не торопился говорить. Наконец доставили запись, и советник прервал безмолвный нервирующий осмотр.
– Отправьте этот сброд, – быстрый, но при этом элегантный жест указал на столпившихся молодых людей, – по домам, – приказал он женщине, принесшей запись.
– Но, сэр, пункты распределения...
– ... будут закрыты до дальнейших распоряжений, – оборвал ее он, – а этот молодой человек останется со мной.
– Как пожелаете, сэр. Я предоставлю вам охранника.
– В этом нет необходимости.
– Но, советник, мальчишка совершенно неконтролируемый!
– О, да. В самом деле, – по каким-то своим особым причинам советник, похоже, считал неконтролируемость весьма привлекательной чертой, – никаких охранников. И займитесь, наконец, делом.
В рекордно короткое время помещение опустело.
Мужчина достал безукоризненно-белый носовой платок.
– Вытри кровь с лица и прижми ткань к порезу, – после того, как юноша подчинился, он добавил, – гордость – это прекрасно, но когда речь заходит о выживании, научись ее проглатывать.
Советник направился к двери, словно не сомневаясь, что за ним последуют, затем вдруг остановился.
– Еще где-нибудь болит?
– Я в порядке, – парень солгал, ожидая, что незнакомец поймает его на лжи.
– Как и следовало ожидать, – во взгляде мужчины снова промелькнули веселые искры, – нет, ты не в порядке. Но твой беспорядок – как раз то, что мне нужно.
Хотелось бы понять, для каких именно целей, но ничего не приходило в голову.
К глубочайшему изумлению юноши, они вышли за пределы купола и направились к маленькому автоматическому флайеру. Он поймал себя на том, что паникует. Никогда раньше он не бывал Снаружи, не ощущал, как свежий воздух движется вокруг тела. Так много пространства! И запахи тоже были странные. Молодой человек чувствовал себя полностью потерянным и боялся, что никогда не найдет обратного пути в привычную безопасность города. Только упрямая гордость заставляла его молчать. Он скорее умрет, чем позволит незнакомцу заметить, что испугался. К его огромному облегчению, вскоре они оказались внутри машины. Советник окинул парня взглядом, затем нажал кнопку, и окна закрыли защитные экраны. Оказавшись внутри безопасного кокона флайера, юноша наконец смог вздохнуть спокойно. Путешествие не заняло много времени, и по природе своей любознательный, он начал сожалеть, что упустил новые впечатления, стоило флайеру достигнуть пункта назначения. Когда аппарат приземлился, оказалось, что они находятся в маленьком посадочном ангаре, и большие двери, открывшиеся, чтобы впустить их, уже закрывались, оставляя ночь снаружи.
– Не бойся, – советник прервал тишину, – ничего плохого с тобой не случится.
Он ощетинился.
– Я не боюсь!
– Разумеется, – все та же ироничная терпимость.
– Совсем не боюсь! – повторил он и тут же пожалел, осознав, как по-детски вызывающе это прозвучало.
На этот раз незнакомец улыбнулся. На редкость неприятной улыбкой.
– В таком случае, идем.
Они находились в просторном одноэтажном сооружении. Шли по длинным коридорам с ковровым покрытием, на это раз на дверях не было никаких табличек. Не частная резиденция, но и не офисное здание. Куда он попал?
Пройдя через фойе, они вошли в комнату. Наконец-то помещение с понятной функцией – приемная, и человек – невысокая женщина средних лет. Завидев их, она тут же вскочила, но советник не обратил на нее ни малейшего внимания, просто подтолкнул парня вперед. Секретарша попыталась преградить им дорогу.
– Постойте, сэр, не надо! Он приказал, чтобы его не беспокоили!
– Как обычно.
Женщина потянулась к кнопке на своем столе, но советник успел ухватить ее за запястье.
– На вашем месте я не стал бы этого делать, – теперь его улыбка без всякого сомнения обозначала угрозу.
Она жалобно запротестовала.
– Но я должна хотя бы сообщить о вашем приходе!
– Возвращайтесь на свое место и сидите тихо. Он слишком хорошо меня знает, чтобы вас в чем-то обвинить.
Пройдя по освещенному тусклой лампой коридору, они оказались в комнате, темной и тихой, словно гробница.
– Добрый вечер, – поздоровался советник, значит, кто-то там все же был, – хотя, откуда тебе об этом знать? – продолжил он и включил свет.
Лампы осветили просторную, элегантно обставленное помещение, объединявшее в себе рабочий кабинет и жилую комнату, а так же ее единственного обитателя. Еще один пожилой мужчина, в инвалидном кресле. Он моргал и щурился на внезапно зажегшийся свет, а потом разразился яростной вспышкой.
– Как ты посмел привести сюда кого-то без моего разрешения? – этот впечатляющий рык на удивление не вязался с предполагаемой беспомощностью человека в кресле.
Похоже, он и не был инвалидом в полном смысле этого слова. Большие натруженные руки обхватили подлокотники кресла, костяшки побелели, челюсть напряглась, и хозяин кабинета медленно поднял себя из кресла. Процесс очевидно был утомительным, возможно даже болезненным, но он поднялся и встал прямо. Он оказался большим, грузным мужчиной. Лицо его было отмечено старым шрамом, пересекавшим веко, отчего грозно блестящие темные глаза казались неодинаковыми. Юноша подумал, что этот человек, должно быть, ненавидит, когда посторонние застают его в инвалидном кресле. И заподозрил, что советник специально не стал предупреждать, что привел гостя.
– Убирайся вон! – прорычал человек, как только встал на ноги.
Советник не слишком впечатлился. Он подтолкнул юношу вглубь комнаты и закрыл дверь.
– Тебе стоит на это взглянуть.
– Я не хочу смотреть ни на что и ни на кого.
– Страусы думали точно так же и отправились вслед за динозаврами, – он опустил запись, которую принес с собой, в гнездо читающего устройства, вмонтированного в стол, – просмотри ее в любом случае.
– Я сказал – убирайся! – палец четко указал на дверь.
– Хорошо, я уйду, – но вместо этого он начал приближаться к возмущенному обитателю комнаты скользящими быстрыми движениями, пока не оказался совсем рядом. Можно было бы сказать, что он подкрался, но подлинной причиной такой манеры двигаться служила подволакивающаяся нога, – но если уйду, то на этот раз уже не вернусь. Можешь сгнить в своем гробу. Мне надоело выдергивать гвозди из крышки.
Они смотрели друг на друга, словно застыв в невидимой постороннему взгляду битве. Юноше показалось, что он почти слышит, как с титаническим грохотом скрещивается оружие, но конфликт так и не прорвался на поверхность. Человек из кресла первым отвел взгляд.
– Побереги дыхание, – сказал советник, его губы скривились в пренебрежительной усмешке, – я и без тебя знаю, что проклят.
– Не ты один. Что это за мальчик?
– Как, ты его не узнаешь? Забавно. А я – страшно подумать – знаком с ним уже четверть века, – губы искривились еще больше, – за вычетом последних нескольких лет, разумеется.
– Поясни, – пробурчали ему в ответ, – и попроще, если ты на это способен.
– Посмотри запись.
Через несколько минут запись полностью захватила внимание хозяина кабинета. Он приблизился к столу, словно его туда что-то притягивало, и опустился в кресло с высокой резной спинкой – даже на вид рабочее место важной персоны – перенеся вес на руки всё тем же самым странным скованным движением. Только тогда юноша догадался, что мужчина закован в поддерживающий корсет, спрятанный под многочисленными складками коричневой бархатной туники.
Советник, хотя стоял совсем рядом, не протянул руку, чтобы помочь. Странно. Он столь бесцеремонно ворвался в личное убежище... эта комната без всякого сомнения была личным убежищем... такое поведение подразумевало близкие отношения. Но последовавшая за этим неприкрытая грубость говорила скорее... о безразличии? Нет, не то. Враждебность? И это слово тоже не могло полностью объяснить происходящее. «Отчаянье», – подумал вдруг молодой человек, и тут же удивился, почему ему пришло в голову такое нелепое предположение.
После того, как запись закончилась, комната снова погрузилась в тишину. Мужчина за столом продолжал смотреть на монитор, показывающий застывшую картинку. Затем он поднял взгляд и посмотрел прямо на юношу, тяжелым и одновременно с этим, затравленным взглядом.
– Я не уверен, что когда-нибудь смогу простить тебя за это, – сказал он.
И только когда советник отозвался, молодой человек осознал, что обращались не к нему.
– Жаль тебя разочаровывать, но длинный список моих непростительных поступков определенно выдержит еще одну запись. Я-то ко всему привычный, но как долго этот мальчишка будет тут стоять и ждать, пока ты наслаждаешься очередным приступом хандры?
Человек в кресле потряс головой, словно хотел проветрить мысли, и кивнул на стул напротив своего стола.
– Сядь и позвони своим родителям.
– Что вам нужно от моих родителей?
– Мне от них ничего не нужно. Но они наверняка волнуются. Мои – всегда волновались.
Он все еще колебался.
– Не будь идиотом, – вмешался советник, – ты требовал слушанья? Ты его получил. На самом высоком уровне, какой только может быть. Так что делай то, что тебе сказали.
Оказалось невозможно убедить родных не волноваться, когда он не мог им толком объяснить ни где находится, ни что собирается делать. Наконец он сдался: сказал им, что скоро будет дома – он надеется, оборвал соединение и приготовился ждать.
– Дэнил Ивэн, – начал мужчина в кресле, потом спросил, – можно просто Дэнил?
Впервые за сегодня кто-то из чиновников потрудился узнать его имя. Он кивнул.
– Ты понимаешь, Дэнил, что еще не так давно расплатился бы жизнью за попытку высказать малую часть того, что ты сегодня сообщил в магистрате? И одной лишь твоей жизнью дело бы не ограничилось. Что совсем недавно люди вообще не помнили про такое слово – «выборы»?
Этот аргумент ему уже доводилось слышать, от старших.
– Да, взрослые всегда так говорят. Что сейчас лучше, чем было раньше. Что подконтрольное существование лучше, чем наркотическая покорность, а наркотическая покорность лучше, чем каторга на рудниках, а каторга лучше, чем расстрельная команда, а расстрел лучше, чем всеобщее уничтожение вместе с планетой, и так далее. Но почему я должен соглашаться на меньшее зло, вместо того, чтобы пытаться его исправить? Возьмем хотя бы выборы. Разве это хорошо, что правительство назначает кандидатов? Это же подделка. Со следующего года я получу право голоса, но что в том толку? – он поколебался, но все же решил высказаться. Судя по всему, этот человек понимает, что такое честь. Он махнул рукой на богатую обстановку.
– Вот вы занимаете высокую должность. Разве вы не предпочли бы быть честно избранным, а не просто получить назначение?
– Если уж на то пошло, то меня как раз избрали.
– Единогласно от Земли, Солнечной Системы и колоний, – вставил советник, всё так же иронично, по-другому он, похоже, разговаривать не умел, – а так же избирателями Внутренних и Внешних миров, и подавляющим большинством голосов от Аннексированных Наций наружной границы, а так же с полной поддержкой Союзных Правительств, – он ухмыльнулся лукаво в сторону сидящего человека, – но кто же считает?
Дэнил замер, ошеломленный.
– Но только один человек... но это значит... что вы...вы..., – он запнулся, а потом и вовсе потерял голос, не в силах поверить, кого видит перед собой.
– Все верно, – подтвердил советник, – Президент Земной Федерации, верховный главнокомандующий вооруженных сил Консорциума, Высший Советник Народного Совета, канцлер Внутренних и Внешних Миров, консул Аннексированных Наций, лорд-адмирал галактического флота, верховный маршал Восьми Армий и Защитник Новой Свободы, но как я уже сказал, кто же считает?
Голосовые связки Дэнила снова заработали.
– Вы – Родж Блейк! Но я думал... ходили слухи, что вы...
– Умерли? – любезно подсказал советник, – почти, но все-таки не совсем. Он пока еще не определился.
Советник Президента? Но тогда это, должно быть, Керр Эйвон, тень Роджа Блейка. О нем много чего рассказывали, но мало кому доводилось видеть. Президент наградил своего советника испепеляющим взглядом и спросил Дэнила:
– С чего это я должен быть покойником? Без официального объявления, новых выборов или крупных административных изменений. Как в это могли поверить?
Молодой человек все еще чувствовал себя несколько неуверенно.
– Я знаю только, что говорили, будто вы умерли, и что это держат в секрете, – он пожал плечами, – Администрация все делает, как ей захочется, не советуясь с населением, так почему бы не поверить и в это? И потом, не знаю, как насчет глобальных изменений, но много чего поменялось.
– Что именно?
Признаться честно, он не знал. Только слышал, как взрослые жалуются. Но Дэнил не собирался просто так признать свое неведенье.
– А вы сами не знаете? – ответил он вопросом на вопрос, – я имею ввиду, разве не вы тут всем командуете? – и как только эти вызывающие слова вырвались наружу, он почувствовал себя дерзким мальчишкой, посмевшим раздражать Голиафа. Юноша оказался совершенно не готов к тому, что удар попал в цель, и в ассиметричных глазах президента снова появилось затравленное выражение.
– А, вот тут-то и начинается самое интересное, – вмешался советник, переводя на себя внимание.
– Так что именно изменилось? – повторил Блейк, теперь уже обращаясь к Эйвону.
– О, все как обычно: политические интриги, подхалимаж, мошенничество, взяточничество, непотизм, подлоги, вымогательство под защитой закона – сам знаешь, когда кот спит – у мышей праздник.
Ярость вытеснила отчаянье с искаженного шрамом лица.
– Почему все это началось заново? Я был уверен, что устранил всех коррумпированных чиновников!
– Даже ты не в состоянии изменить человеческую природу, Блейк. Если чиновники видят легкий способ получить выгоду, они к нему прибегают. У них появилась такая возможность, как только тебе стало наплевать.
– И где все это время прохлаждался ты? – рявкнул Блейк.
Советник пожал плечами.
– А с чего ты взял, что меня заботят твои угнетаемые толпы? Только потому, что назначил меня на дюжину должностей?
Лицо Блейка потемнело, казалось, что он замкнулся в себе, отдалился. Наступила долгая, неприятная тишина. Молодой человек беспокойно ерзал, неуверенно переводя взгляд с одного мужчины на другого.
– Ты должен простить своего президента, – сказал Эйвон, – за то, что он впал в уныние. Блейк только что осознал, что смерть не является для него выходом. Видишь ли, его одержимость свободным выбором равняется только его же непревзойденной способности загонять себя в положение, в котором выбора у него не остается. Я понимаю, что это парадокс, не говоря уже о том, что это нелогичный способ проживать свою жизнь, но логика и идеализм являются несовместимыми концеп...
– ХВАТИТ, ЭЙВОН!
Дэнил подпрыгнул на месте от этого рыка. Но тот, кому он предназначался, совершенно не впечатлился, скорее наоборот, был доволен, что вызвал хоть какую-то реакцию.
– Будь так любезен не разговаривать обо мне так, словно меня здесь нет, – продолжил Блейк чуть более ровным тоном.
– Разумеется. Как только я получу достаточно доказательств, что ты и в самом деле здесь присутствуешь.
Теперь, узнав, кто этот одетый в черное человек, Дэнил испытывал огромное любопытство. Насколько ему было известно, Эйвона всегда окружала тайна. Никто не мог сказать наверняка, кто он такой: герой или мерзавец, гений или мошенник, самый надежный соратник Роджа Блейка или же его злейший враг. Президент заговорил, помешав Дэнилу дальше размышлять о загадке Керра Эйвона.
– Значит, ты считаешь программу обязательного призыва для дельт бесчестной. Я инициировал эту программу.
Ох. Дэнил преодолел смятение и подтвердил:
– Да, я так считаю.
– И ты совершенно прав, разумеется, – согласился президент, вместо того, чтобы отчитать его, как юноша почти что ожидал, – таковой она и является. По крайней мере, с твоей точки зрения. В моем положении приходится порой совершать подлости, чтобы исправить еще большую несправедливость.
Дэнил подумал, что подобные оправдания не стоят и порванного кредита, но не посмел произнести этого вслух.
Но Родж Блейк, похоже, читал его мысли.
– Все в порядке, – сказал он с тенью улыбки, – я тоже не покупался на такие дешевые оправдания, пока мне на голову не свалилась реальность, и мне не пришлось как-то со всем этим разбираться.
Он снова, с большим трудом и без малейшей попытки помощи со стороны человека, который должен был быть его правой рукой, поднялся со своего представительного кресла. Подождал минуту, словно отдавая приказание непослушным мускулам, потом начал двигаться, медленно, тяжело ступая.
– Я знал, что будет нелегко разрушить кастовую систему, существовавшую четыре сотни лет. Я ожидал возмущения, но я ждал его от привилегированных каст. К этому я был готов. И оказался совершено не готов к полнейшему отсутствию интереса и скрытому противодействию со стороны тех, кого собирался освободить. О, они с радостью приняли бы привилегии, но не собирались работать, чтобы их заслужить. Можно одним взмахом руки перевести все население в высшую касту, но кто тогда будет работать на фабриках и заводах? Я даже попытался автоматизировать весь тяжелый физический труд, но понял, что таким образом создам лишь общество безвольных потребителей, которое сгниет на корню и вымрет. Должны быть цели, к которым стоит стремиться, обязаны быть!
Дэнил открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что же это за решение проблемы – забирать людей из их домов и раскидывать по всей галактике, но заметил, как Эйвон предостерегающе качнул головой. Он промолчал и продолжал слушать.
– Невозможно освободить людей насильно. Можно дать им образование, дать в руки профессию, и тогда, однажды, они, быть может, сами скинут свои цепи. Мы оправляем их в армию в юном возрасте, чтобы они могли выучиться и продвинуться по службе. Кроме того, армия так долго вызывала ужас у простых людей... Я подумал, что если набирать солдат из разных каст и сделать продвижение по службе по-настоящему доступным, граждане увидят, что армия призвана служить им, защищать их, а не карать и притеснять. А что касается высылки дельт в колонии – я отправляю их в новые миры, где нет врожденного предубеждения, где они могут создать свои собственные правила и жить по ним. Построить новое общество, и да, трудиться ради него, страдать, может быть даже умереть ради него! Я знаю..., – он остановился и повернулся к Дэнилу, – у меня нет волшебной палочки, чтобы создавать идеальные решения. Ты готов осудить меня за это?
Юноша не знал, что сказать. Только сейчас он начал понимать, что у проблемы может быть больше, чем одна сторона. Он попытался просто принять это знание. Осуждать и решать кто прав, на данный момент было для него слишком.
Советник вступил в разговор.
– Почему кто-то должен тебя осуждать и проклинать? Ты сам с этим прекрасно справляешься, просто на зависть! До тех пор, пока не становишься полностью непригодным к действию.
Медленно повернувшись, Родж Блейк оказался лицом к лицу со своим советником, помолчал минуту, потом произнес с едва уловимым ехидством в голосе:
– Странно. С каких это пор тебе не всё равно, Эйвон?
Судя по реакции советника, это замечание попало в цель.
– Особых причин для беспокойства нет, но ты успешно отравляешь себе жизнь без моего участия, я начал чувствовать себя бесполезным.
Эти слова вызвали у президента короткую усмешку. Улыбнувшись, он снова обратился к Дэнилу.
– Иди сюда.
Когда молодой человек поднялся, чтобы присоединиться к нему, Блейк нажал кнопку, и Дэнил замер в изумлении – столько стекла ему еще в жизни не доводилось видеть!
Вся стена оказалась выгнутым окном, сливающимся с примыкающими стенами и потолком. Комната внезапно расширилась, слившись в единое целое с казавшимся бесконечным ночным простором. Внезапное ощущение собственной открытости перед таким огромным пространством испугало юношу, ему пришлось собрать всю свою смелость, чтобы приблизиться. Он заметил, что пытается встать как можно ближе к тяжелой, уверенной фигуре президента, поскольку поначалу ему показалось, что он балансирует на самом краю бездонной пропасти. Залитый лунным светом ландшафт казался иллюзорным, непостоянным и мрачно-таинственным, таким непохожим на ярко освещенные, четко ограниченные и заключенные в конечное пространство города под куполами. Граница между землей и небом была невидимой, и его взгляд постепенно притягивался вверх, к бесконечности, усыпанной звездами.
– Где оно заканчивается? – прошептал юноша, прекрасно зная, что задал совершенно идиотский вопрос. Он прослушал все обязательные курсы по научным дисциплинам. Но это была всего лишь абстракция. Дэнил не хуже своих одноклассников выучил теорию, однако жизненный опыт все равно заставлял его ожидать границы в пределах видимости.
– Оно бесконечно, – мягко ответил Блейк, – Как оно тебе? Страшно? Или волнует?
– Я... я не знаю. И то и другое, кажется.
– Посмотри вокруг, Дэнил, – тихий, но преисполненный убежденности голос продолжал над самым его ухом, – это твоя естественная среда обитания. Даже в самом начале жизнь вышла из воды, а не из грязи. Мы не для этого рождаемся, чтобы провести жизнь погребенными под горами камня и металла. Я попытался разрушить купола и вывести людей под открытое небо, все чего смог добиться – массовой агорафобии и столь же массовой ипохондрии.
– Но ведь это же опасно. Разве нет? Все эти инфекции, радиация?
– Старые ужасы не умирают окончательно. Это было очень давно, Дэнил. Мы уничтожили свою планету и зарылись под землю, чтобы избежать расплаты. С тех пор природа исцелила себя, однако было гораздо проще контролировать людей внутри куполов, так что правительство поощряло старые страхи. Это оставляло больше места на поверхности для власть имущих и их обслуги.
Президент мягко усмехнулся и продолжил.
– А так же для диссидентов и изгоев. Но мы все должны жить здесь, под звездами, не утыкаясь в металлические стены на каждом шагу. Они подавляют свободный дух. Нужно видеть, к чему стремишься, чтобы вообще иметь какие-то устремления.
Дэнил вдруг ощутил головокружение. Блейк, словно почувствовав, положил руку ему на плечо, успокаивая.
– Отойди от окна. На первый раз с тебя хватит.
Они отошли назад, президент убрал руку с плеча Дэнила и закрыл шторы, вернув комнате нормальные пропорции.
– Если ты захочешь увидеть это снова, все, что тебе нужно сделать – выбраться из города через любой выход.
– Это вряд ли, – заметил Эйвон, заставив вздрогнуть Дэнила, успевшего забыть о его присутствии, – их снова закрыли.
– Что? С каких это пор?
– С каких пор – это каждый начальник сектора решает на свое усмотрение. Чтобы выйти наружу, мальчику понадобится кодированный ключ.
– Нет, не понадобится. Замки не только откроют к сегодняшнему утру, но и демонтируют. Все, до одного! Проследи за этим.
Эйвон приподнял бровь.
– Этот диктаторский тон подразумевает, что ты опять собираешься взвалить на меня изматывающий, раздражающий и бесперспективный труд по реформированию неблагодарного сброда?
Блейк ухватился за подлокотники кресла, чтобы опуститься в него.
– Разве ты не этого от меня хотел? – он кивнул на Дэнила, – разве не для этого все затеял?
Эйвон сделал невозмутимое лицо.
– Совершенно необязательно. Я просто хотел, чтобы ты принял решение и последовал ему. Как по мне, ты можешь умыть руки и уйти от всего этого проклятого беспорядка, можешь послать их к черту по ими избранному пути, и найти себе занятие повеселее где-нибудь в другом месте. Или ты можешь украсть еще один корабль и стать диссидентом своего собственного правительства. Мне все равно, что ты будешь делать. Делай то, что правильно, то, что неправильно, что угодно, но делай что-нибудь, а не сиди здесь, загоняя себя в беспросветный мрак. Это не самое приятное зрелище, – он широко ухмыльнулся, – разумеется, я должен был знать, что ты опять выберешь самый трудный вариант. Хорошо, попробуй снова совершить невозможное, если тебе так хочется, но почему ты думаешь, что на этот раз все пойдет по-другому? Сколько еще таких Дэнилов мне придется найти и притащить сюда?
– Я думаю, что одного вполне достаточно, – Блейк посмотрел на молодого человека, – у тебя еще остались ко мне вопросы?
– Много, – честно ответил Дэнил.
– Задавай.
– Я... даже не знаю, с чего начать. Я имею ввиду, что я никак не ожидал... то есть, я..., – он понял, что бормочет бессмыслицу, и замолк.
– Ничего страшного. Если подумать, то у меня все равно нет для тебя готовых ответов. У меня есть только мои оправдания, а последнее, что я хочу сделать – это убедить тебя в своей правоте.
– Почему? – Дэнил не удержался от вопроса.
– Да, почему? – повторил Эйвон, – мне тоже интересно. Столь необычный для тебя подход.
– Я хотел достигнуть всего и сразу. Ты был прав, Эйвон, это невозможно. По крайней мере, невозможно добиться этого тем способом, каким я хотел. Но это не было ошибкой. Быть может, все, что я могу сделать – это смотреть вперед, насколько получится, даже если на пути меня ждут неудачи, – его взгляд снова остановился на Дэниле, – а потом появится молодой парень или девушка, решит, весьма вероятно – справедливо, что я просто некомпетентный болван, возьмет дело в свои руки и достигнет немного большего. Быть может, это бесконечный процесс. И неодобрение на этом пути куда более необходимо, чем аплодисменты.
– А я-то думал, – заметил Эйвон, – последнее тебе давно известно, – Блейк посмотрел на него испытующим взглядом, и он ответил на немой вопрос, – иначе зачем бы тебе держать при себе меня?
Блейк улыбнулся широкой приятной улыбкой.
– Эйвон недооценивает себя, – сказал он Дэнилу.
Молодой человек воспринял эти слова как комплимент, но Эйвону, похоже, похвала совершенно не польстила, он пронзил Блейка кинжально-острым взглядом. В ответ улыбка президента стала несколько самодовольной, словно ему нравилось раздражать своего напарника.
– Мальчику пора домой, – пробурчал Эйвон. Президент кивнул.
Они ни за что не поверят, где я был, горестно подумал Дэнил. Он не успел опомниться, как ему уже нашли транспорт и сопровождение для обратного путешествия. Юноша пытался побороть обиду. Его привезли сюда с целями, о которых он мог только догадываться, а когда он выполнил свое предназначение, тут же без всяких сожалений отодвинули в сторону.
– И что мне теперь делать? – спросил он, стараясь не выдать голосом свое настроение.
– Сдать экзамены, выбрать специальность и продолжить обучение, что же еще? – Эйвон, похоже, не увидел никакого смысла в этом вопросе.
Но Блейк понял, о чем он спрашивает на самом деле.
– Ты хотел бы вернуться сюда?
Дэнил удивился собственной самонадеянности. В конце концов, это был самый высоко стоящий человек во всех обитаемых мирах.
– Ну... да.
– Ты можешь. Но при одном условии. Если сам найдешь сюда дорогу. Это не так далеко, целиком и полностью в пределах способностей здорового молодого человека. Но тебе придется осмелиться выйти Наружу.
Это был вызов, и Дэнил отреагировал так, как он всегда реагировал на вызов.
– Мы еще увидимся, – отозвался он, не сказать, чтобы очень вежливо.
– О, да. Я думаю, что да.
Интерком просигналил, что сопровождающий ждет Дэнила в приемной. Блейк махнул ему рукой, и юноша повернулся, чтобы уйти.
О нём, похоже, забыли еще до того, как он успел покинуть комнату.
– Не пора ли тебе на покой? – спросил Эйвон, – позвать твоего помощника?
– Довольно сарказма, Эйвон. Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь на покой. Ни в каком смысле. Меня ждет работа.
– Значит, мне опять придется забыть о такой роскоши, как сон.
Дэнил шагнул через порог, повернулся, чтобы закрыть дверь, и увидел, что Президент пытается подняться. На этот раз Эйвон помог ему. Он услышал, как Блейк сказал, принимая предложенную руку:
– Я должен был догадаться, что именно ты осуществишь мой самый страшный кошмар. Что однажды я посмотрю в лицо молодому, честному диссиденту и узнаю в нем самого себя.
Было невежливо и дальше держать дверь открытой, но Дэнил все же успел услышать ответ Эйвона перед тем, как закрыл ее.
– Могло быть гораздо хуже. Настоящей трагедией было бы, если бы ты его не узнал.

---

Миди 2 лвл

Название: Поколение, достигшее цели
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: миди, 8291 слова
Источник: Blakes7
Пейринг/Персонажи: ОМП, ОЖП, Травис
Категория: джен
Жанр: драма, космоопера
Рейтинг: G
Краткое содержание: проиграв битву пришельцам, горстка выживших на разномастных кораблях
устремилась за пределы своей галактики, в надежде, что хотя бы их внуки
обретут новый дом.
Примечание: по заявке Kerr Avon
Скачать

– Мы опять попадемся, Дан!
– А вот и не попадемся! Если ты не будешь зевать! – мальчишка осторожно выглянул из-за поворота, убедился, что в полутемном коридоре никого нет, и проскользнул вперед.
– Бабушка сказала, что больше не будет нас выручать, все равно, семья или не семья! Что мы давно уже заслужили хорошую порку. Что нас не пустят к компьютеру до конца Полета!
– Что мы будем есть одни только переработанные рационы, пока те из всех отверстий не полезут, что нас переведут замерзать на нижний уровень, что мы никогда не увидим звезд… и все тому подобное, как обычно. Я там был, вообще-то, и все слышал. Хочешь сидеть, как послушный мальчик, и слушать Наставника – сиди. Но даже не надейся, что я тебе расскажу новости, – он поплотнее запахнул накидку – на закрытых уровнях в экономном режиме работало не только освещение, но и обогрев.
– Да какие там могут быть новости?! Это старая рубка, ей давно уже не пользуются! И с чего ты взял, что этот компьютер говорит правду? Если его не забрали оттуда, когда закрыли уровень, то значит он никому не нужен! Он тоже старый!
– Перестань причитать! Я из-за тебя собственных шагов не слышу.
Они уже находились в закрытой секции Корабля, а нужно было спуститься еще на три уровня, чтобы попасть в старый центр управления. Его законсервировали задолго до их рождения. Дедушка, первый муж Бабушки, тот самый, что разбирался в компьютерах, написал специальную программу, чтобы прокладывать безопасный курс, уклоняясь от вражеских рейдеров, но стандартные машины были слишком слабые для таких сложных вычислений. Ему пришлось собрать новое устройство, ставшее мозгом Корабля, и пока он работал над универсальным вариантом, его личный компьютер исполнял функции координатора флота. Потом новые системы установили на всех кораблях, а старый компьютер оставили на всякий случай. А после этого про него все забыли, то есть, это компьютер жаловался, что забыли, на самом-то деле на Корабле все учтено, когда Корабль – весь твой мир, нельзя просто так взять и забыть про запасную рубку. Просто он перестал быть нужен, вот и все.
Дан, впрочем, подозревал, что дело совсем не в этом. А в том, что компьютер слишком упрямый, и управляться с ним мог только Дедушка. Всех остальных он отказывался слушать, вот и остался сидеть в одиночестве в запертой рубке. Проводить свои сверхважные исследования. Кому нужен компьютер с искусственным интеллектом? Да еще таким вредным!
Арик тоже вредный. Сколько можно ныть? Но все равно он его лучший друг. Остальные дети слишком послушные, такие правильные, что смотреть противно. Никто из них не пошел бы с ним в закрытую зону. А там интересно. Компьютер умеет рассказывать истории. Про то, что было до Войны. Записи есть, но они для взрослых, детям их не показывают. Он однажды подслушал, как Бабушка спорила с Капитаном. Да-да, она может себе это позволить. Капитану было неудобно, но Совет Кораблей принял решение. Детям не нужно знать, что они потеряли. Нельзя поколение за поколением жить в трауре, оплакивая миры, которых они никогда не видели, которые даже их родителям уже не довелось увидеть. Второе поколение почти все родилось в пути.
На уроках истории рассказывали только про Войну и про Бегство. Но ему не нравилось, как Наставник читает по книге, сухо и торопливо, Бабушка рассказывала куда интереснее. Надо будет попросить ее сегодня вечером, а то она давно уже не приходила к ним в каюту, а Мать и Отец постоянно дежурят. Корабль стареет, он ведь даже старше Бабушки, а она самая старая во всем их флоте. Да, про Войну пусть рассказывает Бабушка. А про мир – компьютер. Надо, кстати, будет как-нибудь его назвать. Пусть Арик придумает имя.
В старой рубке было сухо, пыльно и пусто – оттуда забрали все нужное, остались только встроенные панели. И компьютерная консоль. Сидеть приходилось на полу. Не было даже монитора, компьютер проецировал кадры прямо на белую стену, скрипучим голосом выдавая пояснения. Пыль наверняка забилась в динамики. На этот раз он показал им мультфильм, про супергероев. Так развлекались дети до Войны. Они смотрели придуманные истории с приключениями. Про выдуманные сражения. А потом все вдруг стало настоящим.
Они так увлеклись просмотром, что не услышали, как открылась дверь.
– Вот вы где!
Арик в священном ужасе прошептал:
– Бабушка…
Изображение мигнуло и исчезло. Компьютер замолк на полуслове.
– Я так и знала, что ты (на Арика она не обратила внимания, прекрасно зная, кто зачинщик) таскаешься по нижним уровням не только ради того, чтобы нарушить еще один запрет. Хотя, с точки зрения твоей Матери, это вполне достаточная мотивация, – в голосе Бабушки отчетливо звучало неодобрение. Дан знал, что Бабушка недолюбливает жену своего Сына. Впрочем, она вообще мало кого любила, почему-то делая исключение только для одного из своих многочисленных младших внуков, Дана. Ну и немножко для Арика. Потому что они были лучшими друзьями.
– Как ты нас нашла?
– Подумай немного.
Он задумался – их точно никто не видел по дороге, а в прошлый раз их поймали уже на обратном пути, далеко от рубки. Значит…
– Энергетические показатели?
– Совершенно верно. Эту самоуверенную машину спроектировали в богатые времена, поэтому она расходует энергию с поразительной скоростью.
– Он просто немного подогрел помещение, совсем чуть-чуть! Нам было холодно!
Бабушка проигнорировала попытку оправдаться.
– О чем вы тут с ним беседовали?
– О том, как все было раньше. Ну, до того как.
– До того, как все полетело в большую черную дыру.
– До Войны.
– И почему ты решил спросить об этом компьютер, вместо того, чтобы обратиться к собственной праматери?
– Но Капитан ведь запретил…
– Откуда ты знаешь, что запретил Капитан? Ты что, подслушивал?
Дан не стал отвечать.
– Вот что, мои любознательные потомки. Я готова забыть о нашей сегодняшней встрече при условии, что вы перестанете попадаться. Все дальнейшие беседы проводите исключительно в аудиорежиме, и если вас поймает кто-то более законопослушный – пеняйте на себя. А сейчас отправляйтесь домой и побыстрее, прогул в школе вам уже записали, не стоит добавлять к нему еще и пропуск рабочей смены. Вечером поговорим.
***
Вечером, когда на их уровне уже погасили свет, в тусклом отблеске ночника, Бабушка казалась почти невидимой, хотя он знал, что она сидит совсем рядом, на соседней койке, прислонившись к стене. Арик свесился с верхнего яруса. Ему тоже было интересно. Есть вещи, о которых компьютер, даже самый умный, не спросишь.
– Бабушка, почему мы проиграли Войну?
Она долго молчала, словно сама до сих пор не знала ответа, хотя прошло уже много лет.
– Должно быть потому, что не доверяли друг другу. Мы прикрываемся заботой о вашем душевном равновесии, но если по правде – нам не хочется вспоминать о прошлом. К сожалению. Потому что забыв о старых ошибках, мы обрекаем себя на их повторение. Между нами не было единства. Высшие касты не доверяли рабочим и презирали обслуживающие. Низшие касты боялись высшие и завидовали им. Военные постоянно грызлись с гражданской администрацией. «Мы живем, чтобы служить» – некогда этому девизу следовали, но перед Войной, особенно в последние годы, эти слова стали пустым лозунгом. Наши лидеры служили только самим себе. Начались мятежи, народные возмущения, саботаж.
Она разговаривала скорее сама с собой, чем с ними.
– Не то чтобы это случилось совсем неожиданно. Мы догадывались, что с той стороны может прийти беда. Неизвестность всегда опасна. Даже поставили заслон. Но как обычно – ресурсы уходили на более насущные проблемы, защитную систему не обновляли много лет. А когда появилась вражеская армада, было уже слишком поздно. Мы все еще могли если не победить, то хотя бы сдерживать их достаточно долго, если бы прислушались к первым сигналам бедствия. Но они пришли с той стороны, от мятежников. Им не поверили, и они вступили в безнадежный бой в одиночестве. И, разумеется, проиграли. Защитный барьер рухнул. А когда корабли пришельцев стали выжигать огнем наши миры, началась паника. Каждый мир сражался самостоятельно, помощь из центра опаздывала. Планета за планетой превращалась в пепелище. А потом, в еще не остывший пепел опускались их трансформеры, переплавляя наши миры в непригодные для жизни. Непригодные для нас. Но подходящие для них.
Про бунтовщиков Дан слышал и раньше. Никто, правда, не уточнял, против чего они бунтовали, но ходили слухи, что первый Дедушка был одним из немногих уцелевших в войне мятежников, и что его даже не хотели принимать на Корабль, хотя без его системы управления они бы далеко не улетели. Тогда он еще не был Дедушкой, Бабушка выбрала его уже потом.
– Мы не знали, как они выглядят, чего хотят, о чем мечтают, почему пришли в нашу галактику, одно было очевидно – это смерть. Для всех нас. Они не хотели договариваться, даже говорить на нашем языке, не предъявляли требований, не брали выкупа. Просто выжигали. Как паразитов. Военные корабли уничтожили в первую очередь. Мы не знали сначала, на что способно их оружие, не могли настроить щиты, уступали им в скорости и мощности. Военные оставались прикрывать отступление гражданских кораблей, мы бежали, не ведая куда, но в движении была жизнь. Остановиться – означало погибнуть. Пока наконец не достигли края.
– Межгалактический коридор, – тихо произнес Арик.
– Да, но с другой стороны. В этой части нашей галактики не было планет, пригодных для обитания, туда не залетали экспедиции, не доходили торговые маршруты. Пустота на краю бездны. Там, не сговариваясь, собрались наши корабли. Пришельцы не преследовали нас, были слишком заняты, осваивая наши миры и добивая уцелевших. Им было не до горстки беглецов. Но мы понимали, что должны преодолеть рубеж. Рано или поздно они вспомнят и о нас. А даже если и не вспомнят – мы не выживем без планетарных ресурсов. Совет Кораблей принял решение начать Исход. Мы долго готовились – разбирали устаревшие корабли, переделывали самые большие для длительных полетов, наши инженеры разработали новые системы жизнеобеспечения, новые компьютеры, из старых деталей. Мы не могли производить ничего нового, только переделывать старое, и научились использовать каждую схему, каждую молекулу атмосферы, каждый грамм белковой массы. Даже тела погибших отправлялись на переработку. Через пять циклов мы были готовы. Почти две тысячи кораблей. Самая разномастная армада, какую только можно было вообразить.
– Но сейчас ведь нас гораздо меньше.
– Увы. Но мы уже почти у цели. Вам предстоит завершить великий Исход, дети мои. Не думаю, что доживу до этого дня.
– Ну что ты, Бабушка! Конечно доживешь! Мы найдем для тебя самую красивую планету!
– Ты так говоришь, словно у вас будет выбор.
– Будет, нам ведь не надо много планет, мы даже на одной поместимся!
– Это сейчас мы поместимся на одной, но если разрешить всем рожать детей… жизненное пространство имеет обыкновение заканчиваться.
***
Разговор прервала сирена: один долгий гудок, три коротких. Занять места согласно рабочему расписанию. Дан с облегчением выдохнул – каждый раз, когда раздавалась сирена, он затаив дыхание ждал, что за раскатистым долгим гудком последует еще два таких же – боевая тревога. Глупо, конечно, с кем тут сражаться? Друг с другом разве что. Но страх не поддавался разуму. Арик соскочил на пол – ему надо было бежать через пять палуб, в биодом, Дану тоже следовало поторопиться – его рабочее место находилось в шлюзовой камере, он помогал Отцу.
Бабушка последовала за ними. Она была уже слишком старая, чтобы дежурить, но когда объявляли тревогу, всегда отправлялась на мостик – Капитану мог понадобиться совет. Дан заметил, что, в отличие от внуков, она не слишком торопилась, а ведь двигатели уже изменили ритм, корабль замедлялся, согласно стандартной процедуре. Неужели ей не интересно посмотреть на стыковку? Сам он согласился бы семь рабочих циклов питаться одними рационами, лишь бы увидеть, как пилот осуществляет маневр. Но увы, его место было возле шлюза.
Он успел как раз вовремя – стыковку завершили. Он скользнул за пульт, проверил показатели, спиной ощущая взгляд Отца. Все было в порядке, он как чувствовал – в прошлом цикле провел полную диагностику системы и заменил два контакта в сервоприводе. То есть, не сам, конечно, заменил, менял Отец, для этого нужно было быть инженером, но он говорил Отцу, что надо делать. Тот и сам знал, но хотел удостовериться, что Дан выучил урок. Отец наделся, что Дан займет его место, но он уже подал заявку на ученика Пилота, хотя и знал, что придется ждать, пока освободится место. Пилотов у них и так уже было больше, чем кораблей.
Беженцы. То есть, так их не называли, говорили «новые», или «переселенцы», на худой конец – «соседи», хотя какие же они соседи, если теперь будут жить у нас. Восемьдесят пять, тринадцать детей, девять с нашивками членов экипажа, остальные – гражданские. Дан ревниво вглядывался в знаки отличия – нет ли среди новоприбывших Пилота. Но на этот раз ему повезло. Они не смогут взять столько пассажиров, Дан не оборачиваясь чувствовал неодобрительный взгляд Отца. Места на Корабле было достаточно, даже слишком много, постоянно обсуждали, не пора ли отключить пустые секции от системы жизнеобеспечения, но каждый раз решали, что не стоит. Случись что, до запасной рубки или шлюзов придется добираться в скафандрах.
А вот конвекторы работали на пределе, и то их Кораблю повезло, на военных крейсерах стояли самые эффективные модели. Но коэффициент полезного действия всегда меньше ста, а конвектор рассчитан на определенное количество массы, и больше он в энергию не преобразует, как ни крутись. Он глянул на нашивки членов экипажа – три желтые полоски, две красные – грузовик. Они последнее время сыпались, это уже третий с начала цикла. Выработали резерв, ничего не поделаешь. Пассажиров забирали на другие корабли, все, что можно использовать – выносили, а пустую оболочку оставляли плавать в пустоте. Жалко, но столько массы не переработать и с собой не утащить.
Ох, сейчас в рубке ругаются – Капитан пытается переправить соседям как можно больше беженцев, им пополнение не нужно, и без того у молодых пар на ребенка очередь в десять циклов, но кого-то придется оставить. Хорошо бы вон ту девочку, с испуганным взглядом. Она красивая, красивее тех, что в его классе. Ни на одной из них он жениться не собирается. Даже на Альви. Ну и что, что она Дочь Капитана! Интересно, кто Отец этой девочки? Если кто-нибудь полезный, им позволят остаться, скорее всего.
Раздался скрежет и двигатели снова изменили тональность. Они набирают скорость. Останавливаться нельзя, только замедляться. На запуск с нуля уйдет слишком много энергии. Похоже, это был совсем бедный Корабль – кроме баулов с личными вещами оттуда и взять нечего. Так тоже бывает, когда экипаж тянет до последнего. Кому охота терять свой дом?
Мать с двумя младшими медиками разделяла новоприбывших на группы. Их сначала определят в карантин, мало ли, какая зараза была на том грузовике. Не на всех кораблях одинаково следят за чистотой, а бывает так, что воды едва хватает на питье и технические нужды, тут уже не до мытья и уборки. Дан дождался отбоя тревоги и переключил свою консоль. Надо найти Арика и рассказать ему новости. Ну, и спросить что ему рассказали в биодоме. Там обычно все про всех знают, словно у них прямой канал связи с рубкой.
***
Бабушка, конечно, не дожила до конца Исхода. К тому времени, как подросло третье Поколение, их путешествие стали называть только так, забыв про изначальное «бегство». Они не беглецы, они первые поселенцы, колонисты, как в старые времена, когда корабли были такие медленные, что от планеты до планеты летели много лет, и новую колонию основывали внуки, а то и правнуки принявших решение переселиться. Смотреть надо вперед, а не назад. Но из старших мало кто был на это способен. Разве что Бабушка.
Дану было трудно привыкнуть к мысли, что ее больше нет. Еще труднее – знать, что в той еде, что он ест, в той воде, что пьет, в том воздухе, которым дышит – содержатся мельчайшие частички Бабушки. В некотором роде, после смерти она стала Кораблем, как и все умершие во время Исхода. Тела отправлялись в утилизатор, биомассу использовали для выработки энергии, производства удобрений и других полезных веществ. Никто, разумеется, не поедал трупы, но сама мысль почему-то была неприятна. Для Бабушки надо было сделать исключение, похоронить ее среди звезд. Тем более, что теперь, когда конец путешествия близок, уже можно не экономить так строго. Они могли заморозить тело до тех пор, пока не выйдут из пустоты.
Но в этом его не поддержал даже Арик. Он против исключений. Корабль потому и функционирует как единый организм, что каждый знает свое место и предназначение, жизненный путь расписан от момента рождения до момента смерти. Но Арик вообще не любил вспоминать Бабушку. Не то чтобы он ждал ее смерти, это было бы уже слишком, но именно после ее ухода им с женой дали разрешение на ребенка. Да-да, этот обормот уже успел жениться! На той самой девочке, с чужого Корабля. Дан с ним потом десять рабочих циклов не разговаривал. Не из-за девочки – та ему быстро разонравилась, оказалась капризной и занудой, но вместо Арика в каюту подселили глупого мальчишку, мало того, что на пять циклов моложе, так еще и из рабочей касты, вот уж повезло так повезло! От мальчишки пахло системой очистки, он постоянно что-то жевал, вместо того чтобы есть в столовой, как положено, и был невыносимо туп.
Так что Дан все же простил Арика, хоть тот и променял друга на бестолковую девчонку. Кто его, скажите на милость, заставлял жениться так рано? Сам Дан, пока не достигнет крайнего возраста, и близко не подойдет к женскому уровню. А потом Капитан назначил его учеником Пилота, а это значило, что он рассматривает Дана в качестве своего преемника, нового Капитана всегда выбирали из пилотов, а нынешний Пилот был слишком стар, чтобы заменить командира, когда придет время. Он переселился в каюты экипажа, и они с Ариком виделись теперь только в пересменку, потому что того назначили младшим координатором ресурсов. Это был хороший выбор, Арик всегда отличался честностью и умел считать, его не так-то просто было заговорить и выпросить лишние энергоединицы на свой проект или заставить пододвинуть в очереди на расширение. Но теперь они уже никогда не будут работать вместе.
Экипаж и координаторы почти не пересекались, первые отвечали за обслуживание Корабля и продвижение к цели, а вторые распределяли ресурсы среди населения, то, что оставалось, потому как у экипажа был приоритет. Но они все равно были лучшими друзьями. Он здорово рассердился тогда, когда Арик отказался поддержать его обращение к Капитану, чтобы похоронить Бабушку, но потом, уже после церемонии, Арик принес ему рисунок. Они поставят ей памятник, когда долетят. А еще он назвал Дочь в честь Бабушки. Бабушка всегда была для них Бабушкой, но почему-то от осознания, что этот пищащий комочек биомассы зовут так же, как их праматерь, на душе становилось легче.
Путешествие подходило к концу, но точно так же заканчивались ресурсы кораблей. Старые корабли-колонии имели огромный запас прочности, они могли провести в открытом космосе тысячу циклов, а потом еще послужить строительным материалом для переселенцев. Их флот изначально состоял из кораблей других классов и не был предназначен для таких нагрузок. Они теряли по пять-шесть кораблей за цикл, на оставшихся становилось тесно, старожилы неприязненно встречали беженцев, каждое уплотнение означало, что еды станет меньше, работы больше, а о разрешении на детей можно забыть.
Казалось, что чем ближе вожделенная цель, тем медленнее тянется время. Дочь Арика стала последним ребенком, рожденным на корабле. Вскоре после ее появления на свет, Совет постановил воздержаться от размножения. Никто не знает, что встретит их на той стороне. Маленькие дети требуют слишком много внимания и слишком драгоценны, чтобы рисковать их жизнями. Арик и тут не просчитался. Раньше ровесники смеялись над ним, теперь – завидовали.
Они оба продвинулись вперед – Дан стал Первым Пилотом, самым молодым за все время путешествия, Арик – Старшим Координатором. Бабушка могла бы ими гордиться. Все разговоры теперь сводились только к одному: кто что будет делать там, в новой жизни. Дан видел все в ласковом звездном свете. Они построят город, настоящий, с отдельными домами для каждой Семьи. Много городов, по одному для каждого корабля. Старые корабли превратят в музеи. В памятники Исходу. А на новых кораблях… быстрых, красивых, одинаковых! Они облетят всю новую галактику. И пускай Арик не смеётся – он вовсе не устал летать. Он устал летать в пустоте. Раньше, когда они были ближе к краю своей галактики, в пространстве еще попадались разные объекты – астероидные пояса оставшиеся от давно умерших планет, остывающие звезды, облака звездной пыли. Но чем дальше они уходили в никуда, тем реже встречали хоть что-нибудь. И только совсем недавно начали снова появляться предвестники пригодного для обитания пространства.
Инженеры устроили охоту на астероиды – глыбы сырой руды заполнили грузовой отсек. Дан научился маневрировать – раньше в этом не было нужды, задача Пилота заключалась в том, чтобы удерживать направление. Но теперь все будет по-другому. Он убедил Капитана записать новую программу для тренировки пилотов. Им надо заново учиться летать между звездами, а не между галактиками. Как оказалось, для этого нужны совершенно иные навыки.
Арик как всегда был реалистом. Какие музеи? Нам понадобятся материалы и энергетические установки. Отдельные дома для каждой Семьи? Невыгодно. Проще обеспечивать несколько больших зданий, не говоря уже о том, что за время полета мы отвыкли от свободных пространств и научились жить большими сообществами. Кроме того, для экономики полезнее разделять население по кастам, а не кланам. Так проще регулировать рабочие смены и управлять ресурсами. Да, он знает, что Бабушка не одобряла кастовые различия. Но это наша биология, мы действительно разные. Межкастовые браки – результат суровой необходимости, как только численность популяции возрастет достаточно, чтобы избежать генетических рисков, эту практику нужно будет немедленно отменить. На восстановление чистых линий уйдут поколения.
Они не поссорились. Они никогда не ссорились из-за разногласий. Мало ли кто что думает? Хватит и того, что они тратят время на споры, тратить его еще и на ссору – настоящая глупость. Когда они прилетят, Арик наверняка поймет, что глупо цепляться за старое, когда можно устроить жизнь по-новому, не повторяя прежних ошибок. Ведь если бы все было так хорошо, им не пришлось бы бежать через полвселенной!
***
Дан проснулся, потому что сквозь сон почувствовал изменение. Первое время он никак не мог понять, что случилось, и только соскользнув с койки на пол, осознал – наступила тишина. Двигатели! Они остановились. Додумывал он уже на бегу. Корабли всегда в движении, это основное правило Исхода. Остановка и разгон требуют энергии, увеличивают степень износа, удлиняют время пути. Для корабля остановка чаще всего означала смерть. Мало кому давали второй шанс, выгоднее было оставить заглохший корабль дрейфовать и перебраться к соседям. После отстыковки вычищенная от всего ценного пустая скорлупа с открытыми шлюзами отправлялась в вечное плаванье.
Но их корабль был в превосходном состоянии. Один из немногих уцелевших военных крейсеров, он считался флагманом их разномастной эскадры. Дан влетел в рубку, оттолкнул от монитора дежурного офицера и уставился на экран. Сотни маленьких блестящих точек. Совсем близко. Он проверил энергетические показатели. Не звезды, не планеты, не астероиды. Слишком маленькие и слишком много. Они действительно достигли цели. Стоило ли столько лет рыть подкоп, чтобы оказаться в соседней камере? Он первым произнес вслух то, что думали все остальные.
– Защитный барьер.
Хотелось одновременно смеяться и плакать. Мины, сотни, тысячи мин. Так плотно, что между ними невозможно проскочить. Даже челнок не пройдет, разве что спасательная капсула. Но у них давно уже нет спасательных капсул. Их некому было спасать. Капитанское кресло на возвышении в центре зала пустовало. Старик теперь редко покидал свою каюту. Но Дан не посмел занять его место – он по-прежнему был всего лишь Первым Пилотом, и остался стоять. Молчание убивало его: тишину нарушал гул приборов, шум вентиляции, потрескивание эфира, но без двигателей все эти звуки казались несущественными. Он должен найти выход. Пока эта невыносимая тишина не прикончила их всех.
– Мне нужен полный скан всего региона. Все, что могут вытянуть наши сенсоры. Характеристики заградительного поля, плотность, мощность. Используйте зонды – я хочу знать, что там за гранью. Не экономьте – запустите все, что есть. Хотя бы один должен проскочить. Свяжитесь с остальными кораблями, нужно собрать совет. Вызовите сюда координатора – я хочу полную инвентаризацию всех ресурсов. Расконсервируйте оружейный отсек. У вас пять рабочих циклов, чтобы привести этот корабль в боевое состояние.
Воевать пока что было не с кем, но он ничего не хотел оставлять на волю случая. Слишком дорого придется заплатить за ошибку. Похоже, Бабушка и в этом оказалась права – местные жители не спешили встречать чужаков с распростёртыми объятиями. Впрочем, их сложно в этом винить. Они ведь сами, то есть, их предки, отгородились от соседей защитным барьером. Оставалось только надеяться, что у них получится договориться с хозяевами по-хорошему. Потому что на первый взгляд в этой защитной сети не было видно прорех.
Работа закипела – он никогда еще не видел столько консолей включенными одновременно. То тут, то там вспыхивали искры – энергетические элементы не выдерживали нагрузку. Через один рабочий цикл начали поступать первые данные от внешних сенсоров. Похоже, что минное поле защищало пустоту от пустоты. На самом пределе досягаемости сканнеров им удалось засечь одну умирающую звезду. Были ли у нее планеты, определить не удалось.
Мины генерировали поле антиматерии, двигатели заглохнут, как только корабли окажутся в пределах воздействия. Обойти стороной тоже не получится – или они попадают в радиус действия поля, или путешествие продлится еще тысячу циклов, а может и дольше – никто не знает, где заканчивается пустота. Им придется вернуться назад на какое-то расстояние, изменить вектор и продолжить полет вслепую. Компьютеры пока даже приблизительно не могли рассчитать новые траектории – недостаточно данных. Нет, это не вариант – не выдержат ни корабли, ни экипажи. Их поколение должно было стать последним, рожденным в полете. Они должны пройти через поле, любой ценой. А цена, Дан уже начал подозревать, будет велика.
***
По правилам Дану нечего было делать на совете Капитанов, он все еще был Первым Пилотом и не имел права голоса, но все уже понимали, что слишком поздно цепляться за правила. Арик говорил от имени координаторов, но ничего секретного в его докладе не было. У них почти не осталось военных кораблей, а те, что уцелели, такие, как крейсер, на котором они выросли, давно уже перенаправили боевые мощности на другие цели. Некоторые торговые и пассажирские суда были переоборудованы в начале войны, но до военных им все равно было далеко. Чтобы привести их разномастный флот в боевое состояние, придется пожертвовать половиной кораблей. Если они сделают это, обратного пути уже не будет. Координаторы считали, что с их стороны будет непростительным риском готовиться к войне, которую они могут проиграть, отрезая тем самым для себя любые другие варианты.
Они должны договориться миром с хозяевами этого пространства. Само наличие минного поля еще не означает враждебных намерений с их стороны. Это всего лишь мера предосторожности, причем мера разумная – если бы они в свое время больше внимания уделяли защите, им не пришлось бы спасаться бегством. Жители этой галактики подошли к делу с большей основательностью. Их барьер казался непроницаемым.
Но не все были согласны с координаторами – они слишком привыкли считать, оперировать сухими цифрами и строгими формулами, и не учитывали других факторов. Война или мир – отступать все равно некуда. Так почему бы не приготовиться к самому худшему, тем более, что таким образом у всех появится занятие. Вместо того, чтобы сидеть без дела и спросить до хрипоты друг с другом, они будут приводить флот в боевую готовность. Учитывая, что это проще сказать, чем сделать, сил на пустые споры уже не останется. С небольшим перевесом было принято решение приложить все усилия, чтобы договориться миром, но все же подготовиться к войне.
Но даже те, кто настоял на переоборудовании, чувствовали себя неуютно. Слишком долго корабли были для них единственным домом. Маленьким миром посреди огромного безжизненного пространства. Потерянные корабли оплакивали еще долгие годы, приживаясь на новом месте. Путали расположение коридоров, тянулись к тому месту на стене, где раньше был выключатель, морщились от слегка иного вкуса воды и жаловались, что в каюте слишком холодно или слишком жарко или даже точно так же, да все равно не так. Сама мысль о том, что вполне рабочие корабли пустят на запчасти, казалась кощунством. Технические группы чувствовали себя убийцами.
Им нужна была информация. Радары с большим трудом дотянулись до одинокой звезды, ближайшей к барьеру. От нее исходило какое-то неимоверное количество информационного трафика, но компьютеры не справлялись с расшифровкой – местные жители использовали принципиально иную систему кодирования. Даже коэффициент сжатия оставался загадкой. Одно из двух – или эта система на удивление неэффективна, или же через эту одинокую звездную систему за один рабочий цикл проходит больше информации, чем хранится во всех компьютерах их флота, а ведь они увезли с собой все, что осталось от целой цивилизации.
***
Напрямую подключить старый компьютер к корабельной системе оказалось сложнее, чем думал Дан. Он точно следовал всем инструкциям самоуверенной машины, но все равно пришлось переделывать трижды. Нужно было не просто подключиться, а так, чтобы в центральной рубке ничего не заметили. Дан не сумел получить разрешение Капитана на расконсервацию, старик, похоже, даже не понял, о чем ему говорят, а Старший Программист и слышать не хотел о компьютере. Всем ведь известно, что их машины быстрее и тратят меньше энергии. Если они не справляются с расшифровкой, то от устаревшей модели тем более не будет проку. Дан не стал делиться своими соображениями на тему, кто тут устаревшая модель – Старший Программист по возрасту немногим уступал Капитану, но упорно отказывался назвать своего преемника. Просто в первую же свободную смену пробрался в старую рубку.
– У тебя хватит мощности? – тревожно спросил он.
Ответом послужило только ровное гудение, да перемигивание цветовых индикаторов на панели управления. Прошло достаточно времени, прежде чем компьютер произнес первое слово:
– Увлекательно.
– Ты можешь расшифровать их код?
– Удивительно, каким нерациональным образом эти существа конструируют свои компьютеры. Согласно моему анализу, устройство что генерирует всю эту информацию по размеру не уступает нашему кораблю, а обычные компьютеры, основанные на этих принципах, должны занимать целые помещения. И это меня обвиняют в расточительности! Я не использую и тысячной доли той энергии, которая требуется, чтобы обеспечить функционирование…
– Так насчет расшифровки? – Дан нетерпеливо прервал брюзжание.
– Это не является кодом как таковым, это способ хранения и передачи информации, не думаю, что их целью является соблюдение секретности, иначе бы имело смысл изолировать саму волну, а не то что она переносит.
Дан демонстративно потянулся к переключателю.
– Могу, могу, – торопливо отозвался компьютер.
По экрану поползли строчки и символы. Удаленные команды, формулы, расчеты.
– Что это? – Дан по-прежнему не понимал.
Для такой информации нужна развитая инфраструктура, а судя по энергетическим показателям, на одинокой планете не было ничего, кроме вычислительного комплекса.
– Программы управления погодой, схемы передвижения космических аппаратов, экономическое планирование. Этот компьютер координирует деятельность как минимум двухсот обитаемых миров в самых разнообразных аспектах.
– Но это же глупо! И опасно!
Дан вообще перестал чтобы то ни было понимать. Это все равно, как если бы с одного крейсера управляли всем их флотом, а остальные корабли даже не могли бы сами скорректировать курс или посчитать загрузку для биодома!
– Вычислительные мощности комплекса и консолидация информации позволяет ускорить расчеты и обеспечить повышенную точность. Говоря вашим упрощенным языком – можно считать быстрее и без ошибок.
– А если с этой машиной что-то случится?
– Наверняка на планетах расположены дублирующие устройства меньшей мощности, способные обеспечить местные потребности.
– Продолжай расшифровку. Нам надо узнать про этих существ все. Какие они, что ценят, чего боятся. Есть ли у нас что-нибудь подходящее для торговли. Составь прогноз для мирного развития событий и для военного конфликта. И найди способ подключиться к их системе.
– К сожалению, примитивность их системы кодирования информации служит лучшей защитой. Я могу считать информацию, но не более того, даже передать сообщение напрямую уже невозможно из-за разной скорости функционирования. Я не могу замедлиться до их уровня. Для взаимодействия нужен физический доступ к системе.
– Рассчитать курс так, чтобы проскочить между мин ты тоже не можешь? – не то, чтобы Дан на что-то надеялся, он провел несколько циклов в пилотном симуляторе, пытаясь провести модифицированную спасательную капсулу (которую еще предстояло построить) сквозь паутину, но ничего не получилось.
– Могу, при условии, что размер космического аппарата, осуществляющего полет не будет превышать следующие параметры – по экрану пробежали цифры.
Дан был готов расцеловать ворчливую машину! Как же он сам не догадался! Межзвездные двигатели используют антивещество, только оно дает достаточно энергии, чтобы преодолевать огромные пространства. Но им ведь не нужно лететь далеко. Только сквозь минное поле. Челнок сможет преодолеть это расстояние на импульсе, а внутри системы можно будет подключить двигатель. Мины не смогут обнаружить антивещество в поглощающей оболочке. Для больших кораблей это не способ – им не хватит топлива даже чтобы начать движение, но уж одного-то разведчика они смогут оправить!
Нужно еще раз проверить все расчеты, удостовериться, что мины реагируют только на антивещество в активной фазе, а не на, к примеру, физическое воздействие или тепловые показатели. Ошибаться нельзя – достаточно одного заряда, и весь этот регион станет непригодным для полетов на стони лет. Но в глубине души он уже поверил, что все получится. Только челноку нужен хороший пилот. С быстрой реакцией. Лететь ведь придется среди звезд! Как никогда он был рад, что еще не стал Капитаном. Капитану нельзя было покидать Корабль. Надо показать расчеты Арику. Он сразу скажет, где взять подходящий челнок и кто из инженеров лучше всего справится с переделкой двигателя.
***
Тусклая красная звезда не впечатлила бы избалованного красотами галактики путешественника, но Дану она показалась восхитительно прекрасной. Его первая звезда! Настоящая! Даже с планетой! Планета, правда, при ближайшем рассмотрении, оказалась неподходящей для колонизации, даже в самом крайнем случае. Слишком холодно, нет ресурсов, если одно поколение там и продержится за счет оборудования с кораблей, то второму уже будет нечего есть. Вблизи сканеры засекли живых существ, внутри помещения комплекса. На удивление мало обслуживающего персонала для вычислительного комплекса такой мощности.
Результаты сканирования позволили окончательно решить, выходить ли на контакт со здешними обитателями, или продвинуться дальше, вглубь территории. Эта планета им не подходит, а местные жители и сами пришельцы. Им надо больше информации. Казалось бы – к их услугам самый совершенный компьютер этой галактики и больше сведений, чем можно обработать за всю жизнь, однако формулы и цифры не могли рассказать самого главного. Они знали энергетические потребности нескольких сотен планет, их технические и геофизические характеристики, численность населения, экспорт, импорт, коммерческие специализации, но понятия не имели о психологии хозяев этой галактики.
Координаторы, с Ариком во главе, хотели сначала связаться с местными, чтобы составить представление об их расе, наверняка они типичные представители своего вида, но Дан сумел их переубедить. Отговорился необходимостью секретности – ведь у них тут суперкомпьютер и связь с сотнями обитаемых миров. Одно сообщение, и о них будет знать вся галактика. А если что-то пойдет не так? Но если уж по правде, то звезда разожгла его аппетит. Он хотел увидеть больше. Как можно скорее. Россыпи звезд, планеты, спутники, астероиды. У некоторых планет должны были быть кольца, а еще бывают блуждающие звезды, с хвостами из ледяных глыб. А еще… нет, он должен был увидеть хоть малую часть этих чудес. Прямо сейчас, пока еще не начались долгие переговоры, на которых пилоту делать будет нечего.
Звезды оправдали все его надежды. Просто удивительно, как можно каждую секунду видеть столько красоты, и не пресытиться совершенством Вселенной, наоборот, постоянно желать большего. Если раньше он еще иногда сомневался, не будет ли лучше осесть на одном месте, ведь когда-нибудь ему надоест летать, то теперь точно знал, что проведет в космосе остаток жизни, сколько бы ему ни осталось циклов. Жаль, что не с кем поделиться всей этой красотой. Но челнок был одноместным. Да и неправильно это – рисковать двумя жизнями там, где можно обойтись одной.
А вот с установлением контакта дело не ладилось. Он понимал, что времени мало, но никак не мог решиться. Землю, центральный мир этой галактики и самую населенную планету, они исключили сразу: слишком далеко и система планетарной защиты такая, что даже челнок не проскочит. Компьютер (сейчас Дан жалел, что в свое время они с Ариком так и не придумали ему имя, но теперь было уже как-то нелепо отвлекаться на такие глупости) не сумел извлечь из базы данных детальные спецификации, но из того, что он расшифровал, было понятно, что Земля надежно защищала свое пространство, причем автономно: вычислительный комплекс на одинокой планете не имел к их орбитальным платформам никакого отношения.
Контрольный центр подразумевал централизованную власть, независимые миры вряд ли бы доверяли друг другу до такой степени, чтобы передать кому-то одному жизненно важные функции. Но значит ли это, что ни одна из этих планет не в праве принять независимое решение и договориться с инопланетянами? Неужели им все-таки придется вести переговоры с землянами? Компьютерный анализ выделил несколько подходящих под их нужды планет – достаточно далеко от центральных секторов, где располагались самые старые и технически развитые колонии, с небольшим населением и как минимум двумя континентами, чтобы можно было не мозолить хозяевам глаза. Не слишком богатые ресурсами, но и не настолько бедные, чтобы нельзя было поддерживать их уровень технологии.
Но Дан не знал, с чего начать: он обследовал все потенциальные планеты, благо они находились в одном и том же секторе, облетел несколько раз по высокой орбите, провел видеосъемку, попытался записать визуальные передачи местного развлекательного канала, но не смог из-за разницы в системе кодирования. Увиденное оставило его в полном недоумении, только подчеркнув, насколько эти существа отличаются от его народа. Но на взаимопонимание могут уйти десятки циклов, у них нет столько времени!
***
Маленький корабль дрейфовал. Сквозь разорванную внешнюю оболочку можно было увидеть превратившиеся в мешанину балок и проводов внутренности. Дан не мог себе представить естественной причины для подобных повреждений. Этот корабль побывал в бою. Проиграл бой, судя по внешнему виду. Странно… ему казалось, что здешние торговые пути достаточно безопасны – он несколько раз встречал очевидно военные крейсера, тройками патрулировавшие пространство. Сканнеры регистрировали внушительную огневую мощь – ни один из гражданских кораблей, которые ему попадались, не мог сравниться с военными.
Он просканировал разбитый корабль, надеясь обнаружить энергетический след от использованного оружия. И замер, недоверчиво глядя на панель – на ней мигал зеленый огонек. Обнаружено одно живое существо, органическая материя. Аналог в базе данных отсутствует. Но как?! Там же нет ни атмосферы, ни источников энергии… защитный костюм? Но насколько его хватит? Бедняга, должно быть, и не надеется, что его спасут. Каковы шансы наткнуться на корабль здесь, вдали от торговых путей? Дан вздрогнул, представив себе, каково это – провести последние часы жизни в скафандре, зная, что с каждым вздохом приближается смерть. Он бы, наверное, не смог – выдернул бы шланг, лучше уж сразу.
Но у него не было времени на раздумья. Состыковаться не получится – он понятия не имел, где у второго корабля шлюз, и уж тем более не знал, совместимы ли их переходники. Маловероятно, если они даже информацию кодируют принципиально разными способами. Придется идти самому, хотя все его инстинкты возмущенно вопили от одной только мысли, что придется оставить свой корабль. Хорошо хоть, что их атмосфера пригодна для дыхания здешних гуманоидов – иначе можно было бы никого не спасать. О том, что он будет делать, если окажется, что потерпевшему нужна медицинская помощь, Дан тоже предпочел не думать.
Даже в лучшие времена внутри корабля было тесно, теперь же он с трудом протискивался между обрушившимся балками и кусками обшивки, следуя за огоньком сканнера. Продолговатый цилиндр спасательной капсулы пришлось выкапывать из-под обломков. Автономная система жизнеобеспечения позволяла продержаться дольше, чем в скафандре, но судя по всему, ее обитатель был без сознания, иначе бы уже понял, что попал в ловушку. Одна из балок заклинила пусковой механизм, и капсула осталась на борту. Он бы так и умер, задохнувшись во сне, если бы не Дан.
Открывать капсулу в вакууме было бы неразумно, так что Дану пришлось сначала расчистить путь для объемного цилиндра, а потом толкать его к пробоине. Он успел отвыкнуть от физического труда и теперь тяжело дышал, расходуя больше воздуха, чем в состоянии покоя. Как бы не пришлось возвращаться за новым баллоном… Когда наконец капсула оказалась на борту его корабля, Дан уже изнемогал как от усталости, так и от нетерпения. Первый контакт, лицом к лицу. Ах да, лицо! Он с облегчением вытек из скафандра и сосредоточился, принимая гуманоидную форму.
Без образцов ДНК было невозможно создать точную копию, но он надеялся, что общих черт будет достаточно, чтобы не смутить человека. Сложно представить, что кого-то могут испугать твои привычные облики, но люди, как они себя называли, самим себе наверняка казались красивыми, в то время как Дану и его сородичам понадобилось время, чтобы привыкнуть к странным очертаниям здешних гуманоидов.

Продолжение в комментариях.

---

Мини 2 лвл

Название: Сказка на ночь
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: мини, 1091
Источник: "Семёрка Блейка"
Пейринг/Персонажи: спойлер, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: мама рассказывает дочке сказку перед сном
Скачать

– Расскажи мне сказку, мама! – темноволосая девочка лет пяти уютно устроилась на коленях хрупкой женщины в белоснежном шелковом платье.
Они сидели в мягком разлапистом кресле с выгнутой спинкой, обивка немного пахла пылью и сладкими духами женщины. В камине потрескивали уголья, красные отблески высвечивали пасторальную картинку на стеклянном каминном экране: маленькие домки, укрытые снежными шапками и посыпанные серебряным инеем ели.
– Сказку... – задумчиво протянула женщина, перебирая каштановые локоны, рассыпавшиеся по спине девочки, – про принцессу и дракона? Или про красавицу и чудовище? Или про Маленького Принца и его Розу?
– Да нет же! – нетерпеливо возразила девочка, – ту сказку! Про Семерых, и Волшебницу, и Черного Рыцаря!
Женщина покачала головой, но в теплых карих глазах девочки уже загорелось знакомое упрямство, и, вдохнув поглубже, она начала рассказывать.
– Их было Семеро. Вернее, Шестеро, седьмым был корабль. Самый прекрасный и быстрый корабль во вселенной.
– Он был живым?
– Думаю, что да. Ведь он любил свою команду. А чтобы любить, нужно быть живым. Корабль убежал от своих прежних хозяев, должно быть, они плохо обращались с ним, или не готовы были принять его любовь. Он блуждал в космосе, совсем один, бесценный приз для любого, кто смог бы его захватить.
– А Шестеро его захватили?
– Сначала их было всего трое. Но этот корабль нельзя было захватить. Они подружились с ним. Дали ему имя. Они назвали его «Освободитель», и корабль был рад обрести новое имя. Оно придавало смысл его существованию. Они собрали команду и начали борьбу.
– Они были рыцарями?
Женщина рассмеялась негромко.
– Один из них, несомненно, был. Вера в свою правоту защищала его блестящим доспехом, он заботился о слабых и не страшился сильных, и был готов умереть за правду. Но каждый раз получалось так, что за его правду умирали другие.
– А Светлый Рыцарь?
– Оплакивал потери и шел дальше. Иначе все, что он делал, потеряло бы смысл.
Второй был вором, но не простым, не из тех, кто залезает в чужие карманы. Он мог забраться в любой компьютер и украсть все, что там хранится. Деньги, чужие секреты, военные тайны. Но однажды он ошибся и попал в тюрьму. Его приговорили к изгнанию на холодную пустынную планету. Светлый Рыцарь освободил его, и Вор остался с ним, во всем помогая, хотя не верил в благородную цель. Он вообще не умел верить. Даже самому себе.
Третий был простым крестьянином. Добрым и честным человеком. Он доверился Светлому Рыцарю и был первым, кого тот погубил. Запомни, в любом сражении первыми всегда погибают самые добрые.
Четвертый был Взломщик. Он мог открыть любую дверь, для него не существовало замков и запоров. Он слишком много пил и слишком часто трусил, но когда дело доходило до сражения, всегда преодолевал свою трусость.
– А как ему это удавалось?
– Не забывай, Светлый Рыцарь ведь был волшебником. Он пробуждал в людях все то, что они прятали в глубине души. Как самое доброе и светлое, так и самое злое и беспощадное.
Пятой была грозная Воительница. Она сражалась за ту же самую цель, что и Светлый Рыцарь, и была самой верной и надежной союзницей во всех его замыслах. Она умела посылать свои мысли другим людям, стреляла без промаха и любила Вора. Но скрывала свою любовь.
Шестой была прекрасная Дама. Златовласая, гордая, с огненным взглядом и пьянящей улыбкой. Лучший пилот в галактике за штурвалом лучшего корабля. Многие мужчины отдали бы все на свете, лишь бы она улыбалась им. Но Дама любила Светлого Рыцаря. А он любил только свою благородную цель.
– Какой глупый этот Светлый Рыцарь!
– Боюсь, что рыцарям это свойственно. Иначе они бы не стали рыцарями.
– А Черный Рыцарь тоже был глупый?
– Черный Рыцарь был болен. Самой тяжелой и опасной болезнью в мире. Ненавистью. Он ненавидел Светлого Рыцаря и охотился на него уже много лет. Они нанесли друг другу неизлечимые раны, но это растянувшееся на годы сражение могло закончиться только смертью одного из них.
– А Волшебница? Почему она не вылечила Черного рыцаря? От ненависти?
Женщина качнула головой и усмехнулась.
– От ненависти может вылечить только добрая Волшебница. А та Волшебница доброй не была.
– Она была злой? – голос девочки дрогнул.
– Она была умной. А умные Волшебницы не тратят попусту волшебную силу. Она должна была уничтожить Светлого Рыцаря, так приказал Король, чтобы сохранить порядок и покой в королевстве. Черный рыцарь оказался для этого самым подходящим оружием.
Девочка нахмурилась.
– Но ведь Светлый Рыцарь хотел всем добра, иначе он не был бы светлым. Почему Волшебница не договорилась с ним? Вместе они могли бы навести порядок.
– Во-первых, этого не хотел Король. Во-вторых, Рыцарь был наивным человеком и не понимал, что люди не готовы к его правде.
– Но все-таки! Можно ведь было попробовать!
– Ты хочешь слушать дальше или нет? – раздраженно спросила женщина.
Девочка вздохнула.
– Хочу.
– Так слушай. Черный Рыцарь терпел неудачу за неудачей и с каждым поражением все больше озлоблялся. Ненависть разрасталась в его душе, вытесняя все, что там еще оставалось хорошего. Если раньше он ненавидел только Светлого Рыцаря, то постепенно возненавидел все человечество и пожелал уничтожить всех людей, на всех планетах. Старых и молодых, злых и добрых, мужчин и женщин. Только так он мог быть уверен, что и его злейшего врага настигнет смерть. Он отправился в далекое путешествие, на самый край галактики и нашел там инопланетную армаду. Сотни и сотни кораблей. Они хотели напасть на людей, но не могли преодолеть защитный барьер между нашими мирами. Черный Рыцарь открыл им проход, заплатив за это жизнью, так сильна была его ненависть! И началась война. Страшная война, в которой можно было только победить или погибнуть. В ней не брали пленных, не ставили условий. Светлый Рыцарь и Волшебница объединили силы и вместе смогли одолеть врага.
– Вот видишь! Можно ведь было всем вместе!
– Увы, долго этот союз не продлился. Волшебница стала Королевой, Светлый Рыцарь продолжил бороться за свою правду. Только теперь уже в одиночестве. Он отдал свой корабль Вору, в награду за доблесть. Их пути разошлись. Рыцарь хотел быть ближе к простым людям, чтобы не забыть, во имя чего сражается, а Вор… он и сам не знал, чего хочет. Он думал, что желает свободы и богатства, как и все воры, но получив и то и другое, не обрел покоя. Ты ведь помнишь, Светлый Рыцарь был волшебником. Он, сам того не желая, зачаровал своих друзей. Они больше не могли без него. Вор даже и не заметил, как перестал быть вором, превратившись в рыцаря.
– И светлых рыцарей стало двое?
– К сожалению, даже самая сильная магия не может изменить подлинную сущность человека. Вор стал рыцарем против своей воли, и ноша оказалась для него слишком тяжела. Он решил найти Светлого Рыцаря и вернуть тому его дар, – женщину прервал звонкий бой часов, – десять вечера! Пора спать.
– Но мама! Ты ведь не рассказала до конца.
– Ты слышала эту сказку уже тысячу раз.
Девочка положила голову на плечо женщины, повернувшись так, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Мама…
– Да?
– Кто из них был моим отцом?

---

Драббл 2 лвл, кроссовер с Торчвудом

Название: Разговор на двоих: Севелан и Джек Харкнесс
Переводчик: emuna12345
Оригинал: Sally Mn, Two People Talking - Servalan and Jack Harkness, archiveofourown.org/works/571822, запрос отправлен.
Размер: драббл, 443 слова
Источник: "Семёрка Блейка", Torchwood
Персонажи: Севелан, Джек Харкнесс
Категория: джен, слэш
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: кроссовер, упоминается слэш
Скачать

– Я как-то натолкнулся на этого вашего Трависа.
Она медленно подняла взгляд и уловила дьявольски-соблазнительный отблеск в его глазах.
– Трависа?
– Ты совсем позабыла беднягу? – он раскинулся в кресле, легко потягиваясь, совсем рядом. Когда-то она была столь же молода и уверена в своих силах, по кошачьи грациозна и переполнена самодовольством. – Хотя это и неудивительно. В постели он был безнадежен.
– Ты переспал с Трависом?!
Он удивленно повел бровью в ее сторону.
– А ты разве нет?
– Еще чего! Я дразнила его, разумеется, но я не опускаюсь ниже определенных стандартов!
Он ухмыльнулся, и, несмотря на чарующий изгиб рта, в этой улыбке проскользнуло нечто неприятное.
– В самом деле? Странно, мне доводилось слышать обратное.
Она почти подняла ладонь, чтобы отвесить ему пощечину, чего он и дожидался, но передумала – слишком не хотелось шевелиться.
– Не стоит верить всем грязным слухам, что распускают бунтовщики. Я все-таки была верховным главнокомандующим, а потом – президентом, – как же давно это было, – а Травис… он был слишком примитивен. Грубиян без намека на чувство юмора.
– То ли дело Эйвон!
Ее глаза расширились, ярко-алые губы распахнулись и снова сомкнулись в невысказанной ярости.
– Да-да, – преувеличенно любезно сообщил он, – и с ним тоже. Гораздо лучше, чем Травис, надо отдать ему должное.
Он отпил долгий глоток из бокала, который налил для нее.
– Хотя это не так уж и сложно. Лучше скажи, как тебе с ним понравилось?
Хорошо, но мало, однако в этом она ни за что не признается.
– Это было… забавно, – голос несколько дрогнул, но ей все же удалось придать своим словам оттенок беззаботности, вопреки досаде. Она так и не сумела заполучить Эйвона целиком и полностью, он постоянно ускользал. Неудача по-прежнему вызывала раздражение, спустя столько лет!
– Но не настолько, чтобы продолжать эту игру, – она не признается, что потерпела поражение. Она никогда не проигрывала. В те времена, до того, как изменившуюся Вселенную поглотила чернота, и она потеряла свое место в мироздании. – Чего ради? Мне было достаточно шевельнуть пальцем, чтобы заполучить любого, гораздо привлекательнее.
Он определенно ей не поверил.
– Эйвон всегда был слишком привязан к этому безумцу, Блейку!
– О да… так и было, – его глаза блестели, он очевидно наслаждался раскованной картиной, представшей перед внутренним взором, и точно уловил момент, когда и она ее себе представила, – впрочем, я вызвался помочь с этой привязанностью, раз-другой. Он меня ни в чем не винил, Блейк всегда был чем-то особенным.
– Интересно, ты хоть кого-то пропустил?
– Совершенно точно не на этом корабле, – он улыбался ей, невозможно молодой и привлекательный, в сияющем ореоле беззастенчивой похотливости, – эй, я застрял во временной петле, это было одно из тех скучнейших путешествий, когда просто не знаешь, как еще убить время. Можешь мне поверить, детка, что телепатический секс с ауронкой не похож ни на что другое, особенно со всеми этими ее психологическими штучками…

---

Драббл 2 лвл

Название: Скорость освобождения
Переводчик: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Оригинал: Escape Velocity by la_Avispa (archiveofourown.org/works/1755243), разрешение на перевод получено
Размер: драббл, 273
Источник: Blake's 7
Пейринг/Персонажи: Эйвон, Сулин, Орак
Категория: джен
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: PG-13
Примечание: АУ к серии "Орбита"
Скачать

Эйвон и Сулин работали с лихорадочной быстротой, избавляясь от всего лишнего – до последней гайки, без которой шаттл не развалится на части. Когда ничего, кроме жизненно необходимого, на борту не осталось, они вернулись в кабину, и Эйвон спросил Орака:
– Сколько еще балласта нам надо сбросить, чтобы выйти на орбиту?
– Семьдесят килограммов, Эйвон, – последовал незамедлительный ответ.
– Всего лишь семьдесят килограммов… Сулин, обдери изоляцию в грузовом отсеке.
Девушка кинулась к двери, но Эйвон остановил её и протянул какой-то странный предмет, валявшийся на панели управления.
– Сулин!
– Но это же просто пластик, он почти ничего не весит! – запротестовала она, протягивая руку.
– Всё равно. Выкинь это.
– В лучшем случае мы выиграем полтора кило!
– Хватит спорить! Осталось всего пять минут.
Она уже повернулась, чтобы уйти, когда Эйвон воскликнул:
– Этого не хватит! Проклятье, что весит семьдесят килограммов?!
Он не ожидал ответа, но Орак так и не научился отличать обычные вопросы от риторических.
– Твой вес составляет семьдесят шесть килограммов, Эйвон.
Сулин всегда была очень быстрой. Но она забыла, что в этот раз им пришлось оставить пистолеты на корабле. Будь у неё оружие, у Эйвона бы не осталось ни единого шанса… Эйвон наградил девушку ослепительной улыбкой. И выхватил из-под приборной панели припрятанный там пистолет. Сулин стреляла быстрее, но и его нельзя было назвать самым медлительным стрелком в галактике.
***
– Сколько еще, Орак?
– Три килограмма.
Эйвон огляделся по сторонам. Ничего не осталось. Пистолет, идиотский кусок пластика, даже изоляция – он выкинул всё.
– Оставшееся время полета: две минуты тридцать секунд.
Эйвон посмотрел на компьютер, и внезапно выражение его лица изменилось. Он тряхнул головой и прошептал:
– Орак…

---

Драббл 2 лвл

Название: Кто-то
Автор: emuna12345
Бета: Kerr Avon
Размер: драббл, 606
Источник: Blakes7
Пейринг/Персонажи: Родж Блейк, Дженна Станнис
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: разговор перед полетом
Примечание/Предупреждения: спойлер к финалу третьего сезона
Скачать

Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный,
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно,
Но ошибся дорогой, и не рассчитал траекторий полёта,
И мне снова приходится быть для тебя этим "кто-то".
Флёр, «Кто-то»


– Ты отдал ему мой корабль, а он убил его!
– Дженна! Мы не знаем, что именно произошло. Ты слишком торопишься обвинить во всем Эйвона.
– Я знаю, что произошло! Я слышала, как он умирает! Зен звал меня, понимаешь, звал! Ему было страшно. Страшно и больно рассыпаться на куски в одиночестве. И стыдно! Он умирал, думая, что подвёл нас, нас всех! А это мы подвели его. Ты отдал его Эйвону! Не спросив никого.
– Таков был договор.
– Ваш договор.
– Ты могла бы вернуться. Эйвон бы принял тебя обратно, ему не найти пилота лучше.
– Я могла бы вернуться. Но тебе был нужен пилот, не так ли? – Дженна вскидывает голову, с вызовом глядя Блейку в глаза. Знакомое до мельчайшей чёрточки лицо, тёплый, обволакивающий взгляд — словно дружеское объятье, кольцом обхватившее плечи.
– Мне нужна была ты, – мягко поправляет он. С этой мягкостью невозможно бороться. Можно или сдаться, или уйти. Обычно она сдаётся. Но не сегодня.
– Эйвон — уничтожитель по своей природе. Странно, что ты этого не видишь. Ты ведь так хорошо читаешь людей, Блейк! Знаешь, что нужно каждому. Но с Эйвоном ты ошибся. Он убивает всё, что я люблю, всё, что мне дорого! Однажды очередь дойдет до тебя. И я не хочу быть здесь, когда это случится.
Она сказала это. Произнесла вслух. Небо не рухнуло на покрытую пылью землю. Солнце не погасло в небе. Звезды не посыпались вниз, расцвечивая поднебесье огненными хвостами. Ничего не изменилось. Даже тепло его взгляда.
– Ты тоже хочешь быть свободной от меня, Дженна? Но почему? Я же не держу тебя. Ни тебя, ни Эйвона, никого из вас.
Она качает головой, уже не зная, смеяться или плакать.
– Ты в самом деле не понимаешь? Ты как хроническая болезнь, от тебя невозможно избавиться! Посмотри на своих людей, Блейк. Внимательно посмотри и подумай, почему они здесь.
– Они хотят перемен. Свободы, безопасности, у нас общая цель!
– Цель! Это ты хочешь перемен, свободы и безопасности, гласности и демократии и прочих лозунгов!
– Это их выбор!
– Ты не знаешь значения этого слова! Хватит. Я устала. Устала быть твоими крыльями, Блейк. Найди себе другого пилота. Это не так трудно. Используй свое обаяние!
Он сидит за столом, сгорбившись, став как будто даже меньше, пальцы отчаянно теребят губы.
– Я найду пилота. Но он не будет моим другом, Дженна. Я думал, что... – он обрывает себя на полуслове, – впрочем, это уже неважно. Наверное, и никогда не было важным. Последняя просьба. Мне не на кого тебя заменить прямо сейчас, только ты можешь пройти через блокаду, а груз срочный.
Она знает, что нельзя соглашаться. Что сказав сейчас «да», она уже не сможет уйти. Он милосердно забудет этот разговор, она не найдет в себе силы заговорить снова. Все будет по-прежнему. До самого конца. Пока однажды торпеды не окажутся быстрее, и она не разлетится на миллиарды частей, рассыпавшись по космосу. Повторит судьбу своего корабля, умрет в одиночестве, яростной вспышкой сгорая от стыда, что не справилась. Это будет только справедливо.
Но разве можно рассчитывать на справедливость? Всё будет иначе. Ошибется он. Повернется спиной не к тому человеку или шагнет навстречу, когда нужно будет бежать. Не успеет увернуться от случайного выстрела или попадет в плен. И всё, что ей останется, – память. О том, что она хотела уйти.
Она знает, что нельзя соглашаться. Но отвечает: «Хорошо. В последний раз, слышишь, Блейк? В самый последний раз!» – и видит, как светлеет его взгляд.
Он протягивает планшет с координатами, задержав ладонь поверх ее пальцев. Она произносит шепотом, так тихо, что едва слышит собственные слова:
– Я не хочу быть свободной от тебя.
– Я знаю.

---

Драббл 2 лвл по Андромеде

Название: Улыбка капитана Ханта
Автор: emuna12345
Размер: драббл, 260 слов
Источник: Andromeda
Пейринг/Персонажи: Шарлемань Боливар, Дилан Хант
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Шарлеманя раздражает улыбка капитана Ханта
Скачать

Дилан Хант, капитан «Восходящей Андромеды», самопровозглашенный мессия, собравшийся воскресить давно почившее в мифах и преданиях Содружество Планет, улыбался. Он улыбался, когда я вызвался подписать хартию о взаимопомощи, первую ступень к вступлению в Содружество, и когда я напомнил ему, что прайд Сабра-Ягуаров славится умением вовремя предать союзника, а так же располагает третьим по величине флотом в обитаемой галактике. Точно так же он продолжал улыбаться, когда я сообщил, что ребенок в чреве моей жены – мой. Я проверил.
Легкая полуулыбка, слегка растягивающая губы. Вежливая, любезная, придающая лицу выражение сочувственного внимания. Всегда одинаковая. Даже лицо андроида, аватары его корабля, выражает больше искренних чувств. Она не знала. Кораблю не положено знать, с кем разделяет постель капитан. Да и что ей с того? Она ведь боевой крейсер, а не женщина.
С той же самой улыбкой он успокаивал делегатов, уверяя, что им нечего бояться. Наемные убийцы, проходящие сквозь стены – это такая мелочь. Не стоит внимания. Легко представить, как с тем же выражением лица он ласкал мою жену. Она и в самом деле смешна в постели. Слишком серьезна, словно решает в уме сложную задачу. Как не убить меня. За то, что я – не он.
Я улыбаюсь в ответ, широко, так, что от уголков рта разбегаются лучи морщинок. Показываю зубы. Все, что есть. Я тоже решаю задачу. Как совершить невозможное. Магоги, черные дыры, воинственные ницшеанцы прошлого и настоящего – никто не справился. Смерть, наверное, смогла бы. Но я не стану рисковать, если он умрет улыбаясь, уже ничего нельзя будет исправить. Я, Шарлемань Боливар, наследный эрцгерцог прайда Ягуаров, супруг прекрасной Элисбет, найду другой способ стереть с лица Дилана Ханта улыбку. Навсегда.

---

Слухи о смерти...

Спустя пятнадцать лет после просмотра Вавилона5 и два года после просмотра Блейкс7 до меня дошло, почему Анну Шеридан зовут Анной. Это явно не случайно.

---

Пересмотр.4.05. Animals

Я таки заставила себя сделать это. Худшая серия во всем сериале. Если бы я ставила оценки, ушла бы в минус.
Севелан - чудо в перьях, команда у нее - то ли мутоиды с необычными прическами, то ли тройняшки-амазонки. То ли у мы чего-то не знаем о комиссаре Слиир, и она набирает себе команду из похожих друг на друга женщин, одинаково их стрижет, одевает в федеральную форму и... так, я не буду продолжать, это добром не кончится. Да, кстати, капитан этого корабля выглядит как прилизанная порно-звезда провинциального калибра. Бррр...
Детская любовь Дэйны ничуть не лучше... тоже похотливо-противный. Нет, понятно, что он там давно сидит в одиночестве, но когда он Дэйну учил, она ж в лучшем случае была подростком! А он уже тогда глаз положил. По сравнению с этим поцелуи Блейка с кузиной выглядят невинным детским развлечением (они хотя бы ровестники).
Кстати, ученые в Федерации, похоже, в массе своей нелояльны. Доктор Бельфайер из "Киллера" тут же "забывает" как зовут Блейка, Джастин - регулярно навещает Мелланби, государственного преступника в бегах.
У Дэйны весьма гибкая мораль, вернее, отсутствующая. Если типа с благими целями, то на людях опыты ставить можно (если их ставит первая любовь).
То, с какой легкостью можно перепрграммировать человека умиляет. Если все так просто, то откуда в этой галактике террористы?! Давно бы уже все ходили строем и славили Федерацию.
Эйвон в этой серии какой-то пластиковый. Выражение лица одно и то же, как прикленное. Травля Вилы - омерзительна. И видно, что Вила от этого реально начинает уставать, задолго до "Орбиты". Единственное, что в этой серии радует - что Джастина таки убили. Причем Дэйна осталась закодированной на любовь к нему.

@темы: пересмотр

---

Никогда, это странное слово - никогда...

Но я, вроде бы, и не обещала, что большеникада.
В этом сезоне я играю за команду космической оперы, собираюсь нести прекрасное про Blakes7 в рамках жанра.

Приходите и читайте.

---

Смотрю файерфлай

Да, я в танке - смотрю только сейчас и только чтобы понять, как на это повлиял блейкс7, ибо вестерн-жанр не люблю, ни на Земле, нив космосе. И вот... та-да!!! Серия, в которой один из героев таки выбросил из шаттла своего напарника! Так и представляю, как спустя энное количество лет заросший, одноглазый Вила косплея Трависа приходит за Эйвоном с большим ружжом!!! Не могу прогнать картинку

---

Мой паяльник больше твоего!

Подумалось тут, что Эйвон должен быть культовым персонажем для программистов. Он им неимоверно льстит. Привычный образ хакера - субтильный очкарик-нёрд. Он, конечно, регулярно спасает мир, не отрываясь от клавиатуры, шутя взламывает сервера Пентагона и получает свою долю поцелуев от подружки... Но складывается ощущение, что так по сюжету надо.
Где еще вы найдете хакера-программиста, от которого невозможно отвести взгляд? Героя-любовника с римским профилем, по которому сохнет главная злодейка галактики, язву с ослепительной улыбкой, чтобы он при этом стрелял почти без промаха, вырубал злодеев одним ударом ладони и страдал так красиво, что выстраивается очередь полюбоваться? Уникальный персонаж для своей профессии... неудивительно, что единственное, чем Эйвон в сериале не занимается - так это программированием

@темы: Блейкс7

---

За десять минут до полуночи.

Моя самая лучшая в мире бета уговорила меня поучаствовать вот в этом безобразии blakefest.dreamwidth.org/ и даже обещала перевести текст на английский. Английская версия пойдет в жж, а русская - сюда. Тема была: "Действия Блейка глазами рядовых обывателей".

Будильник будит меня в пять тридцать. С закрытыми глазами я прохожу три шага до кухонной ниши. Кофейная капсула отправляется в машину. Дорогой сорт – в нем десять процентов натурального кофе, единственная роскошь, которую я себе все еще позволяю. Но в следующем месяце придется перейти на синтетику, если я не хочу окончательно уйти в минус. Засовываю разогреваться пакеты с завтраком, аромат кофе перемешивается со знакомым до тошноты запахом прессованных дрожжей. Кажется, это яичница с беконом, но так сразу и не скажешь – все эти готовые блюда пахнут одинаково, да и на вид не слишком отличаются, вся разница только в упаковке.

Звенят детские будильники: у Нэлли последний хит, песня о бессмертной любви. Поет сладкоголосый старшеклассник, мечта всех девочек-подростков. У Дэйва что-то громкое и брутальное, к счастью – короткое, еще не хватало, чтобы соседи опять пожаловались менеджеру. Дети не понимают, что для того, чтобы жить в нашем районе, недостаточно вовремя платить квартплату. На эту квартиру в первый же день найдется сотня желающих. Две спальни, своя кухонная ниша и настоящий, не акустический душ. А самое главное – школа. Лучшая в секторе. В свое время нам неслыханно повезло.
Нэлли плюхается за стол, все еще в пижаме, и подозрительно принюхавшись, колупает вилкой содержимое тарелки.
– Опять дрожжи! Ну мам, ты же обещала!
– Извини, дорогая, в этом месяце никак не получится, до жалованья еще неделя, – она права, я обещала, но взять подработку не получилось, а цены на черном рынке опять поползли вверх.
Сразу после того, как отменили супрессанты, цены упали настолько, что можно было даже купить почти что настоящее мясо. Многие пользовались рынком, чтобы доставать чистые продукты, не все были готовы переплачивать просто за вкус, тем более что в столовых альфа-сектора неплохо готовят. Но спустя некоторое время все вернулось на свои места. Спрос все равно превышал предложение. А Нэлли решила, что можно навсегда забыть про дрожжевые штаммы.
Дэйв фыркнул, глядя, с каким страдальческим выражением лица она подносит вилку ко рту.
– Вы посмотрите на нашу принцессу! Её высочество, наверное, ожидало на завтрак стейк и яйца бенедикт.
– Это тебе без разницы, что в себя запихивать, а я никогда не вырасту, если буду есть эту дрянь!
Я выразительно вздохнула, но останавливать утреннюю перепалку уже было слишком поздно. Дэйв язвительно ухмыльнулся.
– Тебя все равно не возьмут в офицерскую школу, крошка Нэлл. Даже если ты вымахаешь под два метра. Потому что у тебя мозги размером с горошину, крошечные, и ты не сдашь экзамен.
Нэлли и вправду не вышла ростом, но ей всего лишь тринадцать лет, с его стороны несправедливо дразнить сестру, он ведь знает, что она давно мечтает об этой школе.
– Потому что мы едим всякую гадость и у нас вечно нет денег! А денег нет из-за твоих репетиторов! По математике, по физике, по химии… Ты хоть что-нибудь можешь выучить сам? Может у меня и крошечные мозги, но я справляюсь с учебой!
– А ну, хватит! – Репетиторы – это мое решение, Дэйв уверял меня, что справится, но я-то знаю как проводят классификацию. Все зависит от одного балла. Сто – и ты альфа. Девяносто девять – бета. Навсегда. Никаких вторых шансов.
– Вот именно: справляешься, а надо – учиться.
– А ты типа учишься! Ходишь по своим сайтам, а маме рассказываешь про домашние задания! Компьютер все время занят, я из-за тебя вчера тест сдать вовремя не успела!
У меня начинают гореть щеки. Опять эти сайты!
– Дэйв? Ты же обещал!
– Но мама, это всего лишь новости. Их все читают.
– Новости – на новостном канале! Ты хочешь в тюремную колонию вместо университета?
– Во-первых, я несовершеннолетний, во-вторых, на всех, кто ходит на эти сайты, не хватит колоний. Я не делаю ничего такого, просто читаю.
Он просто читает! Лучше бы этот Блейк и дальше совращал малолетних в прямом смысле слова! Мало того, что по он устроил скандал на всю Федерацию, после чего пришлось отменить супрессанты даже в дельта-секторе, и преступность тут же возросла в три раза, так еще и эти новости. Я работаю в компьютерном центре, мы только тем и занимаемся, что блокируем все новые и новые сайты, пишем защитные алгоритмы… ничего не помогает. Он ведет настоящую информационную войну: не нужно никаких особых связей с подпольем, достаточно просто выйти в сеть, чтобы узнать, чем занят террорист номер один и во имя каких конкретно великих целей! В прошлом месяце они ухитрились взломать канал новостей и влезли в прямой эфир во время вечернего выпуска.
Не знаю, как они это делают, не хочу знать, но под удар первой попадает молодежь. Такие вот мальчики, как мой Дэйв. Они ведь еще не понимают, чем мы платим за эту «вашу и нашу свободу». Саботаж на продовольственных заводах, перебои в транспортной системе, постоянные провокации… и это на Земле! Здесь они хотя бы ничего не взрывают…
А вот соседка неделю назад получила похоронное извещение на своего сына. Ему оставалось отслужить всего два месяца. Какая-то научно-исследовательская военная база на другом конце галактики. Ей не отдали даже урну с прахом, вся планета закрыта под вечный карантин. Блейк выпустил там какую-то чуму, испытал биологическое оружие. На их сайте, разумеется, другая версия: инопланетный вирус, но почему-то этот вирус появился на базе одновременно с их кораблем!
Свобода! Иногда мне кажется, что альфам и без того предоставили слишком много этой самой свободы. Дельты не взрывают федеральные военные станции, не устраивают демонстрации, не нападают на реабилитационные центры, и уж тем более не дурят головы молодежи. Гаммы спокойно трудятся на заводах, беты знают свое место, одним только альфам всегда мало! Только в нашем секторе за этот год было три студенческих выступления! Я думала, что вздохну спокойно, когда Дэйв поступит в университет, а теперь уже не уверена, где ему будет лучше. Но что же мне делать? Я ведь не могу забрать у него компьютер за неделю до тестирования. Он должен заниматься!
– Дэйв, я тебя умоляю! Ты же знаешь, как это все работает. Одна случайная проверка и все погибло. Тебя не допустят к аттестации. Ты на всю жизнь останешься дельтой!
– Ты так говоришь, словно это конце света. Между прочим, если бы ты хоть раз прочитала, что он пишет, то знала бы, что наша кастовая система не единственный способ общественного устройства. Внешние миры без нее прекрасно обходятся.
Я знаю своего сына. Нет, он не «просто читает». Он увлечен. Настолько, что затевает спор, позабыв про осторожность. Сегодня он спорит со мной, на нашей кухне. Но что будет завтра?
– Внешние миры много без чего обходятся: без нормальной медицины, образования, транспорта. Ты готов всю жизнь чинить испарители на какой-нибудь условно пригодной к обитанию планете на краю галактики?
Но он не отвечает – хватает сумку и выскакивает в коридор, на ходу дожевывая последний кусок. Делает вид, что опаздывает, хотя до поезда еще пятнадцать минут. Я успеваю только крикнуть вслед закрывающейся двери: «Вечером я тебе покажу новости!»
Притихшая Нэлли уныло колупает яичницу, потом вертится перед зеркалом, подкалывает форменную юбку так, чтобы были видны коленки, быстрым движением прячет в карман мою помаду. Я делаю вид, что не замечаю.
Кофе успел остыть – из-за новых энергетических лимитов приходится экономить на всем, даже на режиме подогрева. Ничего не поделаешь – нас слишком много, купола не резиновые. Ходят слухи о новой эмиграционной программе для дельт. Давно пора: если они плодятся как крысы, то пусть делают это под открытым небом и не на Земле.
Пью едва теплый кофе, не разбирая вкуса. Дэйв не станет слушать. Дети… они никогда не слушают. Быть может Йен смог бы объяснить сыну, как дорого приходится платить за ошибки молодости. Это ведь только кажется, что все по силам, все позволено. А достаточно всего лишь один раз поругаться с начальником, и ты не успеваешь моргнуть, как оказываешься на новом рабочем месте. Переработка промышленных отходов, старое оборудование, работа на износ. Отпуск задерживают, смены удлиняют, и однажды ты не успеваешь закрыть пробоину. Несчастный случай, взрыв газа, двое сирот и пенсия по потере кормильца. Из-за пары неосторожных слов.
Чтобы отвлечься, включаю новости. Вот уж отвлеклась так отвлеклась: такое ощущение, что вся Вселенная сошла с ума. Катастрофа на орбите Келдона, снежные бури на Палмеро, засуха на Суни. Без экзотических фруктов мы как-нибудь переживем, а вот без сунийского зерна… Выплескиваю в раковину недопитый кофе – имеет смысл прийти на работу пораньше. Если это пошло в официальный эфир, представляю, что творится в сети. Нас опять переведут в чрезвычайный режим, до разрешения кризиса. Интересно, кого назначат виновным на этот раз? Министерство информации еще год тому назад запретило упоминать Блейка в любом контексте, все теракты, слишком крупные, чтобы про них умолчать, теперь совершают анонимные террористические группировки. Но даже эпсилон не поверит, что террристы объявили войну тропическим фруктам.
Выключаю визор и выхожу в коридор. Соседу сегодня тоже в утреннюю смену, обмениваемся парой вежливых слов ни о чем, хотя по его лицу видно, что он едва сдерживает любопытство. Я и в самом деле могу знать больше, чем простой техник, но еще не сошла с ума, чтобы обсуждать с соседями секретную информацию. Быстрым шагом, почти бегом направляюсь к станции монорельса. Поезд задерживается, на перроне толпа, всё перемешалось, бордовые туники министерства юстиции соседствуют с серыми куртками техников и зелеными жилетами рабочих.
Такое ощущение, что люди хотят сегодня быть ближе к друг другу, хотя обычно мы, жители куполов, ценим личное пространство. Со всех сторон доносятся обрывки разговоров: то же самое, что и в новостях. В многократно кондиционированном воздухе как будто появился новый привкус: необъяснимой тревоги. Я занимаю свое место в очереди, поток подхватывает меня, вносит в вагон, тело занимает привычное положение в пространстве: одна рука держится за поручень, вторая прижимает к бедру рабочий планшет, голова чуть наклонена, чтобы в просвет было лучше видно табло с объявлениями.
***
Удивительно, но самые худшие ожидания не оправдались – нас задержали всего на час. Дома на удивление тихо: Дэйв еще не вернулся из школы, у него бывают вечерние занятия, Нэлли сидит за столом, уткнувшись в учебник. Она так старательно избегает моего взгляда, что я понимаю: что-то случилось.
– Нэлл?
– Мама? Ты так рано… – она не ждала меня сегодня, я оставила сообщение, что останусь на ночную смену, еще не зная, что освобожусь через час.
Я сажусь рядом, обнимаю ее за плечи.
– Как зовут твое горе, и на кого оно посмело посмотреть вместо тебя?
Она вздыхает так тяжело, что я с трудом прячу улыбку: снежные бури, засухи и наводнения, все это тает и меркнет перед первой несчастной любовью в тринадцать лет. Самое время для женского разговора по душам, даже хорошо, что Дэйва нет дома.
– Я обещала, что никому не скажу.
– Это такая тайна?
– Да нет же! Ты не понимаешь!
– Разумеется. Родители всегда не понимают. Но может я смогу помочь?
– Ты ведь знаешь Тайру.
Я киваю: еще бы мне не знать Тайру, если эта девица проводит у нас дома больше времени, чем у себя. Не хочу сказать про нее ничего плохого, но Дэйв мог бы найти себе девочку и поумнее. Но я не вмешиваюсь – тестирование все расставит на свои места.
– А у Тайры есть старший брат. Он служит в муниципальном управлении безопасности.
Только этого мне не хватало. Одно дело – прыщавый одноклассник, и совсем другое – штурмовик.
– Он сказал Тайре, чтобы она завтра не вздумала пойти с Дэйвом, потому что все будет всерьез. А она предупредила меня, потому что Дэйв… они поссорились, он не стал ее слушать. Но я даже не знаю, где он! И меня он тоже не послушает!
Я никогда не думала, что кровь действительно может стынуть в жилах. Нэлли говорит, торопливо, захлебываясь словами, так, что я не все успеваю разобрать, но того, что мне слышно достаточно, чтобы чувствовать, как от сердца по всему телу медленно расползается холод. Завтра главы муниципалитетов нашего сектора собираются передать представителю Верховного Совета прошение инициативной альфа-группы. Они предлагают вернуться к прежней практике и снова добавлять супрессанты в государственные рационы для дельт. Вполне разумная петиция, учитывая, как сильно возросла преступность, не говоря уже о эффекте отмены, от которого больше всего пострадали именно дельты.
Свобода – это прекрасно. На словах. А на деле за чужую свободу всегда приходится кому-нибудь расплачиваться. Блейку бы не помешало спуститься со своего прекрасного корабля на землю, и посмотреть, во что выливается его борьба. Потому что заканчивается это всегда одним и тем же. Кровью. Студенты и старшеклассники собираются протестовать против петиции. Завтра они выставят пикеты на подходе к городскому управлению. Какая-то спираль абсурда: те, кому недостаточно свободы, будут протестовать против тех, кому этой свободы слишком много.
Завтра… еще три часа, и уже настанет сегодня. Особенный день, день рождения Дэйва. Я перебираю в уме даты, год за годом, начиная с самого первого. Восемнадцать лет. От крошечного комочка с припухшими веками и жадными губами, до взрослого мужчины. Я давно уже не умиляюсь размеру обуви и аппетиту, я знаю, что мой сын вырос, что наступило время отпускать. Но у меня все еще есть три часа.
В полночь он станет совершеннолетним. Если его не убьют завтра, если его арестуют, центральный компьютер будет считать его полноправным гражданином. Сегодня он еще ребенок. Я отправляю Нэлли спать, чужим голосом обещаю, что обо всем позабочусь, что никуда его не пущу, и что Тайра – замечательная девочка. Нэлли верит мне, она слишком напугана, чтобы не верить.
Три часа. Дэйв никогда не простит меня. Вернее, не простил бы. Я запуталась в наклонениях. Не простит, если узнает? Но он не будет знать. Набрать номер получается с третьего раза, пальцы скользят по кнопкам.
Они вежливы, профессиональной, отработанной, но вместе с тем – немного отстраненной вежливостью. Как хирург перед операцией. Они все понимают и поддерживают меня в этом нелегком решении, но за участием во взглядах читается осуждение. Ведь это и моя вина. Я плохая мать, если мне пришлось набрать этот номер. Не хочу, не хочу быть в этом виновной! Я все делала правильно, так, как надо, как положено!
Я подписываю документы, временно передаю опеку. На два часа. Остается только ждать. Мне объясняют, что программа реабилитации для подростков использует щадящие методы воздействия, что чем раньше обращаются к профессиональной помощи, тем эффективнее лечение, что если все пройдет без осложнений, он вернется домой уже через три месяца. Но я знаю, что это уже будет кто-то другой.
Я отвечаю что-то, киваю, уточняю, что в подобных случаях квалификационное тестирование переносят в индивидуальном порядке, подтверждаю, что понимаю важность профилактических осмотров после того, как проведут основной курс.
Дэйв приходит домой за десять минут до полуночи. Соблюдает уговор: я закрываю глаза на поздние отлучки, но ночует он в своей постели. Женщина в строгой форменной юбке встает ему навстречу, он щурясь, всматривается в эмблему ювенального департамента на ее груди, и оборачивается ко мне. Только смотрит, не сказав ни слова, и в этот момент я понимаю, что он действительно вырос.
Я могла бы сказать ему, что делаю это ради него. Что три месяца в реабилитационном центре куда лучше, чем тюремная колония или пуля в затылок. Но вместо этого молча смотрю ему в спину. Мои минуты истекают. Девятка на табло сменяется нулем. Полночь.

@темы: фанфики, блейкс7

---

Пересмотр. 4.06. Headhunter

С некоторым запозданием, но продолжаю пересмотр.
Ну что тут можно сказать первым делом: Эйвон - технократ. Эта серия яснее всех прочих показывает, почему он не способен быть лидером. Он игнорирует человеческий фактор. Напрочь.
Даже проблему борьбы с Федерацией он пытается решить техническими методами: соберем экспертов, соорудим крутые технические штучки и несомненно победим, потому что будем умнее. Сама идея, что одного ума недостаточно, иначе Энзор и ему подобные правили бы Федерацией, вместо того, чтобы прятаться по углам, ему почему-то в голову не приходит. Точно так же, как не приходит в голову идея опасности научного прогресса. То ли эта концепция чужда этому обществу, то ли Эйвон ее игнорирует.
Орак в этой серии прекрасен. Он впервые в открытую идет против Эйвона, более того, он подчеркивает свое недовольство, по сути дела, назвав Эйвона "хозиян" он дает тому понять, что Эйвон вел себя как идиот, и что Эйвон способен иметь дело только с компьютерами врода Раба, обязанными подчиняться, но уж никак не с андроидом Мюллера, не скованным ограничениями.
Эвону неловко перед Ораком. Пожалуй, более неловко, чем перед Таррантом и остальными.
Команда кое-чему научилась на Терминале. Больше Эйвону не позволят сходить с ума. Если он хочет гробить себя лично, как в Ассасине - на здоровье. Но утащить за собой их всех ему больше не позволят. Тем страшнее окажется Гауда Прайм. Она до самой последней минуты казалась спасением, а не безумием.
Таррант вырос. Окончательно. Он больше не бодается с Эйвоном за власть, он препирается только тогда, когда считает правильным подчиниться. Когжа подчиняться не собирается - просто делает то, что считает нужным. И Эйвону, вообщем-то, повезло, что Таррант добровольно принял вторую роль. Потому что без Калли и после Терминала большой вопрос, за кем пошла бы команда.
У Суулин обостренный инстинкт самосохранения, настолько, что она чисто на нем верит Ораку, хотя и признает, что это безумие. У Эйвона инстинк самосохранения работает все хуже и хуже...
В этой серии первый случай открытого бунта команды. И что показательно, Эйвон этот бунт молча проглотил, хотя продолжал считать, что он прав.
Похоже, что картель робототехники - независимая корпорация, будь они под федеральным контролем, у них бы так легко ученых не воровали.
При всем своем технократизме, Эйвон почему-то использует Орака как справочник. Интересно, что он собирался делать с андроидом.
Ну и чисто визуальное: Эйвон - позер! Эти позы, эти жесты, как он поправляет волосы, сняв шлем, ну просто памятник самому себе. Чем дальше, тем театральнее движения, словно он их просчитывает перед тем, как сделать.